глубочайшее уважение к созидательным силам трудящихся масс. Стасов ответил на запрос Толстого большим, взволнованным письмом, в котором он подробно характеризовал образцы народной живописи, созданные в разное время в разных странах.

Многие письма в рассматриваемых томах по своему содержанию непосредственно связаны с трактатом Толстого «Что такое искусство?».

Ряд статей о литературе и искусстве, явившихся как бы подготовительными этюдами к этому трактату, был написан Толстым еще в течение 80-х и начале 90-х годов. Работая в 1893—1894 годах над статьей о Мопассане, Толстой затрагивал те большие, коренные проблемы современного искусства, которые впоследствии составили основное содержание его трактата «Что такое искусство?». В письме к дочери Татьяне Львовне, которая сообщала отцу из Парижа об «ужасном впечатлении», вынесенном ею при посещении трех выставок современной живописи, Толстой говорит: «Ты пишешь про внешнюю сторону искусства и отсутствие содержания, вот эти-то и причины и вред этого мне хочется выразить в статье о Мопассане… Надо показать, что есть истинно прекрасное и что условное. Сколько раз я возвращался к этому предмету и всё не умею его ясно высказать. Должно быть, еще во мне неясно. А предмет такой важности, что скрасть неясности не хочется».58

Эти признания гениального художника представляют исключительный интерес и важность. Положительное решение вопроса, «что есть истинно прекрасное», было для Толстого непреодолимо трудным. Отрывая свой идеал прекрасного от освободительной борьбы трудящихся, перенося в свое сознание предрассудки отсталых крестьянских масс, Толстой неминуемо впадал в противоречия; его мечта о «добром» христианском искусстве была и осталась в высшей степени расплывчатой и неясной. Но вместе с тем Толстой уже на первоначальных стадиях работы над трактатом очень ясно видел, с чем надо бороться: он направлял главный огонь критики против «господского», буржуазно-декадентского искусства, и в этом был глубоко прав.

В письме к П. М. Третьякову от 7—14 июня 1894 года Толстой с большой резкостью говорит о тех художниках, у которых забота о технике, о внешних эффектах прикрывает собою ничтожное или даже вредное содержание:

«В искусстве, кроме искренности, т. е. того, чтобы художник не притворялся, что он любит то, чего не любит, и верит в то, во что не верит, как притворяются многие теперь… в искусстве есть две стороны: форма — техника и содержание — мысль. Форма — техника выработана в наше время до большого совершенства. И мастеров по технике в последнее время, когда обучение стало более доступно массам, явилось огромное количество, и со временем явится еще больше; но людей, обладающих содержанием, т. е. художественной мыслью, т. е. новым освещением важных вопросов жизни, таких людей по мере усиления техники, которой удовлетворяются мало развитые любители, становилось всё меньше и меньше, и в последнее время стало так мало, что все не только наши выставки, но и заграничные салоны наполнены или картинами, бьющими на внешние эффекты, или пейзажи, портреты, бессмысленные жанры и выдуманные исторические или религиозные картины… Искренних сердцем, содержательных картин нет».59

Эти мысли были впоследствии развиты Толстым в трактате «Что такое искусство?». Толстой подверг сокрушительной критике бессодержательное, антинародное искусство декаданса. Он с суровой прямотой развенчал видных западных литераторов «конца века», которых буржуазная критика возвела в ранг «мэтров» — Гюисманса и Бурже, Уайльда и Киплинга, Метерлинка и Верлена. Особая сила толстовского отрицания декаданса заключалась в том, что Толстой не просто осуждал мастеров «господского» искусства за вычурность формы, бедность мыслей, низменность чувств, а неопровержимо доказывал зависимость новейшего упадочнического искусства от интересов и вкусов эксплуататорской, паразитической верхушки. Именно в этой смелой, последовательной, уничтожающей критике буржуазного искусства (а заодно и буржуазных нравов, буржуазной морали) современной Толстому эпохи заключался основной пафос его трактата.

По многим письмам Толстого можно проследить, как много внутреннего волнения, подлинной творческой страсти вкладывал он в свой труд, то радуясь, что ему удастся сказать нечто новое и полезное людям, то сомневаясь в своем успехе, но не теряя желания и решимости довести начатую работу до конца:

«…Много читал по искусству и начал писать сначала и в этой работе много вижу нового и хорошего».60 «Понемногу пишу об искусстве, и всё становится интереснее и интереснее. Хотя это и частный вопрос и есть другие вопросы, более нужные и важные, не могу оторваться от начатой работы».61 «Я продолжаю работать над статьей об искусстве, не могу оторваться, и думается иногда, что будет тихая польза, если удастся указать ясно ложь ложного 999/1000 всего производимого под видом искусства. На душе недурно».62

В конце 1897 и начале 1898 года Толстой написал ряд писем о своем трактате «Что такое искусство?» английскому переводчику Э. Мооду. Толстой очень внимательно следил за подготовкой английского издания своего труда, в особенности потому, что первый русский печатный текст был изуродован цензурой, а на английском языке книга должна была выйти без купюр. Английскому изданию Толстой предпослал предисловие, в котором излагал историю своих цензурных мытарств.63

В письмах к Мооду Толстой дает ряд важных частных указаний о переводе тех или иных трудных мест своего трактата, поясняет, иногда исправляет те формулировки, которые кажутся переводчику недостаточно понятными. Отдельные замечания, содержащиеся в этих письмах, дополняют положения Толстого, известные нам по тексту «Что такое искусство?», новыми оттенками.

