Вот он я, какой я есть, я жив и ничего не хочу для себя, хочу только делать то, что Ты хочешь от меня, — то, для чего Ты меня послал сюда. Если я плох и был, и есть, то ведь Ты все-таки держишь меня, каким я есть, и я плох для себя, а не для Тебя, стало быть я нужен Тебе. Ну и вели мне делать, что Тебе надо. Я готов на всё. Я плох, но с моим телесным и душевным убожеством я готов на всё и буду делать это Твое дело, как я делал его прежде бессознательно, теперь сознательно, и не только в этой жизни, но всегда, везде, и во время моей смерти, и после нее. Я от Тебя не уйду, и Ты от меня не уйдешь, п[отому] ч[то] я часть Тебя. И нет разделения между Тобою, и нет смерти; а есть ряд перемен, кот[орые] и пережил уже2 я и лучшие переживу еще. —
Так иногда чувствую минутами, и когда так чувствую, становится твердо и радостно. Но недолго. Но все-таки, когда побывал в этом состоянии и знаешь, что оно есть, то и в слабые минуты тверже.
Испытываете ли вы подобное? Или болезнь, страдания, молодость мешают этому? Напишите мне или попросите кого писать мне. Вы мне всегда были дороги, а еще более полюбил вас после того, как Пав[ел] Ив[анович] рассказал мне про вас.
Прощайте пока, целую вас.
Любящий вас Л. Толстой.
Печатается по машинописной копии из AЧ. Впервые опубликовано в журнале «Русское прошлое», III, Пгр. — М. 1923, стр. 142—143. Датируется на основании Списка М. Л. Толстой.
1 П. И. Бирюков, ездивший, по просьбе В. Г. Черткова, навестить Аполлова, уведомил Толстого о состоянии здоровья больного Аполлова в письме от б июля.
2 Слово уже, отсутствующее в копии AЧ, вставлено по публикации.
500. В. Г. Черткову от 20 июля 1893 г.
* 501. Т. Л. и Л. Л. Толстым;
1893 г. Июля 31. Я. П.
Ты знаешь уж, верно, что Маша уехала с Леон[илой] Фомин[ичной]. Я этому очень рад. Вера1 тоже уехала с ними. Она совершила подвиг: выпустила всех птиц мальчиков Сани и Васи2 и за это была ругана жестоко. Все виноваты, как всегда. Рад я за Машину поездку, п[отому] ч[то] это ее развлечет и, главное, Леон[ила] Фом[инична] очень разумно, твердо и кротко смотрит на это дело; видит, что это дурно, понимает слабость Маши, но ни минуты не оправдывает. Поша, кот[орый] приехал вчера и всё уже узнал от Мокана3 в Бегичевке, написал ей (Маше) письмо такое хорошее, доброе, умное, что я прослезился, читая его.4 Сейчас напишу ей тоже, что бог на сердце положит.5 Спасибо за вести. Мне интересно, главное, как ты, Лева, относишься к советам Захарьина.6 Надо всё исполнять. Надо быть последовательным. Доктора нужны, главное, на то, чтобы не лечиться самому, и в особенности такие, как Захарьин, на кот[орого] жаловаться есть только одна инстанция — бог. Как наш дурачок в саду, когда мы были детьми, молился: Ты мой лекарь, ты мой аптекарь.7 Как-то вам там живется? Кланяйтесь всем и приезжайте поскорее. Чертков едет завтра и увозит с собой Пошу.
Л. Т.
Целую вас, милые друзья.
На конверте: Николаевская ж. д. Ст. Подсолнечная, в Никольское. Графине Олсуфьевой. Графине Татьяне Ль[вовне] Толстой.
Датируется на основании почтового штемпеля отправления.
Т. Л. Толстая, сопутствовавшая Льву Львовичу в его поездке в Москву к доктору Захарьину, выехала с ним из Ясной Поляны вечером 26 июля.
