Zeitung veröffentlichen, so werde ich Ihnen sehr dankbar sein.
Da die Episode urhzeitliches Interesse hat, so wäre es wünschenswerth so bald wie möglich den Artikel erscheinen [zu lassen].
Mit Hochachtung Ihr
L. Tols[toy].
Недавно в Голландии произошел очень интересный случай. Один молодой человек отказался от военной службы в национальной гвардии.1 Мне этот случай показался очень важным. Я написал об этом небольшую статью2 и хочу дать ей самое широкое распространение. Я буду вам очень благодарен, если вы согласитесь перевести эту статью и опубликуете ее в вашей газете.
Так как этот эпизод представляет живой интерес, то желательно скорейшее опубликование этой статьи.
Глубоко уважающий вас
Л. Толс[той].
Печатается по рукописной копии, написанной по-немецки рукой М. Л. Толстой на обороте письма Берты Зутнер от 19 июля 1896 г. Дата определяется содержанием. Письмо без обращения и имеет вид черновика. По указанию В. Г. Черткова, оно было адресовано редактору немецкой газеты Ф. Шутцу. Было ли оно отправлено, или нет, неизвестно.
1 Речь идет о голландце Ван дер Вере. См. письмо № 102.
2 «Приближение конца».
* 132. А. Г. Макееву.
1896 г. Октября 1. Москва.
Хорошее письмо ваше был рад получить и переслать его Черткову.1 Я знаю, что в сутках 24 часа, и что в одиночестве тюрьмы их продолжительность сильнее чувствуется, чем на воле, и что после бодрых настроений, во время которых веришь в то, что делаешь то, что должно, и знаешь, что не мог поступить иначе, — могут наступать минуты, часы, может быть, уныния и сомнения, даже раскаяния в том, что поступил так, как поступил; но знаю и то, что если поступил, как поступил, не для себя, для своей животной личности, не для людей, а для бога, для удовлетворения требований того бога, который живет в нас, то эти периоды уныния, сомнений, как бы долго они ни продолжались, будут представляться ничтожным сном в сравнении с тем сознанием исполнения воли бога и слияния с нею, которое испытывал, когда совершал то дело, в котором сомневаешься теперь и от которого унываешь. Будешь испытывать то же чувство, которое испытываешь во сне, когда переживаешь что-либо тяжелое, страшное и знаешь, что это не действительность, а сон. Так и в нашей жизни действительны только те поступки, в которых мы исполняем не свою волю, а волю бога, а остальное сон. И это знают все те, которые совершали дело не для себя, а для бога. Я уверен, что вы знаете это. А когда знаете, то не смущайтесь периодами уныния, которые могут находить. Главное дело в том, как смотреть на эти периоды: признавать ли мысли и чувства, приходящие в это время, собою, или не признавать их. Вчера получил известие, что 60 назарен отказались от военной службы. А недавно было известие из Голландии с письмом молодого голландца, отказавшегося от военной службы не по религиозным, а по просто человеческим, нравственным причинам. Мне показалось это письмо очень важным, и я написал несколько слов о значении этого письма и послал его в заграничные издания. Сущность того, что я говорю, та, что истина о том, что христианин не может быть убийцей, сделалась теперь до такой степени очевидной, что нельзя уже скрывать ее, и нужно только одно: чаще и чаще повторять ее. А как скоро все услышат и поймут то, что нельзя не понять и нельзя отрицать, так прекратятся все самые страшные и вредные вещи: военная сила, лежащая в основании всякого зла, и, главное, необходимость извращать христианское учение и скрывать сущность его для того, чтобы можно было, называясь христианином, пользоваться насилием. И это дело огромной важности совершается теперь, и мы все можем быть участниками его.
Дай вам бог наитеснейшего общения с собой.
Любящий вас Л. Толстой.
1 октября 1896 г.
Печатается по машинописной копии. Дата копии, подтверждаемая датой ответного письма адресата от 14 октября 1896 г.
