я отплатить за нее добром. Скоро ли вы едете?1 Как вам живется? Не поддавайтесь первым настроениям, а помните, что борьба с собой есть не случайность, а наше нормальное положение. Ну, пока прощайте, целую вас.

У нас всё то же. Леве немного получше. Вчера встретил на улице Хохлова оборванного, обовшивевшего и измученного. Я много говорил с ним — и боюсь сказать, чтобы не ошибиться — но мне кажется, что он выйдет на путь. Надо бы ему выдти, потому что всё, что он делает, он делает только во имя самого хорошего. И мы не судья. Он знает, чтó ему хорошо. Прощайте.

Любящий вас Л. Толстой.

На отдельном листке от блокнота:

1. Недостает правды. Надо назвать по имени, что значит эта исключительная привязанность. — Дружба? Отчего ее нет с другими.

2. А если это простое влюбление, то надо знать это. —

3. А если знать, то нельзя не видеть, что это очень дурно, потому что заставляет страдать и мать, и ее, и Сережу, и Леву, и меня, и заставляет скрывать.

4. Она чувствовала верно, и вы невольно, я думаю, хитрили, стараясь удержать эти неестественные отношения.

4. Показыванье дневников есть нечто в роде умышленного духовного декольте друг для друга — средство привлечения друг друга, совсем дурное и лживое.

5. Лечение — сознание2 правды. Лекарство — противоположное причине. Причина было неестественное продолжительное сближение и гипнотизация. Лечение — отдаление. —

6. Ничего не было и нет. Нет никакого «это». Все прежние отношения должны быть кончены.

На конверте: Е. И. Попову.

Датируется предположительно на основании содержания и ответного письма адресата от 8 апреля 1894 г.

1 В связи с биографией Дрожжина, которую взялся писать Е. И. Попов, Толстой советовал ему побывать у родных Дрожжина в Харьковской губ. для получения от них более полного материала. См. письмо № 34.

2 Зачеркнуто: истины.

101. Шарлю Саломону (Charles Salomon).

1894 г. Апреля 6. Москва.

Cher Monsieur Salomon,

С переводом поступайте, как хотите. Искренно говорю вам, что меня это издание этой статьи1 во Франции очень мало интересует; мысль же о том, что вы бы стали делать скучное и ненужное вам дело только из-за того, что вы обещали, была бы мне очень неприятна. Лев наш приехал к нам почти такой же, каким уехал. Теперь он как будто поправляется. Часто вспоминаем о вас и о вашей доброте и дружбе к нему. Передайте, пожалуйста, наш общий привет вашей матушке.

Article Arvède Barine2 очень дурной, п[отому] ч[то] вполне лживый, и, как я ни не люблю газетные заявления, я бы был вам очень благодарен, если бы вы поместили в какой-нибудь франц[узской] газете, переведя, мои следующие несколько слов:

3 Рассуждения Г. Арвед Барин, напечатанные в…… о том, как вследствие неприложимости к жизни христианского учения нравственности, я, для того, чтобы быть доступным детям, должен был в своей азбуке отступить от духа этого учения и проповедывать в детских рассказах мораль языческую, — рассуждения эти очень тонки и остроумны, но, к сожалению, совершенно неприложимы к настоящему случаю, так как рассказы, помещенные в азбуке, написаны мною не 18 месяцев тому назад, как это пишет Г. Арв[ед] Бар[ин], а 27 лет тому назад,4 тогда, когда христианское учение мне было совершенно чуждо, и я руководился в выборе рассказов для азбуки только их понятностью и интересом для детей.

Л. Толстой.

Очень обяжете меня, дорогой Карл Альфонсович, если исполните эту мою просьбу.5

Дружески жму вашу руку.

Любящий вас Л. Толстой.

6/18 апреля 1894.

Печатается по фотокопии. Автограф хранится в Национальной библиотеке в Париже. Опубликовано впервые в «Mélanges publiés en l’honneur de Mr. Payl Воуег», Париж, 1925, стр. 58—59, и затем в «Летописях», 2, стр. 154—155.

Ответ на письмо Ш. Саломона от 6 апреля н. ст. 1894 г.

1 Речь идет о статье «Религия и нравственность».

2 Арвед Барин, псевдоним французской писательницы Шарль Венсан (Charles Vincens, 1840—1908), автора нескольких историко-литературных и исторических этюдов и переводчицы на французский язык «Детства», «Отрочества» и «Юности» Толстого (Léon Tolstoi, Souvenirs: Enfance, Adolescence, Jeunesse», Париж, 1887).

Статья Арведа Барина: «Un Abécédaire de Tolstoi» [«Азбука» Толстого] была напечатана в газете «Journal des Débats» от 27 марта 1894 г. Автор статьи по недоразумению принял 18-е издание «Азбуки» 1892 г. за новый труд Толстого, якобы составленный им 18 месяцев тому назад и оставшийся до сих пор неизвестным за границей.

3 Зачеркнуто: Аргументация

4 Рассказы для «Азбуки» и «Книг для чтения» писались Толстым в 1871—1874 гг.

5 При письме от 7 мая н. ст Саломон прислал Толстому вырезку из «Journal des Débats» от 3 мая 1894 г. с напечатанными его возражениями на статью Барин и ее ответом, в котором она признавала свою ошибку.

* 102. Т. С. Дудченко.

1894 г. Апреля 7. Москва.

