котором мы скорее чествовали русскую литературу и Льва Толстого, ее величайшего представителя, чем Пушкина. Я поднял бокал в Вашу честь, как завершителя тех идеальных стремлений русской мысли, в начале которых засияло имя Пушкина, глубокого истолкователя христианского идеала, могучего защитника всех угнетенных, без различия веры и народности, в эпоху, провозгласившую Kraft vor Recht [силу выше права]. И мой тост был встречен единодушным восторгом, после чего мы решили послать Вам телеграмму, текст которой я переписываю здесь, так как боюсь, что она могла не дойти до Вас: «Litterateurs, rassemblés pour célébrer l’anniversaire de Pouchkine, saluent le grand artiste et le penseur sublime Léon Tolstoï dont l’oeuvre est l’expression parfaite du génie russe. Gloire à l’apôtre de la justice. Signé: Zdziechowski, Sokolowski, Morawski. [Литераторы, собравшиеся на чествование столетней годовщины Пушкина, приветствуют великого художника и величайшего мыслителя Льва Толстого, труды которого ярко отражают русский гений. Слава апостолу справедливости. Подписали: Здзеховский, Соколовский и Моравский.]» Опасаюсь, что это проявление сочувствия со стороны людей, на первый взгляд чуждых Вам по своему образу мыслей, может Вам показаться не только ничтожно, но даже смешно. Не спорю, мы весьма далеки от того идеального совершенства, о котором мечтали для нас наши поэты, много в нашей жизни мерзких и отвратительных явлений, но я думаю, что если глубже заглянуть в души людей, изъявляющих Вам свое благоговение, то показалось бы, что Вам чужды те наши человеческие страсти, от которых мы не умеем отрешиться, но что в глубине совести мы все более или менее сознаем, что наша жизнь дурна, что она в противоречии с исповедуемым нами христианским законом любви, что она требует обновления, и что, следовательно, Ваша неутомимая проповедь о необходимости этого обновления производит на нас освежающее и облагораживающее действие и, таким образом, хотя медленно, но всё-таки приближает торжество христианского идеала. Благодаря страданиям и преследованиям, перенесенным и переносимым нами со стороны покоривших нас государств, мы стали особенно чутки к идеалу христианской правды в международных отношениях. Из недр нашего народа вышел Мицкевич, а он был не только великий поэт, но и великий человек в христианском смысле слова, т. е. человек, жаждавший всей душой осуществления царства божия в мире и стремившийся к этому по мере своих сил. И культ Мицкевича растет у нас с каждым днем, и я надеюсь, что он должен хоть немного содействовать нашему нравственному улучшению. Культ же или проникновение идеями Мицкевича во многих отношениях то же самое, что проникновение идеями Л. Н. Толстого, так как между Мицкевичем и Вами гораздо более точек соприкосновения, чем между Мицкевичем и Пушкиным, несмотря на то, что эта последняя параллель особенно привлекает теперь литературную критику. Одним словом, я горячо желаю, чтобы Вы приняли нашу телеграмму, как искреннее проявление чувств, исходящих из тех светлых начал, которые покоятся в душе почти каждого человека, даже преданного учению мира […] Дни, проведенные в Ясной поляне в беседе с Вами, я храню в своей памяти как дорогие воспоминания, ободряющие меня в трудные минуты жизни».
Адам Мицкевич (1798—1855) — польский поэт, родоначальник польского романтизма, польский патриот; его имя окружено в Польше исключительной любовью.
1 О своем отношении к полякам Толстой однажды сказал: «Во мне в детстве развивали ненависть к полякам. И теперь я отношусь к ним с особенной нежностью, отплачивая за прежнюю ненависть». H.H. Гусев, «Два года с Л. Н. Толстым», изд. второе, Толстовского музея, М. 1928, запись 1 июля 1908 г., стр. 185.
2 Мариан Соколовский (Marian Sokolowski) — профессор истории искусств.
