в смысле стиля и даю вам в этом отношении carte blanche.

19 Только в немецком тексте: Ваше письмо и брошюру Ирод я получил и прочел. Мне особенно понравился конец.

Одновременно посылаю вам для вашего журнала правдивый рассказ о новом движении среди духоборцев на Кавказе и об их вожде Веригине, который был сослан в Сибирь и с братом и другом которого я этой зимой познакомился в Москве. Если эта статья не придет с этой же почтой, то я пошлю ее со следующей.

Статья Шмита «Herodes, oder gegen wen ist die Umsturzvorlage gerichtet? Ein Denkmal der Reaction des 19 Jahrhunderts» («Ирод, или против кого направлен план переворота? Памятник реакции 19 века»), Лейпциг, 1895.

О Петре Васильевиче Веригине (1862—1924) см. т. 54, прим. 358. Записка о П. В. Веригине — дневник уголовного арестанта А. С. Д., случайно попавшего в одну камеру с Веригиным и записавшего свои беседы с ним. Дневник этот был помещен сначала в № 7 рукописного журнала «Архив Л. Н. Толстого», под заглавием «Из тюрьмы», а затем был напечатан в книге «Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина», под ред., со вступительной статьей и примечаниями В. Д. Бонч-Бруевича, Крайстчёрч, 1901, стр. 163—173.

20 В 90-х гг. XIX в. во Франции и в Италии усилилась террористическая деятельность анархических организаций. В 1892 г. Равашоль бросил бомбу в ресторане Вери в Париже; в 1893 г. Вайан бросил бомбу во время заседания в зале Палаты депутатов; в 1894 г. Анри бросил бомбу в ресторане в Париже, а 25/13 июня того же года итальянский анархист Казерио убил ударом кинжала президента Французской республики Сади Карно.

* 61. А. А. Нагорному.

1895 г. Марта 28. Москва.

28 марта 1895.

Андрей Алексеевич,

Я получил ваше письмо и желаю ответить на ваши вопросы и по мере сил помочь вам. Образование нужно всякому человеку и, тем более, крестьянину, потому что крестьянин, землепашец, самый полезный человек и самый настоящий житель. Он может жить без всяких других сословий, а другие без него не могут жить. И жизнь крестьянская была бы самая хорошая жизнь, если бы крестьяне были образованы. Но надо знать, что разуметь под словом: образование. Образование состоит не в том, чтоб изучить все науки или хоть часть их (пот[ому] что наук столь[ко], что нет никакой возможности одному человеку изучить и десятую долю их), не в том, чтобы прочесть много книг и уметь рассуждать о многих предметах, а в том, чтобы уметь ясно и несомненно отвечать на тот вопрос, который вы ставите в конце вашего письма, а именно: в чем состоит главная (лучше, единственная) задача жизни каждого человека на земле? Знать ответ на этот вопрос и уметь из этого ответа делать все дальнейшие выводы и приложения к своей жизни — в этом только истинное образование. И образование это довольно легко получить. Ответ этот дан нам в евангелии, и если мы только не приняли вперед на веру чего-либо лишнего, такого, что мешает принять евангельский ответ во всей его простоте и ясности, то ответ это[т] легко открывается всякому, как и сказано: скрыто от мудрых и открыто младенцам. Ответ этот, по моему мнению, состоит в следующем: задача человека в том, чтобы исполнить в этой жизни то, для чего он послан в нее богом, от которого он исшел и к которому придет. Хочет же бог от человека того, чтобы он (человек) тратил свою жизнь, свое тело на служение благу мира, благу всех людей и всех существ. Делать же это может человек, отрекаясь от своей животной личности и вызывая в себе любовь к людям и всем существам. В человеке есть духовная, бессмертная, божественная сущность и есть его животная личность. Если человек будет думать, что жизнь его в его теле, будет служить телу, он погубит свою душу и не исполнит свою задачу; если же он будет считать собою свою божественную, духовную сущность и будет жить для нее, жить по-божьи, будет желать того, чего желает бог, т. е. не своего блага, а блага всех существ, то он исполнит свою задачу и получит истинное благо. —

Так я думаю и так я писал это в многих книгах, кот[орые] запрещены и кот[орые] поэтому не могу вам выслать. Некоторые же книги, которые могут вам быть полезны, посылаю вам. Вы пишете, что вы сектант. К какой вы принадлежите секте? Я думал, что разделения вер не должно быть. Если держаться только того, чего все люди держатся и что все признают, то и не будет разделения. — Пишите мне. Я рад буду, если буду вам полезен.

Лев Толстой.

Печатается по листам 218 и 219 копировальной книги.

Андрей Алексеевич Нагорный — крестьянин села Заплавного Царевского уезда Астраханской губ., баптист.

Ответ на его письмо от 11 марта 1895 г.

62. A. A. Толстой.

1895 г. Марта 31. Москва.

