через гр. А. В. Олсуфьева. См. письмо № 277.

2 Этого слова в подлиннике нет. Восстанавливается по смыслу.

3 В подлиннике: вамъ

4 Зачеркнуто: жесто[кости]

5 Зач.: стари[комъ]

6 Константин Петрович Победоносцев (1827—1907) — обер-прокурор синода, руководитель реакционной политики, мерами административного воздействия боровшийся с влиянием Толстого. См. письма 1881 г., т.63.

7 Количество молокан указано не точно. См. примечание первое и письмо к В. Г. Черткову от 7 мая 1900 г., т. 88.

8 Зач.: штунд[исты]

9 Руководитель духоборов П. В. Веригин был в ссылке с 1895 г. в Архангельской, затем в Тобольской губерниях, его братья — в Якутской области.

10 Зач.: а на васъ

11 великие и добрые мысли идут от сердца

12 Зач.: васъ

13 Зач.: и духоб[оровъ] и друг[ихъ] страдающихъ за то только, что они

14 Зач.: Если вы хотите жить человѣческой жизнью, спокойно

15 «Евангелие» Матфея, V, 23—24: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником и пойди прежде примирись с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой».

16 Зач.: и искренно

17 Далее печатается по машинной копии.

18 Дмитрий Сергеевич Сипягин (1853—1902) — министр внутренних дел. Убит 2 апреля 1902 г. террористом С. В. Балмашевым.

427—429. В. Г. Черткову от 7, 8 и 12 декабря.

* 430. М. Р. Моисеенко.

1900 г. Декабря 13 Москва.

13 Дек. 1900. Москва.

Михаилъ Романовичъ,

Письмо ваше пролежало почти 2 мѣсяца безъ отвѣта. Получивъ его, я отложилъ его въ отдѣлъ писемъ, на кот[орыя] надо отвѣчать, но до сихъ поръ, какъ видите, не успѣлъ этого сдѣлать, о чемъ очень сожалѣю.

Вопросъ о томъ, чего требуетъ отъ человѣка то духовное существо, кот[орое] живетъ въ немъ? поставленъ вами очень хорошо — ясно и просто; и я очень радъ, что мнѣ думается, что могу отвѣтить на него также ясно и просто и совершенно искренно, т[акъ] к[акъ] я живу только этимъ отвѣтомъ. Онъ слѣдующій:

