г. Сентября 8. Я. П.
Дорогой Михаил Осипович,
Из вашего письма я увидал, что разномыслие наше гораздо больше, чем я думал. Очень сожалею об этом, но не отчаиваюсь уничтожить его. Вы пишете, что вмешательство разума не делает людей более любящими и добрыми, что разум не содействует добру, а что доброта зависит от практики добра и условий, в которые поставлены люди. Тут самый корень нашего разномыслия. Bo-1-x, разум и ум — Vernunft и Verstand — суть два совершенно различные свойства, и надо различать между ними. Бисмарки и им подобные имеют много ума, но не имеют разума. Ум есть способность понимать и соображать жизненные, мирские условия, разум же есть божественная сила1 души, открывающая ей ее отношение к миру и к богу. Разум не только не одно и то же, что ум, но2 противоположен ему: разум освобождает человека от тех соблазнов (обманов), которые накладывает на человека ум. В этом главная деятельность разума: — уничтожая соблазны, разум освобождает сущность души человеческой — любовь и дает ей возможность проявления. В детском возрасте мало соблазнов, и потому сущность души — любовь — виднее в детях, но соблазны должны войти в мир3 и входят, и возвращение к любви возможно только через уничтожение соблазнов, а уничтожение соблазнов совершается только деятельностью разума. Это основная мысль христианского учения, и я, как умел, старался выразить ее во всех моих писаниях. Это во-1-х. — Bo-2-x же то, что если бы доброта — любовь — увеличивалась только, как вы говорите, от наследственных свойств, от среды, от условий, в кот[орых] находится человек, от практики добра — тоже независимой от его воли, — то все наши рассуждения о доброте были бы совершенно бесполезны. Если наследственность моя не добрая, среда не добрая и практика моей жизни была не добрая, то не только мне не нужны никакие рассуждения о том, что есть доброта, но нужны, напротив, такие рассуждения, кот[орые] мою злость представляли бы добротой. Так это и бывает.4 Если нет свободной деятельности разума, уничтожающей в людях соблазны и тем освобождающей в них божественную сущность их жизни, — любовь, если весь человек есть произведение условий, его окружающих, и причин, ему предшествовавших, то нет ни добра, ни зла, ни нравственного, ни безнравственного, и незачем нам и думать, и говорить, и писать письма и статьи, а надо жить, как набежит, как говорит пословица. Попал я в дурную наследственность и среду — буду злой; попал в хорошую — буду добрый.5 Я думаю, что это не так. Я думаю, что каждый человек обладает свободной, творческой, божественной силой. (Ибо как отец имеет жизнь в самом себе, так и сыну дал иметь жизнь в самом себе. Ин. V. 26.) И сила эта есть разум. Чем более увеличивается эта сила, тем более освобождается в нем сущность его жизни — любовь и тем теснее соединяется человек с другими существами и с богом. Цель жизни каждого отдельного человека и всего человечества в этом, достигаемом только разумом — всё большем и большем единении людей между собою, со всем миром и с богом. И потому деятельность разума есть высшая деятельность человека. В признании этой деятельности самой жизнью и состоит христианское учение, которое я исповедую. Вот почему я никак не могу согласиться с вами не только в том, что можно и должно предпочитать непосредственную, неразумную доброту, составляющую физиологическое свойство известных существ, разумной деятельности людей, сознательно стремящихся к следованию указаниям разума,6 но не могу даже их сравнивать.
Доброта голубя не есть добродетель. И голубь не добродетельнее волка, и кроткий славянин не добродетельнее мстительного черкеса. Добродетель и ее степени начинаются только тогда, когда начинается разумная деятельность.
Очень буду огорчен, если мои доводы не уничтожат нашего разномыслия. Я же согласиться с вами никак не могу, п[отому] ч[то] для того, чтобы сделать это, мне нужно отречься от всего того, чем я жил эти последние 15 лет, и чем живу теперь, и с чем собираюсь умереть.
Статью Никифорова посылаю. Я хотел бы смягчить в ней те места, в кот[орых] он, в задоре спора, приписывает вам мысли, кот[орых] вы наверно не имели, но не сумею это сделать, да и некогда. Если бы вы сделали это, это было бы хорошо. Он мне дал carte blanche7 изменять статью, а я передаю ее вам. Желательно это п[отому], ч[то] дело не в споре, кто кого переспорил, а в том, чтобы выяснить как можно больше истину.
Дружески жму вам руку.
Любящий вас Л. Толстой.
Статьи ваши о земле читаю и очень хвалю.8
Сейчас перечел письмо Никифорова и вижу, что он просит прислать ему его статью в Москву. Так что я посылаю ее прежде ему. Посылаю и пишу9 о том, что пишу вам.
Впервые опубликовано (небольшой отрывок) в Б, III, стр. 436.
Датируется на основании записи в Дневнике Толстого от 8 сентября, 1895 г.: «написал письмо Меньшикову».
Ответ на несохранившееся в АТ письмо Меньшикова, бывшее, очевидно, ответом на письмо Толстого к нему от 26—29 августа (№ 145).
1 Слово: сила переделано из: сущность.
2 Зачеркнуто: большею частью.
3 Евангелие Матфея, XVIII, 7.
4 Зачеркнуто: Главное то, что если разум не есть в нас творящая сила, то у нас и нет никакого орудия для того, чтобы двигаться от зла к добру.
