Скачать:PDFTXT
Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 67. Письма, 1894 г.

совестился высказывать, как будто это хорошее было уже что-то излишнее. Это был удивительный, чистый, нежный, гениальный старый ребенок, весь по края полный любовью ко всем и ко всему, как те дети, подобно которым нам надо быть, чтобы вступить в ц[арство] н[ебесное]. Детская сила была у него и досада и обида на людей, не любивших его и его дело, а его дело было всегда не его, а божие, и детская благодарность и радость тем, кто ценили его и его дело.

Он, которому должен был поклоняться весь христианский мир, был вполне счастлив и сиял, если труды его оценивались гимназистом и курсисткой. Как много было людей, которые прямо не верили ему только потому, что он был слишком ясен, прост и любовен со всеми. Люди так испорчены, что им казалось, что за его добротой и лаской было что-то, а за ней ничего не было, кроме бога-любви, которая жила в его сердце. А мы так плохи часто, что нам совестно, неловко видеть этого бога любви, он обличает нас, и мы отворачиваемся от него. Я говорю не про кого-нибудь, а про себя. Ну зато теперь больше люблю. И он не ушел от меня. Знаю, где найти его. В боге. Поднимает такая смерть, такая жизнь. От Петруши, его сына, было длинное письмо, описывающее его последние дни и смерть. Он только что готовился работать и был в полном обладании своих духовных сил, был весел, приехал домой, вышел из экипажа, ахнул несколько раз и помер… Хорошо вы мне пишете про мою работу. Вы так хорошо определяете то, что нужно делать. Да до сих пор не делается. Кажется, что эта работа сверх моих сил.2 Впрочем, не могу судить, так как последнее время не совсем здоров и слаб.

Прощайте пока. Поклон вашим семейным. Е. И.3 я пишу нынче же.

Л. Т.

Печатается по машинописной копии. Впервые опубликовано (почти полностью) П. И. Бирюковым — Б, III, изд. Ладыжникова, Берлин, 1921, стр. 385—386, с датой 14 июня 1894 г. Дата копии.

Иван Иванович Горбунов-Посадов (1864—1940) — в то время ближайший помощник Бирюкова по издательству «Посредник». См. т. 50, стр. 254.

Ответ на два письма И. И. Горбунова-Посадова от 27 мая и от 5 июня 1894 г.

1 Николая Николаевича Ге.

2 Новая начатая Толстым работа над изложением своей веры («Катехизис»).

3 Евгению Ивановичу Попову.

* 155. Е. И. Попову.

1894 г. Июня 12. Я. П.

Я только хотел прибавить к тому, что пишет Ч[ертков],1 что в этом деле надо иметь в виду преимущественно ее — вашу жену, — что для нее важнее, чем для вас, ваш поступок не по сущности, а по последствиям.2 Главное, что если бы для этого — для поступка, могущего причинить вред ближнему, нужно бы было совершить безразличный поступок, а то поступок-то — обещаться подписать всё, что она вздумает, — не хороший. Может быть, то, что она пришлет, подписать можно, тогда прекрасно. От души очень желаю вам освобождения, но не через грех, который не освобождает, а связывает.

Печатается по копии, написанной рукой В. Г. Черткова. Письмо представляет собой приписку к письму В. Г. Черткова к Е. И. Попову. Датируется на основании последующего письма к Попову от 12 июня 1894 г., написанного Толстым в тот же день.

Ответ Е. И. Попову на письмо его от 9 июня 1894 г.

1 Письмо В. Г. Черткова к Е. И. Попову было взято жандармами при обыске у Попова в Москве 18 июня и пропало.

2 Речь идет об отношении Е. И. Попова к своей жене, обратившейся к нему с просьбой дать согласие на оформление развода.

* 156. Е. И. Попову.

1894 г. Июня 12. Я. П.

12 июня 1894 г.

Приписал нынче несколько слов к письму Черткова о требованиях вашей жены, прибавить к ним ничего не могу. Если бы у вас было желание удержать ее, воспользоваться своим правом, тогда бы вам было трудно отказать ей, — но так как этого нет, то вам нечего бояться. Пусть только она не требует от вас дурного. Она должна бы понимать это. Я удивлялся всегда и теперь удивляюсь на ее ужасный тон относительно вас. И очень сочувствую вам, и если могу советовать, то советую только одно: не поддаваться тем чувствам раздражения или желания освобождения во что бы то ни стало, которые должен вызывать в вас этот тон. Не решайте дела под влиянием чувства, а тогда, когда почувствуете себя свободным. Вы говорите, что если бы это было накануне смерти, вы бы не отказали ей. Разумеется, никто не откажет просящему накануне смерти, если просьба эта относится только до просящего. Но если меня накануне смерти попросят о чем-либо, касающемся меня, например, попросят причаститься, я наверное откажу. —

Спасибо за последнюю тетрадь Лаотзи. Я прочел, и многое очень понравилось. Сил мало, я слаб, и что-то не работается. И моя работа «Катехизис» стала. Спасибо и за письмо Кондратьева.1 Вот вам письмо Фейнермана.2

Прощайте, думайте и решайте с богом, тогда всё хорошо будет, т. е. не с Чертковым и со мной, а с богом.

Л. Т.

Печатается по машинописной копии. Автограф взят жандармами во время обыска у Попова в Москве 18 июня 1894 г. Дата копии.

1 О Василии Кондратьеве см. прим. к письму № 38. Попов послал Толстому письмо Кондратьева к И. М. Трегубову от 24 мая 1894 г. с подробностями обыска у Д. Р. Кудрявцева.

