что мог с ним лично иметь подробное объяснение относительно вероисповедания, так как наслышан был, что у него было в то время очень много посетителей, и сам, без постороннего совета, решил обратиться к нему письменно» (из писем В. К. Заволокина к В. А. Жданову от 28 ноября и 20 декабря 1928 г.). В то время Заволокин жил в заволжских лесах близ Н.-Новгорода и сообщил Толстому для ответа нижегородский адрес М. Д. Серебренникова. Он писал 13 ноября 1900 г.: «Добрый Лев Николаевич, прочитав ваши книги «Воскресение», «Крейце рова соната», а также «Краткое изложение евангелия», я только в первый раз увидал себя в числе тех людей, которые через подставку святодуховской веры лишаются миллиардами того блага, которое принес людям Христос. И вот уже тридцать восемь лет нахожусь в различных злодейственных сектах и деяниях, прикрывая их именем Христа или христианства. А для выхода из этого воистину несчастного положения в конце предисловия «Краткого изложения евангелия», на стр. 21, предложено вами «смиренное покаяние и отречение от своей лжи». Но как я могу отречься от своей лжи и исправить свою жизнь, я решительно в этом не могу дать себе отчета. Одно только чувствую — свое великое падение, от которого сам собою оказываюсь совершенно бессилен и слаб подняться на ту Высоту истинной христианской жизни, к которой вы призываете. Это я могу еще тем объяснить, что в настоящее время и сам себе не доверяюсь, вследствие того именно, что вся моя прошлая жизнь есть ни что иное, как длинный переход от преступления к преступлению. Тогда, во времена прошедшие, к чему я стремился, чтò мне казалось хорошим и добрым, теперь кажется подлым, мерзким и злым. И если «узкий путь один ведет в жизнь, и немногие находят его», «а кругом поле велико и широко, но оно ведет в погибель», то как же мне, душевнобольному, ослепленному и убитому соблазнами, неимущему света учения или образования, ничтожному невежде, найти этот узкий вход, ведущий в истинную жизнь бессмертия? И если «мир людей несчастен только от соблазнов, [а] соблазны везде в мире всегда были и будут, и человек погибает от соблазнов», то как же мне, погибающему от соблазнов среди сего мира, пробудиться от смерти к истинной жизни в воле отца? И потому, находясь в погибели и обуревании от соблазнов, я принужден просить вас с прочими моими братьями, во имя святоевангельской любви к ближнему, протянуть мне руку помощи, то есть руководить меня личными вашими советами на путь истинной жизни […] В чем именно заключается ваше христианское вероисповедание? […] Помогите и мне, падшему, вашими советами избавиться от ложной жизни, от обмана плоти и зла».
1 «Краткое изложение Евангелия» в России распространялось в нелегальных гектографированных изданиях. Издано за границей, Genève, М. Elpidine, Libraire-éditeur, 1890.
2 Исаия, ветхозаветный пророк.
3 Будда (Сиддарта Готама, Сакья Муни, 560—480 до н. э.) — религиозный реформатор Индии, которому приписывается основание буддизма. Толстому принадлежит очерк «Будда», помещенный в «Круге чтения». Многие изречения Будды вошли в «Круг чтения».
4 Сократ (469—399 до н. э.) — греческий философ. Ряд мыслей Сократа помещен в «Круге чтения» Толстого.
5 Конфуций (551—479 до н. э.) — китайский философ. Многие мысли Конфуция вошли в «Круг чтения» Толстого. Краткий очерк «Конфуций, жизнь его и учение» составлен П. А. Буланже, под редакцией Толстого, изд. «Посредник», М. 1910.
6 Лао-Тзе (VI в. до н. э.) — китайский философ, автор книги «Тао-текинг, или писание о нравственности». Его личность и учение положены в основу религиозного течения, известного под названием «таосизм». Книга Лао-Тзе переведена на русский язык Д. П. Конисси, под редакцией Толстого. М. 1913.