5 Зачеркнуто: И каждый человек может увеличивать в себе эту силу и может пренебречь ею и ослабить ее.
6 Зачеркнуто: уничтожению соблазнов и вследствие этого к освобождению любви в себе и других.
7 Свободу действий.
8 «Письма о земле» Меньшикова печатались в газете «Неделя» 1895 в № № 31—49 (с 30 июля по 3 декабря).
9 См. письмо № 157.
157. Л. П. Никифорову.
1895 г. Сентября 8. Я. П.
Дорогой Лев Павлович,
Статья очень понравилась мне. Она указала на корень разномыслия Меньш[икова] с нами. По случаю этой статьи и вызванных ею мыслей мы обменялись несколькими письмами с Меньш[иковым]. В статье — как мне помнится, вы мне позволили — я сделал несколько самых незначительных изменений. Одно изменение очень хотелось бы сделать, но не сумею и некогда — изменение в том, чтобы смягчить всё то резкое и недоброе, что есть там по отношению к Меньш[икову]. Во многих местах вы, очевидно, приписываете ему то, чего он не думал. А ведь неважно то, чтобы уколоть его, а то, чтобы выяснить истину со всех сторон. И вы сделали это прекрасно, и потому исключение или смягчение этих мест только улучшит статью; нам она всем очень понравилась и тем, что тонко и верно определяет то, что люди стараются смешать, и искренностью и горячностью своего тона. Я было написал Меньш[икову], что, по данному вами мне праву изменять и исключать, я передаю его ему с тем, чтобы он сам не изменял ничего, а смягчил бы только тон нападков личных, но потом раздумал и решил послать статью вам, предлагая вам самим сделать эти изменения или предоставить сделать их Меньш[икову].
Впрочем, во всяком случае статью надо напечатать, и М[еньшиков] сделает это.
Живы будем — увидимся зимой. Дружески целую вас.
Любящий вас Л. Толстой.
Москва. Никольская. Книжная торговля Д. В.
Впервые опубликовано в «Ежемесячном журнале литературы, науки и общественности» 1914, I, стр. 89.
Дата определяется связью с письмом к Меньшикову от 8 сентября 1895 г.
Письмо Толстого вызвано письмом Никифорова от 4 сентября 1895 г., как видно, еще не получившего письма Толстого к нему от 29 августа и озабоченного судьбою своей статьи.
* 158. Джону Моррисону Давидсону (John Morrison Davidson).
1895 г. Сентября 10. Я. П.
Dear Sir,
I have received your book1 and have read it with great interest and pleasure. The whole book is penetrated by a true christian spirit which incite to action and not to submission, or adaptation to the existing state of things.
I was happy to read the good tidings in your letter, the more so that we see the same events in Russia and Germany and especially in Austria, I think, that indeed the kingdom of God is at hand. Are you acquainted with a German periodical edition in BuddaPest under the title «Religion des Geistes», by Eugene Schmitt. I think it should be good, if you were in communication with him. Although your book is dedicated to your grandson, I suppose you are yet a young man and therefore heartily wish you may still work for a long time in the same direction where you are now progressing, and may you experience more and more joy in the conviction, that you are fulfilling the will of him, who sent you here.
Yours truly
Leo Tolstoy.
10 September 1895.
Я получил вашу книгу1 и прочел ее с большим интересом и удовольствием. Вся книга проникнута истинно христианским духом, который побуждает к действию, а не к подчинению или приспособлению к существующему положению вещей.
Я был счастлив получить от вас хорошие известия, тем более что те же события наблюдаются также в России и Германии и, в особенности, в Австрии. Я думаю, что царство божие действительно близко. Знакомы ли вы с немецким журналом под названием «Религия духа», издаваемым в Будапеште Эугеном Шмитом? Я думаю, что вам было бы хорошо войти с ним в сношения. Хотя ваша книга посвящена внуку, но я всё же думаю, что вы еще молодой человек, и потому сердечно желаю вам еще долго работать в том же направлении, по которому вы сейчас идете, и испытать всё больше и больше радости и уверенности, что вы исполняете волю того, кто послал вас сюда.
Искренно ваш
Лев Толстой.
10 сентября 1895.
Печатается по листам 111 и 112 копировальной книги.
Джон Моррисон Давидсон (р. 1843) — английский адвокат и журналист, сотрудник газеты «Daily chronicle», автор книги «The Gospel of poor» («Евангелие бедняка»), Лондон, 1893.
Ответ на письмо Давидсона от 21 июня н. ст. 1895 г.
1 Брошюра «Let there bе light!» («Да будет свет!»), Лондон, 1895.
159. М. Э. Здзеховскому.
1895 г. Сентября 10. Я. П.
Мариан Эдмундович,
Письмо ваше я получил и поспешил прочесть статью вашу в Северном Вестнике. Очень благодарен за то, что вы указали мне на нее. Статья прекрасная, и я узнал из нее много для себя нового и радостного. Я знал про Мицкевича1 и Товянского.2 Но я приписывал их религиозное настроение исключительным свойствам этих двух одиночных людей. Из вашей же статьи я узнал,3 что они были только родоначальниками вызванного патриотизмом, глубоко трогательного по своей возвышенности и искренности, истинно христианского