2 Письмо И. Б. Файнермана от мая 1894 г. с известием об аресте Д. Р. Кудрявцева (см. письмо № 146, прим. 6).

157. В. В. Стасову.

1894 г. Июня 12. Я. П.

Владимир Васильевич,

Очень рад, что вы цените деятельность Ге и понимаете ее. По моему мнению, это был не то, что выдающийся русский художник, а это один из великих художников, делающих эпоху в искусстве. Разница наших с вами воззрений на него та, что для вас та христианская живопись, кот[орой] он посвящал исключительно свою деятельность, представляется одним из многих интересных историч[еских] сюжетов, для меня же, как это было и для него, христианское содержание его картин было изображение тех главных, важнейших моментов, которые переживает человечество, п[отому] ч[то] движется вперед человечество только в той мере, в которой оно исполняет ту программу, кот[орая] поставлена ему Христом и кот[орая] включает в себя всю, какую хотите, интелектуальную жизнь человечества. Это мое мнение отчасти и отвечает на ваш вопрос, почему я говорю о Христе.1 Не говорить о Христе, говоря о жизни, человечестве, и о тех путях, по кот[орым] оно должно идти, и о требованиях нравственности для отдельного человека, всё равно, что не говорить о Копернике2 или Ньютоне,3 говоря о небесной механике. О боге же я говорю, потому что это понятно самое простое, точное и необходимое, без которого говорить о законах нравственности и добра так же невозможно, как говорить о той же небесной механике, не говоря о силе притяжения, которая сама по себе не имеет ясного определения. Так же, как Ньютон, для того, чтобы объяснить движение тел, должен был сказать, что есть что-то, похожее на притяжение тела — quasi attrahuntur,4 так и Христос и всякий мыслящий человек не может не сказать, что есть что-то такое, от чего произошли мы и всё, что существует, и как будто по воле которого всё и мы должны жить. Вот это есть бог — понятие очень точное и необходимое. Избегать же этого понятия нет никакой надобности, и такой мистический страх перед этим понятием ведет к очень вредным суевериям.

Ге письма я вам соберу, соберу его письма к дочерям.5 Его разговоры — в особенности об искусстве, были драгоценны. Я попрошу дочь записать их и помогу ей в этом.6 Особенная черта его была необыкновенно живой, блестящий ум и часто удивительно сильная форма выражения. Всё это он швырял в разговорах. Письма же его небрежны и обыкновенны.

Желал бы очень повидаться.

Лев Толстой.

На конверте: Петербург. Публичная библиотека. Владимиру Васильевичу Стасову.

Впервые опубликовано в книге T. Л. Сухотиной-Толстой «Друзья и гости Ясной Поляны», М. 1923, стр. 88—90, с датой: «12 июня 1894 г.».

Ответ В. В. Стасову на его письмо от 9 июня 1894 г. (см. «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», Спб. 1929, стр. 124—126).

1 В письме от 9 июня Стасов писал: «Почти постоянно вы опираетесь на мысли о Христе, о боге. На что это? На что нам тот и другой, когда так легко и разумно вовсе обойтись без них? По крайней мере я лично, сам не чувствую ни малейшей надобности ни в том, ни в другом представлении для того, чтобы быть хорошим и настоящим человеком (чего себе от всей души всего более желаю). На что мне чьи-то изречения, чьи-то приказы, чьи-то требования, когда я и сам способен поставить самому себе все эти законы и цели из самого себя, помимо идеи и о Христе и о боге. Я желаю и чувствую себя способным быть самостоятельным и идти к добру и правде без «высших», фантастических, выдуманных существ».

2 Николай Коперник (1473—1543), выдающийся польский астроном, основатель современной астрономической системы, доказавший вращение планет вокруг своей оси и вокруг солнца.

3 Исаак Ньютон (1642—1727), знаменитый английский математик и астроном, открывший закон мирового тяготения.

4 [как бы притягиваются], слова Ньютона из его формулировки закона притяжения.

5 Для подготовлявшейся Стасовым биографии Н. Н. Ге. См. письмо № 159, прим. 3.

6 См. главу «Николай Николаевич Ге» в книге Т. Л. Сухотиной-Толстой «Друзья и гости Ясной Поляны», М. 1923, стр. 29—94.

158. Л. Ф. Анненковой.

1894 г. Июня 13? Я. П.

Леонила Фоминична.

В ответ на вопрос вашего мужа о моем мнении касательно делаемого ему вызова имею сказать следующее. Конст[антин] Никанорович работает постоянно в области юридической и потому, вероятно, считает эту деятельность плодотворной. Вызывается он для работ в той же области, но уже не книжной, необязательной, а живой законодательной, переходящей в жизнь. Я думаю, что эта вторая деятельность может быть более плодотворна. Перемены они сделают, будет или не будет в них участвовать К[онстантин] Н[иканорович]. Участие же его может дать этим переменам более полезный или менее вредный характер. В юриспруденции, как и в медицине, я думаю, что движение вперед, совершенствование, состоит в самоуничижении, в отказе от лечения и от суда. И в этом направлении, я думаю, что К[онстантин] Н[иканорович] может быть очень полезен свойственным ему самым гуманным либерализмом, кот[орый] он наверно внесет в свои занятия и кот[орый] всегда ведет к уменьшению судебного вмешательства в

Скачать:PDFTXT

совестился высказывать, как будто это хорошее было уже что-то излишнее. Это был удивительный, чистый, нежный, гениальный старый ребенок, весь по края полный любовью ко всем и ко всему, как те