3 Казимир Моравский (Kazimir Morawski) — профессор классической филологии, литератор, автор брошюры о Толстом (Krakow, 1888).
142. В. Г. Черткову от 28 июня.
143. Д. В. Григоровичу.
1899 г. Июнь. Я. П.
[…] Переѣхать въ новую жизнь, получить новое назначеніе въ наши съ вами года очень привлекательно, — только бы переѣздъ былъ удобный и безъ особенныхъ страданій. А впрочемъ и страданья не мѣшаютъ. Крестьяне говорятъ, — хорошо пострадать передъ смертью, какъ и отчего хорошо, я не съумѣю объяснить теперь, — но всей душой согласенъ съ ними. Только малодушіе проситъ помягче экипажа. Я сейчасъ проѣхалъ маленькую станцію на очень тряскомъ экипажѣ, — станцію къ новому назначенію, т. е. былъ боленъ.
Перепечатывается из письма Д. В. Григоровича к Л. Б. Бертенсону от 3/15 июля 1899 г., впервые опубликованного Л. Б. Бертенсоном в «Русской мысли» 1916, VI, стр. 87. Отрывок. Местонахождение подлинника неизвестно.
Дмитрий Васильевич Григорович (1822—1899) — писатель, автор «Деревни» и «Антона Горемыки». Знаком с Толстым с 1850-х годов. Толстой высоко ценил некоторые его произведения. По случаю 50-летнего юбилея литературной деятельности Григоровича Толстой писал ему 27 октября 1893 г.: «Помню умиление и восторг, произведенный на меня, шестнадцатилетнего мальчика, не смевшего верить себе, «Антоном-Горемыкой», бывшим для меня радостным открытием того, что русского мужика, нашего кормильца и — хочется сказать — учителя, можно и должно описывать, не глумясь и не для оживления пейзажа, а можно и должно писать во весь рост, не только с любовью, но с уважением и даже трепетом». См. письма Д. В. Григоровичу 1856 и 1893 гг., тт. 60 и 66 и Д. В. Григорович, «Воспоминания», изд. «Academia», Л. 1928, по указателю.
С 1887 г. у Д. В. Григоровича стали обнаруживаться первые проявления склероза, проявлявшиеся в мучительных припадках грудной жабы. В течение десяти с лишним лет припадки повторялись редко и мало влияли на образ жизни писателя, проводившего большую часть времени за границей. В 1898 г. наступило резкое ухудшение, и предчувствие близкой смерти очень тяготило Григоровича. 30 августа/10 сентября 1899 г. он писал Бертенсону: «Совсем упал духом; умереть [на чужбине] не хочется». Он приехал в Россию, самочувствие его улучшилось, и за две недели до смерти, после сильного приступа, когда ближайшая опасность миновала, он снова был бодр, весел и принимал своих многочисленных друзей. 19 декабря его постиг апоплексический удар, от которого через два дня, 22 декабря 1899 г., Григорович скончался. См. вводную заметку Л. Б. Бертенсона к письмам Григоровича: «Из воспоминаний о Дмитрии Васильевиче Григоровиче» — «Русская мысль» 1916, VI, стр. 75—77.
Письмо Толстого не изменило отношения Григоровича к смерти. 3/15 июля 1899 г. он писал Бертенсону: «Узнав о моей болезни, вот что по поводу смерти пишет мне на днях Л. Н. Толстой: «Переехать в новую жизнь, получить новое назначение (?) в наши с вами года очень привлекательно (!!!), — только бы переезд был удобный и без особенных страданий. А впрочем и страданья не мешают. Крестьяне говорят, — хорошо пострадать перед смертью, как и отчего хорошо, я не съумею объяснить теперь, — но всей душой согласен с ними. Только малодушие просит помягче экипажа. Я сейчас проехал маленькую станцию на очень тряском экипаже, — станцию к новому назначению, т. е. был болен». У него проходят камни в печени; к этому новому назначению у меня нет никакого желания; процесс продолжения жизни, хотя бы безвыходно в Щербаковском переулке, мне гораздо дороже всяких обещаний в будущем, — откуда до сих пор «не было пришельцов», как говорит Гамлет».