В одном из писем, например, Толстой разъясняет, что объект его критики не то или иное художественное течение, но всё декадентское искусство в целом: «Прерафаэлиты, декаденты, символисты все вышли из одного направления». Здесь же Толстой подчеркивает специфику искусства, его образную природу; произведения поэзии, говорит он, создаются «не одними словами, но образами, выраженными словами».64 Поясняя, что такое «дурное искусство», Толстой дает следующее определение, в высшей степени характерное для всего строя его мыслей: «Дурным искусством я называю то, которое доступно только некоторым избранным, как и всякое такое искусство, доступное только исключительным людям, я называю дурным искусством».65 В ответ на вопросы Моода Толстой подтверждает, что надо точно передать на английском языке резкие выражения, характеризующие современное буржуазное искусство: «гадости», «пакостные оперы».66

Опубликование трактата «Что такое искусство?» явилось большим событием русской и международной литературно-художественной жизни. Такой труд мог появиться в то время именно в России: в своем осуждении декаданса Толстой непосредственно опирался на реалистические, демократические традиции русской литературы и критики. Ни один из крупных писателей на Западе не говорил об упадке буржуазного искусства с такой прямотой и откровенностью, как Толстой. Некоторые виднейшие передовые деятели русской культуры, отнюдь не разделяя религиозно-моральных воззрений Толстого, сумели правильно понять то главное, что содержалось в его труде, и выразили свою полную солидарность с ним.

Еще в процессе работы над трактатом «Что такое искусство?» и примыкающими к нему статьями Толстой постоянно чувствовал дружескую поддержку со стороны В. В. Стасова, к которому неоднократно обращался за советами и материалами. «…Радостно встретить такого единомышленника, как вы»,67 — писал он Стасову в 1894 году. Выдающийся критик-демократ горячо приветствовал выход трактата Толстого, многие положения которого были близки его собственным взглядам.

Ярким свидетельством того общественного резонанса, который приобрела работа Толстого об искусстве, является письмо И. Е. Репина: «Сейчас прочитал окончание «Что такое искусство?» и нахожусь всецело под сильным впечатлением этого могучего труда Вашего. Если можно не согласиться с некоторыми частностями, примерами, зато общее, главная постановка вопроса так глубока, неопровержима, что даже весело делается, радость пронимает… Вот уж могу без всякого лицемерия крикнуть: я счастлив, что дожил до этого дня!»68

Толстой ответил Репину: «Очень порадовали меня своим письмом. Если моя книга помогла уяснить вопросы искусства такому художнику, как Репин, то труд ее писания не пропал даром».69

В зарубежных странах книга «Что такое искусство?» вызвала бурные споры. Литераторы и журналисты реакционного, декадентского лагеря обрушились на Толстого со злобными нападками, иногда принимавшими непристойно-грубый характер. Зато прогрессивные деятели культуры восприняли смелое выступление Толстого с большим вниманием и сочувствием. В анкете по поводу книги «Что такое искусство?», опубликованной в одном из крупных парижских журналов в 1899 году, на фоне многих недоброжелательных или недоуменных откликов выделялся ответ поэта-социалиста, бывшего участника Парижской коммуны, Кловиса Гюга: «То, что исходит от Толстого, способно волновать целые поколения».70

Принципиальное значение толстовской критики декаданса сумели почувствовать такие выдающиеся — и такие непохожие друг на друга — писатели, как Ромен Роллан, Бернард Шоу, Болеслав Прус. Толстой помог понять наиболее принципиальным и честным деятелям культуры разных стран, что отрыв искусства от народа ведет к его оскудению и гибели. Он помог лучшим зарубежным писателям, работавшим на рубеже XIX и XX веков, противостоять реакционной идеологии и упадочническому искусству эпохи империализма.

Бернард Шоу в рецензии на трактат «Что такое искусство?», опубликованной в газете «Дейли Кроникл» в 1898 году, писал: «Напрасно будем мы в течение многих часов с видом превосходства доказывать, что воззрения Толстого нежизненны, туманны, попросту сумасбродны. Мы все же не сможем избавиться от ощущения укола и встряски, вызванного его простыми словами упрека… Всё, что он говорит в осуждение нашего современного общества, более чем справедливо». Шоу ощутил как главное в эстетике Толстого критику «обманов» буржуазной цивилизации, постановку вопросов искусства в непосредственной связи с острыми социальными проблемами: «Он бесспорно прав в том, что художественные учреждения — это жизненно важные общественные органы… Нам необходимо в будущем относиться к искусству как к важнейшему психологическому фактору в судьбе нации; или нам придется самим пенять на себя».71

Эти строки ярко свидетельствуют, какую большую международную популярность и значимость приобрели выступления Толстого по вопросам искусства.

IV

В конце 90-х годов Толстой завершил работу над романом «Воскресение». Роман начал печататься в журнале «Нива» в марте 1899 года.72

В последние десятилетия жизни Толстого труды религиозно-философского и публицистического характера часто и надолго отрывали его от художественных произведений. Но замыслы романов и повестей развивались и жили в сознании гениального писателя, побуждая его вновь и вновь возвращаться к творческой деятельности.

В сентябре 1894 года Толстой сообщал в одном из писем, что занят кратким изложением своих религиозных взглядов, и добавлял: «Как скоро кончу это, так хочется приняться за, или, скорее, употребить остающийся досуг на художественные работы, которые давно влекут к себе».73 В мае 1895 года Толстой снова пишет: «Буду стараться заниматься всё лето только художественными работами, которые очень привлекают меня».74 Именно летом 1895 года была закончена первая (черновая) редакция «Воскресения».

Период наиболее интенсивной писательской работы над романом приходится на вторую половину 1898 года, когда Толстой готовил свое произведение к печати. Во многих письмах отражено то радостно-напряженное творческое состояние, в котором находился художник в это время. «Я очень рад был случаю заняться своей художественной деятельностью, работая над Воскресеньем, и утешаю себя тем, что работа получает более важное значение, в сущности