Александр Гордеевич Макеев (р. 1874) — сын крестьянина слободы Россоша Воронежской губ., последователь Толстого. См. т. 87, стр. 221. Весной 1896 г. Макеев за отказ от военной службы был посажен в тюрьму в г. Острогожске Воронежской губ.
1 Письмо это неизвестно.
133. Т. Л. Толстой.
1896 г. Октября 3. Я. П.
Целую тебя, милая Таня. Я тебя никогда не буду осуждать, п[отому] ч[то] в тебе такое преобладание хорошего, что только такой ворчун, как я, может осуждать. Хорошо ли доехала?1 Не тоскуешь ли? Сейчас говорил с Сережей. Жалко очень их обоих.2 Tout vient à point à celui qui sait attendre.3 И им надо ждать, не портя себе. Также и тебе, и радоваться, что ты так хорошо дожила до 32 лет, с к[оторыми] очень поздравляю тебя и себя.4
Впервые опубликовано в журнале «Современные записки», Париж, 1928, XXXVI, стр. 204. Приписка к письму С. А. Толстой от 3 октября 1896 г.
1 T. Л. Толстая уехала из Ясной Поляны в Москву 1 октября и вернулась обратно 11 октября.
2 Речь идет о семейных разногласиях между C. Л. Толстым и его первой женой М. К. Толстой.
3 Всё приходит во-время для того, кто умеет ждать.
4 4 октября был день рождения T. Л. Толстой.
134. Т. Л. Толстой.
1896 г. Октября 9. Я. П.
Поблагодари Маклакова за присылку книг. Всё, что мне нужно.1 Маша велит тебе жить в Москве, а мне ты недостаешь. У нас хорошо. Жалко того, кто в Москве — теперь мамá.
Л. Т.
Впервые опубликовано в журнале «Современные записки», Париж, 1928, XXXVI, стр. 204.
Приписка к письму С. А. Толстой от 9 октября 1896 г.
1 В. А. Маклаков (см. письмо № 60, прим. 8) подбирал для Толстого книги, нужные ему для работы над романом «Воскресение».
* 135. T. Л. Толстой.
1896 г. Октября 10—11. Я. П.
Милая Таня, приезжай скорее, у нас очень хорошо и весело. Князь1 сегодня приехал, и мы с Машей верхом ездили, Маша на Миронихе, Коля1 на Мальчике, а я на Шведке, было очень весело, были у Марьи Александровны. Александра Ивановна уехала.
Мама целый день занимается фотографией. Она сняла несколько раз Козловку и группу нас всех. Лёва с Доллан2 очень веселы, и играем мы все в теннис.
Маша очень свежа и велела тебе сказать, что если тебе нужно, то оставайся в Москве. Она в Пирогово не уедет. Коля сказал, что седуны3 твои были безвредны, так как они вместе теряют свою соль. Целую тебя
Я, Левон стар[ший?].
Первая часть письма написана рукой младшей дочери Толстого, начиная со слов: «сказать, что если тебе нужно», продолжено и закончено Толстым. Датируется на основании почтового штемпеля отправления на конверте: «Почтовый вагон, 11 окт. 1896».
1 Николай Леонидович Оболенский, внучатный племянник Толстого, в то время жених М. Л. Толстой.
2 Дора Федоровна Толстая.
3 «Седуном» в семье Толстых называли В. А. Маклакова.
136. В. Г. Черткову от 13 октября.
137. Эугену Генриху Шмиту (Eugen Heinrich Schmitt).
1896 г. Октября 12. Я. П.
Lieber Freund,
Sie schreiben, die Menschen könnten es nicht begreifen, wieso die Theilnahme am Staatsdienste mit dem Christenthnnie unvereinbar wäre.
Ebenso konnten lange Zeit hindurch die Menschen auch das nicht begreifen, dass Indulgentien, Inquisitionen, Sclaverei und Folter mit dem Christenthume unvereinbar wären; es kam jedoch die Zeit und dies wurde begriffen, ebenso wird auch eine Zeit kommen, wo — vorerst die Unvereinbarkeit des Militärdienstes mit dem Christenthume (was bereits begonnen), sodann auch des Staatsdienstes im allgemeinem, begriffen wird.