Толстой продолжал следить за болезнью Григоровича. В последних числах декабря 1899 г. Меньшиков писал Толстому (письмо не датировано): «Вы поручили мне передать Григоровичу Ваше участие к его болезни и слова дружбы, но оказалось, что мы говорили о нем в его предсмертный час. Так и не удалось мне доставить ему этой радости».
144. В. Г. Черткову от 7 июля.
145. А. Ф. Марксу.
1899 г. Июля 10. Я. П.
10 Іюля.
Адольф Федорович,
Вчера мною высланы Вам главы XX, XXI, XXII, XXIII, XXIV.
Лев Николаевич просит сделать следующую поправку на листе 26/1. Перед словами Нехлюдова: «Да, но ведь очевидно, что решение нелепо…» надо вставить следующее:
Селенин, всегда занятый и мало бывавший в свете, очевидно, ничего не слыхал о романе Нехлюдова. Нехлюдов же, заметив это, решил, что ему и не нужно говорить о своих особенных отношениях к Масловой.
А после слов: «Да, но ведь очевидно, что решение нелепо…» надо вставить слова:
— сказал он.1
До сих пор еще не получены главы 10, 11, 12, 13, 14 второй части, о присылке которых я просил в письме своем от 4 июля. Эти главы крайне нужны, и я прошу, если они еще не высланы, поспешить высылкой их. А также прошу, не откладывая, выслать полный текст (без цензурных пропусков) всего «Воскресения» в двух экземплярах (мое письмо от 6 июля).
Высылка же 20-й главы (мое письмо от 5 июля) теперь уже, какъ запоздавшая, не нужна.
Остаюсь готовый к услугам Вашим
Николай Ге.
Адольфъ Федоровичъ,
Будьте такъ добры исполнить переданныя Вамъ черезъ Николая Николаевича Ге2 мои просьбы и извинить, что самъ не писалъ Вамъ. Я былъ очень нездоровъ и теперь очень занятъ и потому прошу просьбы Н. Н. Ге принимать какъ бы мои. Въ послѣднемъ № Нивы, въ главѣ VII сдѣлана очень непріятная мнѣ ошибка: на стр. 499 (1-го столбца) строчки отъ 50-й (сверху) до конца VII гл. должны были быть поставлены прежде строкъ 40-й (сверху) до 48-й (сверху).3
Съ совершеннымъ уваженіемъ остаюсь готовый къ услугамъ
Левъ Толстой.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Приписка к письму Н. Н. Ге. Датируется по письму Ге. Впервые опубликовано Е. П. Населенко по автографу в СПД, стр. 314—315.
1 Указанные исправления были внесены.
2 Николай Николаевич Ге, сын художника. См. письмо № 17.
3 В № 27 «Нивы», в главе VII второй части «Воскресения» была допущена такая ошибка. После абзаца: «Мужики ехали в ночное кормить лошадей…» напечатан абзац: «Слышь, зарастают луга…», вместо того, чтобы вставить тут два абзаца, напечатанные в главе последними: «Даром землю отдам…» и «Ишь, повадился в барские луга…». В отдельном издании А. Ф. Маркса ошибка исправлена.
* 146. Джону Уокеру (John В. Walker).
1899 г. Июля 10. Я. П.
Dear Sir,
The whole matter concerning the publication of my novel has been entirely trusted to my respected friend V. Tchertkoff. I therefore know little, or scarcely anything about the details of this affair.
As to the drawbacks in publication which you mention in the statement of your serial, they have been caused, I presume, firstly: by the difficulty in forwarding the manuscripts to several translators for a simultaneous publication, and secondly: by the fact that before sending the manuscript, I reviewed every chapter which was the chief reason of the delay. So, the chief cause of all this misunderstanding may be attributed to me, or to the difficulty of