Соня третьего дня начала писать это письмо — не кончила и вчера заболела инфлуенцией и нынче всё еще нездорова и попросила меня дописать. А я очень рад этому, милый, дорогой старый друг. — Телесная болезнь Сони, кажется, не опасна и не тяжела; но душевная боль ее очень тяжела, хотя, мне думается, не только не опасна, но благотворна и радостна, как роды, как рождение к духовной жизни. Горе ее огромно. Она от всего, что было для нее тяжелого, неразъясненного, смутно тревожащего ее в жизни, спасалась в этой любви, любви страстной и взаимной к действительно особенно духовно, любовно одаренному мальчику. (Он был один из тех детей, которых бог посылает преждевременно в мир, еще не готовый для них, один из передовых, как ласточки, прилетающие слишком рано и замерзающие.) И вдруг он взят был у нее, и в жизни мирской, несмотря на ее материнство, у нее как будто ничего не осталось. И она невольно приведена к необходимости подняться в другой, духовный мир, в кот[ором] она не жила до сих пор. И удивительно, как ее материнство сохранило ее чистой и способной к воспринятию духовных истин. Она поражает меня своей духовной чистотой — смирением особенно. Она еще ищет, но так искренно, всем сердцем, что я уверен, что найдет. Хорошо в ней то, что она покорна воле бога и только просит его научить ее, как ей жить без существа, в которое вложена была вся сила любви. И до сих пор еще не знает как. Мне потеря эта больна, но я далеко не чувствую ее так, как Соня, во-1-х, п[отому] ч[то] у меня была и есть другая жизнь, духовная, во-2-х, п[отому] ч[то] я из-за ее горя не вижу своего лишения и пот[ому] что вижу, что что-то великое совершается к ее душе, и жаль мне ее, и волнует меня ее состояние. Вообще могу сказать, что мне хорошо.

Последние эти дни Соня говела с детьми и Сашей, кот[орая] умилительно серьезно молится, говеет и читает евангелие. Она, бедная, очень больно была поражена этой смертью. Но думаю — хорошо. Нынче она причащалась, а Соня не могла, п[отому] ч[то] заболела. Вчера она исповедовалась у очень умного священника Валентина1 (друг наставник Машеньки, сестры), кот[орый] сказал хорошо Соне, что матери, теряющие детей, всегда в первое время обращаются к богу, но потом опять возвращаются к мирским заботам и опять удаляются от бога, и предостерегал ее от этого. И, кажется, с ней не случится этого.

Как я рад, что здоровье ваше поправилось или поправляется. Может быть, еще приведет бог увидаться. Очень желаю этого.

Сколько раз прежде я себя спрашивал, как спрашивают многие: для чего дети умирают? И никогда не находил ответа. В последнее же время, вовсе не думая о детях, а о своей и вообще человеческой жизни, я пришел к убеждению, что единственная задача жизни всякого человека — в том только, чтобы увеличить в себе любовь и, увеличивая в себе любовь, заражать этим других, увеличивая в них любовь. И когда теперь сама жизнь поставила мне вопрос: зачем жил и умер этот мальчик, не дожив и десятой доли обычной человеческой жизни? Ответ общий для всех людей, к которому я пришел, вовсе не думая о детях, не только пришелся к этой смерти, но самым тем, что случилось со всеми нами, подтвердил справедливость этого ответа. Он жил для того, чтобы увеличить в себе любовь, вырасти в любви, так как это нужно было тому, кто его послал, и для того, чтобы заразить нас всех, окружающих его, этой же любовью, для того, чтобы, уходя из жизни к тому, кто есть любовь, оставить эту выросшую в нем любовь в нас, сплотить нас ею. Никогда мы все не были так близки друг к другу, как теперь, и никогда ни в Соне, ни в себе я не чувствовал такой потребности любви и такого отвращения ко всякому разъединению и злу. Никогда я Соню так не любил, как теперь. И от этого мне хорошо.

Прощайте, милый, дорогой друг, простите, что всё пишу о себе и своих. Напишите нам словечко и о себе. Соня, я и все дети целуем вас.

Л. Толстой.

31 марта 1895.

Впервые опубликовано в ПТ, № 177.

Александра Андреевна Толстая (1817—1904) — двоюродная тетка Толстого, См. о ней в т. 47, прим. 624.

1 Валентин Александрович Амфитеатров (ок. 1830—1908), настоятель Архангельского собора в Кремле.

63. Н. В. Давыдову.

1895 г. Начало марта. Москва.

Дорогой Николай Васильевич. Очень благодарю вас за ваше сочувствие в нашем горе. Горе для жены ужасное; но, слава богу, она несет его хорошо, т. е. религиозно, признавая, что в этом была воля бога и что так должно было быть, в особенности для него. Но все-таки ей очень, очень тяжело, и если что смягчает ее горе, то это участие добрых друзей. Благодарю вас за себя и за нее.

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в книге: «Толстой. Памятники творчества и жизни», т. 2, М. 1920, стр. 205. Датируется по содержанию.

Николай Васильевич Давыдов (1848—1920) — близкий знакомый Толстого; в 1895 г. был председателем Тульского окружного суда. См. т. 63, стр. 141—142.

64. Б. H. Чичерину.

1895 г. Март. Москва.

Очень благодарю тебя, любезный друг, за твое доброе участие в нашем горе. Жене очень тяжело. Но я с радостью вижу, что она без ропота, религиозно несет его. Как всегда, такая смерть просветляет и сближает с богом, и я вижу, что это совершается в ней. Желаю, чтобы то же совершалось и во мне. Дружески жму тебе руку. Жена благодарит тебя и