Духовное существо, живущее въ человѣкѣ, требуетъ отъ него признанія себя (этаго духовнаго существа) своимъ единымъ истиннымъ «я» и потому всѣ усилія свои, всю деятельность своего животнаго направлять на удовлетвореніе требованій, на достиженіе цѣли этаго «я». Въ этомъ одномъ вся мудрость, вся религія (та самая, кот[орая] открыта въ евангеліяхъ). Человѣкъ вступаетъ въ жизнь съ сознаніемъ двухъ «я». Животное «я» человѣкъ совершенно естественно сознаетъ и исключительно сознаетъ въ дѣтствѣ. Но съ развитіемъ разума, т. е. съ вступленіемъ въ настоящую жизнь, проявляется другое «я», и является раздвоеніе. Все мірское ученіе и все мірское устройство, особенно въ той средѣ, въ кот[орой] вы живете, направлено на то, чтобы заглушить голосъ духовнаго «я» и дать первенство животному. Но заглушить совсѣмъ этотъ голосъ нельзя, т[акъ] к[акъ] эти два «я» — силы несоизмѣримыя: одно, животное, есть иллюзія, проявляющаяся во времени и пространствѣ и потому подлежащая всякаго рода стѣсненіямъ (страданіямъ) и смерти; другое, духовное «я» одно реально, действительно существуетъ внѣ времени и пространства, всегда свободно и не умираетъ. Первое подобно облакамъ, скрывающимъ временами небо, второе — небу съ своимъ солнцемъ, звѣздами, кот[орое] видно сквозь облака, и позади, дальше кот[ораго] мы уже ничего не можемъ видѣть. Вы спросите меня, какія же требованія этаго настоящаго «я»? Какая его цѣль? Въ чемъ его жизнь? Требованія, цѣль и жизнь этого «я» въ одномъ: въ совершенствованіи себя въ любви, въ увеличеніи въ себѣ любви, въ уничтоженіи въ своемъ сердцѣ всего того, что мѣшаетъ любви. Доказательство того, что это такъ, есть очень опредѣленное и несомнѣнное. Доказательство это въ томъ, что во всякой дѣятельности, кромѣ деятельности увеличенія въ себѣ любви, человѣкъ можетъ встрѣтить непреодолимый препятствія, только въ увеличеніи въ себѣ любви препятствій этихъ нѣтъ; въ нуждѣ, въ тюрьмѣ, въ болѣзняхъ, умирая, человѣкъ можетъ продолжать дѣлать дѣло своей жизни, т. е. увеличивать въ себѣ любовь, и если онъ въ этомъ положилъ цѣль своей жизни, то всегда, при всѣхъ условіяхъ чувствовать полное удовлетвореніе и радость жизни. Человѣкъ точно какъ будто бы поставленъ между двухъ стѣнъ узкаго прохода: требованій своей животной жизни. Онъ бьется объ эти стѣны съ обѣихъ сторонъ и невольно долженъ идти по одному оставленному свободнымъ выходу между стѣнъ: увеличенію любви, въ которомъ онъ не встрѣчаетъ препятствій. Такъ что намъ нечего разсуждать о томъ, хорошо ли это или дурно; такова жизнь людей, другой нѣтъ. И потому все, что могутъ сдѣлать люди, это то, чтобы понять законъ жизни и слѣдовать ему. Это то самое я и совѣтую вамъ сдѣлать. Для того же, чтобы сдѣлать это, вамъ прежде всего надо выдти изъ тѣхъ самыхъ развращающихъ въ мірѣ условій и самой развратной и преступной среды военной службы, въ кот[орой] вы находитесь. Вы говорите, что чувствуете себя не въ силахъ оставить военную службу, п[отому] ч[то] привыкли къ удобствамъ жизни, кот[орыя] она даетъ вамъ. Но такъ говорить и думать вы можете только до тѣхъ поръ, пока въ васъ не совершилось перенесенiе своего «я» изъ животнаго въ духовное. Не думайте, что перенесенiе это таково, что вы никогда не будете чувствовать своего животнаго и не будете отдаваться его требованіямъ; перенесенiе своего сознанiя, «я», въ духовное начало дѣлаетъ только то, что высшимъ, настоящимъ «я» признается духовное и при всякомъ столкновеніи того и другаго безъ возможности колебанiя признается главенство духовнаго «я». То, чтò я говорю, не есть теорiя, а я на опытѣ на себѣ знаю это. И потому знаю, что, какъ скоро въ васъ переворотъ этотъ совершится, вы ни минуты не задумаетесь, оставаться ли вамъ еще въ средѣ рабовъ, подготовляемыхъ дисциплиной къ грабежамъ и убійствамъ, называемыхъ войскомъ, или идти на всевозможныя лишенія, только бы перестать самымъ ужаснымъ образомъ нарушать законъ любви, готовясь къ убійству и обучая этому своихъ братьевъ.

Если же вы не почувствуете этаго, то это будетъ доказательствомъ того, что въ васъ еще не проснулся настоящій духовный человѣкъ, и что все, чтò вы говорите, вы говорите только по разсужденiю, а не по чувству. И тогда вамъ лучше не разсуждать, а продолжать жить животной жизнью до тѣхъ поръ, пока настоящее духовное начало не пробудилось въ васъ.

Левъ Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Письмо вплетено в кожаную папку с монограммой: «Л. А. Ш.» и двумя металлическими пластинками с выгравированным на них текстом: «Совершенствуйте себя в любви, увеличивайте в себе любовь, уничтожайте в сердце то, что мешает любви (из письма)». «Дорогое мне — дорогому моим лучшим чувствам Леониду Андрониковичу». Вместе с подлинником в папке находится рукописная копия. Отрывок впервые опубликован в журнале «Единение», 1916, 2, стлб. 4.