Из Москвы они проехали к Олсуфьевым в имение Никольское-Обольяново, ныне село Подьячево, Коммунистического района Московской области.
1 В. А. Кузминская. Об отъезде М. Л. Толстой и В. А. Кузминсков в имение Л. Ф. Анненковой см. прим. к письму № 502.
2 Братья В. А. Кузминской.
3 М-r Moccand, гувернер Андрея и Михаила Львовичей.
4 Письмо неизвестно.
5 См. письмо № 502.
6 Григорий Антоновнч Захарьин (1829—1896), профессор Московского университета, врач-терапевт, пользовавшийся большой известностью.
7 Об этом дурачке Толстой писал в своих «Воспоминаниях» (см. т. 34).
* 502. М. Л. Толстой.
1893 г. Июля 31. Я. П.
Как вы доехали и как ты себя чувствуешь, милая гадкая Маша? У нас всё по-старому. И чувства мои по-старому. И боюсь помешать тебе жить, и боюсь быть виноватым перед собой и тобой. Ответа1 не мог еще написать. Поша едет с Чертк[овым] к нему.2 Пиши. Целую Веру. Привет дорогой, милой Л[еониле] Ф[оминичне] и Константину] Н[иканоровичу].
Л. Т.
На обороте: Льгов, Курской губернии. С. Ивницы. Леониле1 Фоминичне Анненковой для передачи М. Л. Т.
Впервые опубликовано на немецком языке в книге: «Valer und Tochter», Берлин 1927, стр. 48. Написано в одни день с письмом к Т. Л. и Л. Л. Толстым (см. № 501).
1 Н. А. Зандеру. В Дневнике Толстого 16 августа, почти после месячного перерыва в записях, отмечено: «Самое важное событие за это время было затеянное дело М[аши] с З[андером]. Она была очень жалка» (см. т. 52, стр. 97). Увлечение М. Л. Толстой учителем Н. А. Зандером не нашло сочувствия ни в ком из ее семейных. 22 июля Зандер покинул Ясную Поляну, обещав не переписываться с Марией Львовной. Гостившая в конце июля в Ясной Поляне Л. Ф. Анненкова, бывшая в дружеских отношениях с М. Л. Толстой, уехала с ней 30 июля на неделю к себе в имение. См. письмо Толстого к Н. А. Зандеру от 3 августа, № 503.
2 П. И. Бирюков 3 августа уехал вместе с приехавшим в Ясную Поляну В. Г. Чертковым на его хутор Ржевск, Воронежской губ., для принятия от него дел редакции «Посредника», заведование которой Бирюков согласился взять на себя.
503. H. A. Зандеру.
1893 г. Августа 3. Я. П.
Дорогой Николай Августович, я получил ваше письмо уже давно и долго не отвечал на него, не столько оттого, что было некогда, сколько оттого, что не мог собраться с мыслями, чтобы ответить вам так, как хотелось, т. е. чтобы не быть несправедливым и вместе с тем искренним.
Судя по письму вашему ко мне и М[арье] Алекс[андровне], я совершенно ясно вижу, что то, что вы принимаете за внутреннюю работу вашего сознания, есть только увлечение и невольный самообман. Внутренняя работа сознания есть дело такое важное, что для того, чтобы она успешно совершалась, надо быть совершенно спокойным, а не под внешним влиянием.
С другой стороны, женитьба есть такой страшный шаг в жизни, что для того, чтобы сделать его, надо, как я и говорил вам, иметь ясно определенные и твердые воззрения, а не в ту минуту, когда увлечен, составлять себе эти воззрения, и даже этими воззрениями поддерживать и оправдывать свое увлечение.