Schon vor 50 Jahren, hat Thoreau,1 ein zwar wenig bekannter, jedoch höchst bemerkenswerther amerikanischer Schriftsteller in seinem herrlichen Aufsatze,2 welcher eben in der Revue Blanche des 1 November unter dem Titel: «Désobéir aux lois» übergesetzt ist, nicht nur die Pflicht des Menschen der Regierung nicht Folge zu leisten klar ausgedrückt, sondern auch in That ein Beispiel der Nichtfolgeleistung selbst geliefert. Er weigerte sich die an ihm geforderten Steuern zu zahlen, da er es nicht wünschte als Theilnehmer einer Regierung beihiJflich zu sein, die die Sclaverei gesetzlich beschützte, und wurde deswegen zum Kerker verurteilt, wo er auch seinen Aufsatz schrieb.
Thoreau weigerte sich dem Staate die Steuerabgabe zu verrichten, es ist selbstverständlich, dass der Mensch auf dieser selben Grunglage dem Staate nicht dienen kann, wie Sie es so schön in Ihrem Briefe an den Minister ausgedrückt haben, dass sie es nämlich für unvereinbar halten mit der sittlichen Ehre einer solchen Institution Staatsdienste zu leisten, welche der Vertreter des gesetzlich geheiligten Menschenmordes und der gesetzlich geheiligten Ausbeutung ist.
Thoreau, wie es mir scheint, war der erste, der dieses vor 50 Jahren ausgesprochen hat. Damals hat Niemand seiner Weigerung und seinem Aufsatze Aufmerksamkeit geschenkt,—so sonderbar erschien dieses. Man erklärte es als Excentricität.3 Jetzt aber nach 50 Jahren ruft ihre Weigerung schon Gespräche hervor, wie immer bei der Äusserung neuer Wahrheiten der Fall ist, ruft doppeltes Staunen hervor, einerseits Staunen darüber, dass ein Mensch derartig sonderbare Dinge äussert, und zugleigh auch Staunen darob, wieso ich selbst schon längst nicht darauf gekommen bin, was dieser Mensch da sagt, da es so augenscheinlich und unzweifelhaft ist.
Derartige Wahrheiten, wie die ist, dass der Christ kein Soldat, d. h. kein Mörder, auch kein Diener einer Institution sein kann, welche auf Gewalt und Mord beruht, sind so unzweifelhaft, so einfach und so unstürzbar, dass es keiner Erörterungen, keiner Beweisführung, keiner Schönrederei dazu bedarf; um dass sie von den Menschen angeeignet werden, nöthig ist’s nur nicht aufhören dieselben zu wiederholen, damit sie von der Mehrzahl vernommen und begriffen werden.
Wahrheiten, wie die, dass der Christ kein Theilnehmer beim Morde sein kann, dass er nicht dienen, weder einen vermittelst der Mörderanführer gewaltthätig von den Armen erpressten Gehalt beziehen kann, sind so einfach und unanfechtbar, dass ein Jeder, welcher sie hört, unmöglich damit nicht übereinstimmen kann. Falls einer, der sie gehört hat, dennoch fortfährt im Gegensatz zu diesen Wahrheiten zu handeln, so geschieht solches nur deswegen, weil er gewohnt ist, ihnen entgegen zu handeln, weil es ihm schwer fällt sich zu überwältigen, weil die Mehrzahl auch so, wie er, handelt, infolgedessen das Nichtbefolgen dieser Wahrheiten ihn der Achtung der Mehrzahl der von ihm Geachteten nicht entledigt.
Es geschieht da dasselbe, was beim Vegetarismus. «Der Mensch kann leben und gesund sein, ohne Tödten von Thieren für seine Nahrung, folglich wirkt er dem Thierestödten bei, falls er Fleisch isst, einzig der Lust seines Gaumens zu lieb. So zu handeln ist unsittlich». Dies ist so einfach und zweifellos, dass man nicht umhin kann, damit nicht übereinzustimmen. Da jedoch