7 «Евангелие» Матфея, XХ.
8 Там же, XXV.
9 Там же, V, 48.
10 Там же, XII, 31—32.
11 «Христианское учение», изд. Владимира Черткова, Purleigh, 1898.
12 По указанным адресам Заволокин книг не выписывал, а получал их в Н.-Новгороде через учителя Аракчеевского кадетского корпуса Алексея Александровича Голубцова, которому Заволокин передал подлинник письма Толстого, впоследствии поступивший в Государственный Толстовский музей.
Заволокин ответил Толстому и вновь получил от него пространное письмо от 14—18 января 1901 г. См. письма 1901 г., т. 73.
* 433. В. А. Лебрену.
1900 г. Декабря 19. Москва.
Письмо ваше очень радъ былъ получить. Все, что касается васъ и, главное, вашего душевнаго состоянія, очень интересно мнѣ, п[отому] ч[то] очень хотѣлось бы, чтобы вамъ б[ыло] хорошо и хорошо отъ того однаго, отъ чего бываетъ людямъ истинно хорошо: отъ успѣшной работы надъ своей душой. Пожалуйста, пишите мнѣ. М[арья] А[лександровна]1 б[ыла] оч[ень] больна, но теперь поправилась. Я стараюсь, чтобы мнѣ б[ыло] хорошо, и понемногу успѣваю.
Цѣлую васъ. Привѣтъ вашей матушкѣ.2
Левъ Толстой.
19 Дек. 1900.
Печатается по листу копировальной книги, хранящемуся в AЧ. Местонахождение автографа неизвестно. Открытка. Публикуется впервые.
О Викторе Анатольевиче Лебрене см. письмо № 211.
Ответ на письмо Лебрена от 11 ноября 1900 года. Лебрен подробно рассказал о работе над собой, о своих первых неудачах в новой жизни, о достижениях и новых запросах. Он писал: «Внешним устройством жизни я почти доволен, но зато с другой стороны худого нашел и нахожу в себе так много, что некоторая грусть сделалась, мне кажется, преобладающим настроением моим. Т. е. не то, что я стал хуже, чем был прежде, но просто увидал теперь в себе то, чего не видел, вернее, не хотел видеть прежде […] Я помню действительность и правду не более получаса в сутки. В остальное же время я делаю самые ужасные гадости, сержусь и отнимаю силою разные вещи от детей, дурно отношусь к матери и людям, с которыми нет духовной связи, еще в добавок так помешался на торговании, что хотел выторговать пятак у оборванца, нанявшегося убрать нам дрова и уголь. В самые последние дни я после больших усилий начинаю, кажется, отделываться от этой бессмысленной привычки выторговывать копейки. Эта-то вот мудрость на полчаса из двадцати четырех, это, кажется, главное, что угнетает меня. Прежде, до знакомства с вами, я, конечно, делал ужасающие гадости, но теперь насиловать ребенка, или выторговывать пятаки у бродяги, ночующего в ночлежном доме, это так ужасно для того Лебрена, мнение о котором было так высоко (тоже совсем свежее открытие), что я не могу вполне ясно и просто признать эти поступки совершенными, т. е. я хочу сказать, что за последние шесть-семь месяцев сделал много такого, на что, радуясь этому, считал себя неспособным. Тут что-то не вполне ясно, и я порою бываю в каком-то грустном недоумении. Очень худо еще то (боюсь, что это ужаснет вас), что у меня и в мыслях еще не выработалось разумного отношения к маленьким детям. Нельзя же их бить, а нельзя бить, надо позволить делать всё, чтò им вздумается, совершенно безумным существам […] И вот я все полтора месяца нашего пребывания здесь [в Одессе] по несколько раз на дню, как стукаются больным пальцем, всё натыкаюсь на этот вопрос, который настоятельно требует разрешения, так как сию минуту может прибежать пятилетний Юрочка и начать рвать это письмо […] Очень худо еще то, что я, здоровый восемнадцатилетний малый, не кормлюсь своими трудами, а живу на награбленные деньги. И это тоже иногда гнетет меня, впрочем, больше, когда посторонние люди спрашивают, чèм я занимаюсь. Иногда же мне кажется, что из всех доступных мне поступков я выбрал наименее дурное […] Разумеется, если напишете словечко, осчастливите нас всех, но я уже так необыкновенно счастлив, и вы так много сделали для меня, что, пожалуйста, не утруждайте себя».