Вы знаете мои взгляды на брак вообще: лучше не жениться, чем жениться. Жениться можно только в том случае, когда есть полное согласие взглядов или непреодолимая страсть. Здесь же нет ни того, ни другого: взгляды, хотя вам и кажется, что они одинаковы — совершенно различны, как они и были различны месяц тому назад; а страсти, по крайней мере со стороны Маши, я знаю, что нет, а есть самое странное, быстрое, случайное, ничем не оправдываемое увлечение. То, что я вам пишу, я сообщу Маше, зная ее любовь и доверие ко мне, и боясь, злоупотребив этой любовью, насиловать ее.
Искренно от всей души желаю вам всего хорошего и прошу вас с той же любовью и уважением отнестись ко мне, с каким я отношусь к вам.
Л. Т.
3 августа.
Печатается по копии рукой М. А. Шмидт. Впервые опубликовано в журнале «Современные записки», Париж 1926, XXVII, стр. 229—230; в СССР опубликовано в журнале «Печать и революция» 1928, 6, стр. 105—106.
Николай Августович Зандер — врач по профессии; с 1 марта 1893 г. учитель музыки (скрипки) младших сыновей, сначала приходящий, а 6 мая 1893 г. переехавший с семьей Толстых в Ясную Поляну.
В АТ хранится только одно письмо Зандера к Толстому — из Москвы от 24 июля 1893 г., в котором он писал о своих мыслях и отношениях с родными; о Марии Львовне в письме не упоминается. Толстой, очевидно, отвечает Зандеру на его вопросы, сделанные им в письме к М. А. Шмидт. Письмо это неизвестно.
504. М. Л. Толстой. Неотправленное.
1893 г. Июля 31 и августа 3. Я. П.
Как ты доехала ж как себя чувствуешь, милая гадкая Маша?
У нас и в душе у меня всё по-старому и о тебе думаю так же: боюсь влиять на тебя, мешать тебе жить, мешать проделать всё, даже несчастье, понести наказание за свои грехи, которое, мож[ет] б[ыть], неизбежно нужно тебе, и боюсь не сказать той правды, кот[орую] обязан говорить всякому. Не думай, что я что-нибудь новое хочу сказать тебе. Сейчас перечитывал письмо Зандера и тужился, тужился, чтобы что-нибудь написать, и не мог.
До этого места я дописал, когда послал тебе маленькое письмо,1 милый друг. Нынче 3-го августа я проводил Черткова и Пошу. Лева и Таня приехали. Приехал и Миша2 с Сухотиным.3 Сейчас вечером приехали Зиновьевы и на верху играют. А я успокоился и написал письмо З[андеру].4 Я попрошу Таню списать это письмо и приложу его сюда. Прости меня, если я огорчил тебя тем, что я пишу о твоем чувстве. Если ты меня не простишь, то бог простит меня, п[отому] ч[то] я перед ним употреблял все силы, чтобы поступить не для себя, а для него, как нужно и как он хочет. И думаю, что правда не может быть грехом. —
Я ведь не переставая думаю об этом — и не думаю, а чувствую, болею. Что было тяжело? Да, Маша. —
Грубо сказать тебе — мое чувство такое: подумаю прежде, что ты выйдешь за Пошу, за Р[аевского], что Таня выйдет за М[ишу]5 и ничего: интересно и волнительно. Но подумаю об этом и больно, больно, как было, когда ты на диване в первый раз сказала мне. И не думай, что тут аристократизм — нет. Семенов бы не оскорблял,6 а что-то не то, не правда. Милая, голубушка, хоть я в письме скажу то, что часто хочу сказать, но совестно: как ни больно тебе, но надо тебе вынуть эту занозу, признаться себе, что на тебя нашла какая-то болезнь — я знаю такие — кумыс ли это сделал? И ряд случайностей. Против него не хочу говорить. Для меня одно, это то, что я пишу ему: самый нелепый, не имеющий никакой основы, брак: ни рассудочной, ни страстной, ни разумной. А какая-то уродливая выходка.
Целую Веру. Не милую гадкую, а милую хорошую Леон[илу] Фом[иничну]