Ответ на письмо подпоручика из г. Владимира на Клязьме Михаила Романовича Моисеенко (р. 1880 г.) от 21 октября 1900 г.: «Граф Лев Николаевич, я одинок; в тяжелую минуту сомнений и вопросов мне не к кому обратиться за разрешением их, а между тем я чувствую, что нравственно погибаю в противоречиях, которые я не в силах ни разъяснить, ни забыть. Несколько раз я порывался с корнем вырвать духовного человека, живущего во мне, бросался в разврат и пьянство, прилагал все меры уничтожить в себе всё, не желающее удовлетвориться первыми попавшимися под руку условиями, и не мог. Иногда сознание своей дрянности и безнравственности бывает настолько интенсивно, что до одного из величайших грехов — самоубийства — рукой подать. А вместе с тем жить при условиях полного безверия, т. е. жить одною животною жизнью я не могу, потому что не могу заставить молчать внутренний голос, осуждающій эту жизнь. Чего же, наконец, требует этот голос? Ответьте мне вы, лучший человек моей родины. Я прошу у вас ответа, потому что он мне необходим. Мне еще двадцать лет, вся жизнь впереди, а я готовлюсь вступить в эту жизнь во всеоружии безверия, отрицания и тоски. Виною ли этому воспитание, которое я получил сначала в кадетском корпусе, в Москве, потом в военном училище, в Петербурге, и которое я, наконец, завершаю в офицерской среде, — не знаю. Могу только констатировать тот факт, что я дрянненький человек. А между тем через мои руки, как офицера, проходят лучшие силы народа; я должен быть фильтром этого материала, должен прививать ему понятия, в громадное большинство которых я сам не верю. Как разъяснить, уничтожить это противоречие, которое является для меня чем-то фатальным во всех условиях, где бы я ни хотел отдохнуть от него? Признать свою несостоятельность вслух, т. е., другими словами, бросить военную службу для другой профессии мне не под силу; она мне обеспечивает не только кусок хлеба, но и некоторый комфорт, к которому я привык. Отказаться от всего этого для того, чтобы итти по другой дороге, нужно иметь большие нравственные силы, энергию, веру, наконец. А где они? Приходится, значит, тащить эту тяжелую лямку, т. е. опять-таки вступать в мир противоречия, из которого я так искренно ищу выхода. Граф Лев Николаевич, вы человек с большой душой, с великой верой в бога, жизнь, людей, научите меня верить в них, научите меня выйти из мира противоречия. Ответьте мне на вопрос, который я предлагаю вам не один, а предлагаю от лица тысяч моего поколения, вопрос, на который мне отвечали до сих пор или сожалением, или искренним смехом здорового человека: чтò требует от меня этот духовный человек, живущий во мне? чего я хочу? Не оставьте без участия, в котором действительно нуждается глубоко верующий в вас и уважающий М. Моисеенко».

431. М. Л. Оболенской.

1900 г. Декабря 15. Москва.

15 Д.

Спасибо, голубушка Маша, за твое письмо. Всѣ твои письма читаю съ умиленiемъ нѣжности къ тебѣ. Радуюсь, что и почеркъ у тебя твердый, хорошiй.

Хорошо будетъ, когда кончится благополучно, и у тебя будетъ ребеночекъ. Я его буду любить. Но если бы и не было, и случилось бы все самое по мiрскому дурное, все хорошо будетъ, если мы будемъ какіе должны быть.1 Давай стараться. Я съ робостью закинулъ слово, чтобы ѣхать въ Пирагово къ тебѣ и Сережѣ2 на праздники. Мамà очень огорчилась, но, кажется, привыкла къ мысли, и если ее это не очень огорчитъ, и я буду здоровъ, то исполню это и буду очень радъ повидать С[ережу], Вѣру,3 тебя, Колю,4 Наташу5 и пожить надъ ключемъ.6 Теперь здоровье недурно, даже хорошо. Мамà въ Ясной7 и, кажется, завтра, 16, пріѣдетъ. Таня въ деревнѣ, но ее хотятъ вызвать пораньше въ Москву. М[ихаилъ] С[ергѣевичъ]8 завтра пріѣзжаетъ проѣздомъ въ Римъ. Миша постоянно является сюда къ невѣс[тѣ]9 и изчезаетъ на охоту. Очень ужъ я