1 Мария Александровна Шмидт. Лебрен познакомился с ней во время своего первого посещения Толстого весной 1900 г. О болезни Шмидт см. письмо № 418.
2 Луиза Лебрен. См. письмо № 324.
В ответном письме от 25 декабря 1900 г., благодаря Толстого за ответ, Лебрен писал о тех же вопросах своей внутренней жизни.
* 434. П. И. и П. Н. Бирюковым.
1900 г. Декабря 20. Москва.
Получилъ вчера ваше письмо и не то, что отвѣчаю на него (это письмо придетъ къ вамъ нескоро), а только вспоминаю, что получилъ. Извѣстія ваши очень хороши; и то, что прислуга нарушила вашу жизнь, и то, что славный у васъ мальчикъ (я видѣлъ фотографію, и мы всѣ любовались), и что вы, Поша, его няньчи[те], и главное, самое главное, что вы уничтожаете и во внѣ и въ сердцѣ все то, чтò раздѣляло васъ съ Чертковымъ.1 Это мнѣ большая радость. — Китайск[ій] мудрецъ говоритъ, ч[то] челов[ѣкъ] долженъ быть внимателенъ къ себѣ, когда онъ одинъ, и тутъ очищать свое сердце отъ всего дурнаго. И еще то, чѣмъ превосходитъ добродѣтельный челов[ѣкъ] другихъ, это то, чего никто никогда не узнаетъ: это работу надъ свои[мъ] сердцемъ.2
Письмо это передастъ вамъ Алеша Дьяковъ, сынъ Д. А. Дьякова.3 Онъ очень добрый маль[чикъ] и мягкiй и кроткiй. И мнѣ кажется, что вы ему можете быть полезны только сближені[емъ] съ нимъ и добрымъ къ нему отношеніемъ.
Братски цѣлую васъ.
Л. Толстой.
20 Дек. 1900.
Печатается по автографу, хранящемуся в БЛ. Публикуется впервые.
Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 25 декабря н. ст. 1900 г.: «Очень много прибавилось дела с рождением ребенка. Паша очень занята им, и мне приходится делать многое из того, чтò она делала. И я рад этому. Я, вероятно, скоро оставлю издательство. Нет ни денег, ни времени. Я думаю, это дело не существенное. Хочется жить получше, а я всегда живу хуже того, как должен бы жить. Потому что условия очень благоприятны. Паша усердная работница; она успевает и за ребенком — кормить и няньчить его — и, кроме того, стирает большую стирку и стряпает и шьет. Впрочем стряпаем мы все, и вообще работа идет довольно дружно. У нас, особенно у Паши, явилось какое-то органическое отвращение к прислуге; мы брали на два месяца, пока она была больна, и рада была, что она ушла. Попалась очень хорошая девушка, но именно то, что она была нанята специально для черной работы, вносило какой-то диссонанс в нашу семью, и детям было очень вредно. Они стали лениться прибирать за собой, а она старалась доделывать то, чтò им не хотелось делать. Теперь опять все наладилось. На-днях написал Чертковым примирительное письмо. Хотя у нас и не было ссоры, но отношения были очень тяжелые, и, когда я думал об этом, мне казалось это такою нелепостью, что давно хотелось разобраться в этом. Но я чувствовал, что пока я не перестану издавать, отношения не могут улучшиться. И вот, когда