Дорогой Тих[он] Сем[енович]. Очень благодарен вам за ваше письмо.1 Знать, что делается близкими нам по духу людьми, и то, что над ними делается, нам всем очень нужно. Знать, что делают люди во имя учения Христа, как, напр[имер], то, что делал Дрожжин, кот[орый], как вы знаете, вероятно, был замучен и умер за истину, или даже что, как вы пишете, делается у вас, где чужие люди сходятся для того, чтобы жить братскою любовью, — знать это нам всем поучительно и ободрительно. Самая действительная проповедь есть проповедь жизнью, примером и потому, чем больше известны другим людям христианские дела, тем это лучше. Знать же, что всем тем, кот[орые] пойдут по пути Христа, предстоят гонения и страдания, еще более полезно знать для того, чтобы люди делали свои дела не для своей выгоды, а для бога. Я на днях был в Воронежской губернии у Черткова и был там у крестьянина Емельяна Ещенко. который последние годы был руководителем общины духовных христиан, отказавшихся от церкви, хотя и не открыто, и старавшихся в жизни исполнить учение Христа. Емельян человек очень умный и искренно верующий и потому ему в последнее время показалось противным духу христианскому те почести, кот[орые] ему оказывали, то повиновение, кот[орое] они к нему имели, и все те обряды, кот[орые] у них установились, и он отказался быть руководителем, говоря, что руководителем каждого может быть только Христос или истина. И отказ его вызвал большое недовольство. Я же считаю, что он поступил вполне разумно. Я рассказываю вам этот случай для того, чтобы узнать, есть ли у вас что-либо подобное, есть ли известные формы и обряды? Я же думаю, что все такие формы и обряды служат большей частью признаком ослабления истинного христианского духа, кот[орый] выражается всегда в делах любви, а не в общественных молитвах, постах, собраниях и т. п. — Как у вас? Дай бог, чтобы не складывались такие формы, служащие признаком омертвелости, а была бы, как теперь, деятельная, живая любовь, выражающаяся взаимной помощью и единением.

Передайте мою любовь всем людям, знающим меня.

Любящий вас Л. Т.

Печатается по копии, написанной рукою М. А. Шмидт. Дата копии.

Тихон Семенович Дудченко (1853—1920) — из г. Сум Харьковской губ., бывший студент юридического факультета Петербургского университета. Оставив университет, занялся земледельческим трудом. С Толстым познакомился в 1889 г. и бывал у него несколько раз в Ясной Поляне. В 1892 г. был административно выслан на два года из Харьковской губ.; жил одно время в общине на хуторе «Водопад» близ Пятигорска, а затем в Кисловодске, где имел небольшой участок земли.

1 Письмо это неизвестно.

103. В. Г. Черткову от 7 апреля.

* 103а. Л. П. Никифорову.

1894 г. Апреля 8—9. Москва.

Не успел еще просмотреть вашу рукопись, действительно не успел. Мопасана предисловие, кажется, кончил, хочу дать нынче набирать. — Англ[ийского] рассказа или романа пока не знаю. Когда попадется, сообщу.

Извините, что пишу так кратко. Спешу.

Л. Толстой.

На обороте открытки: Рыбинско-Бологовская жел. дор. Ст. Троица. Льву Павловичу Никифорову.

Датируется на основании почтового штемпеля отправления.

Ответ на письмо Никифорова от 3 апреля 1894 г., в котором он напоминал, что послал Толстому, с письмом от 12 марта, «тетрадку афоризмов и замечаний», извлеченных из его художественных произведений, и просил прислать для перевода какую-нибудь английскую книгу. См. письмо № 85.

104. В. Г. Черткову от 14 апреля.

105. Воронежским эсперантистам.

1894 г. Апреля 27. Москва.

Милостивые государи.

Я получил ваши письма и постараюсь, как сумею, исполнить ваше желание, т. е. — высказать свое мнение о мысли вообще всенародного языка и о том, насколько язык эсперанто1 соответствует этой мысли.

В том, что люди идут к тому, чтобы составить одно стадо, с одним пастырем разума и любви, и что одной из ближайших предшествующих ступеней этого должно быть взаимное понимание людей друг друга, в этом не может быть никакого сомнения. Для того же, чтобы люди понимали друг друга, нужно или то, чтобы все языки сами собою слились в один (что если и случится когда-либо, то только через очень большое время), или то, чтобы знание всех языков так распространилось, чтобы не только все сочинения были переведены на все языки, но и все бы люди знали так много языков, чтобы все имели возможность на том или другом языке сообщаться друг с другом, или то, чтобы был избран всеми один язык, которому обязательно обучились бы все народы, или, наконец, то (как это предполагается волапюкистами и эсперантистами), чтобы все люди разных народностей составили бы себе один международный облегченный язык и все обучились ему. В этом состоит мысль эсперантистов. Мне кажется, что последнее предположение самое разумное и, главное, скорее всего осуществимое.

Так я отвечаю на первый вопрос. На второй вопрос — насколько язык эсперанто удовлетворяет требованиям международного языка, — я не могу ответить решительно. Я не компетентный судья в этом. Одно, что я знаю, это то, что воляпюк2 показался мне очень сложным, эсперанто же, напротив, очень легким, каким он должен показаться всякому европейскому человеку. (Я думаю, что для всемирности в настоящем смысле этого слова, т. е. для того, чтобы соединить индийцев, китайцев, африканские народы и пр., понадобится другой язык, но для европейского человека эсперанто чрезвычайно легок.) Легкость обучения его такова, что, получив лет шесть тому назад эсперантскую грамматику, словарь и статьи, написанные на этом языке, я после не более двух часов занятий был в состоянии, если не писать, то свободно читать на этом языке.

Во всяком случае, жертвы, которые принесет каждый человек нашего европейского мира, посвятив несколько времени на изучение этого языка, так незначительны, а последствия, которые могут произойти от усвоения всеми, — хотя бы только европейцами и американцами — всеми христианами — этого языка так огромны, что нельзя не сделать этой попытки. Я всегда думал, что нет более