кричат о своих летах, о своей житейской опытности. Одному из последних я сказал, что он действительно вдвое старше меня (мне семнадцать лет), но что если только поэтому считать его взгляды верными, то по той же причине надо считать Ваши еще более верными, так как Вы даже более чем вдвое старше его. Я думал, что он откажется от последних своих слов или хоть оговорится, но, к несчастью, у таких людей всё разрешается гораздо проще: «Толстой старый психопат!» — вскрикивает он с раздражением (он совершенно не знаком с Вашими сочинениями). — Прекрасно, но я молод и разделяю те же убеждения. —«И ты тоже психопатом стал!».— Теперь, когда Вы имеете уже некоторое представление обо мне, перейду к некоторым вопросам, разрешения которых я могу ожидать только от Вас. Я хорошо знаю, что у Вас очень мало свободного времени, и что Вы получаете кучи писем, но не могу же я не сделать всего, чтобы верно разрешить вопрос, от которого зависит вся моя жизнь. Вот этот вопрос. С переменой моих взглядов я приобрел мерило добра и зла и понял, что я могу и должен не делать зла, раз я его вижу, чтò бы из этого для меня ни вышло, т. е. понял и до некоторой степени знаю, чего мне не следует делать. Знаю также, что человеку надо делать то, что ему лично нужно, что, если он хочет есть, ему надо изготовить себе пищу. Это все я, кажется, понял и знаю, но чтò мне лично теперь начинать делать, вступая в самостоятельную жизнь, я совершенно не знаю […] Моей мечтой было занятие хозяйством в своем именье, но тогда надо было еще сто тысяч рублей, теперь же ничего этого не нужно, и я согласен на самую бедную жизнь, о которой, правда, я, как и о труде, не имею понятия. Но где и как устроить всё это? О земледелии я не имею не малейшего представления. Да если б и имел, то земли нет, и я еще к тому же числюсь французским гражданином […] Первый и самый главный вопрос: чтò мне теперь начинать делать в тех условиях, в которых я нахожусь? […] Вы не можете себе представить, как я жажду общения с Вами. Часто во время чтения Ваших книг мною овладевает такое волнение, нарождается столько мыслей, что я, не будучи в состоянии спокойно сидеть, убегаю делиться мыслями с кем-нибудь из знакомых. Но, увы! почти никто не понимает моего горячего отношения к Вашим книгам. Да и понятно: все так заняты заботой о завтрашнем дне или препровождении сегодняшнего […] Удастся ли мне побывать у Вас или нет, покажет будущее, а пока с радостью спешу сообщить, что и на Дальнем востоке есть люди, глубокое к Вам уважение которых лучше всего доказывает, как они Вас понимают и ценят».
1 Толстой слег в постель 22 ноября 1899 г. после острого припадка болезни печени; в постели был до 6 декабря. Софья Андреевна писала своей сестре, Т. А. Кузминской, 2 декабря: «Ты спрашиваешь, отчего Левочка заболел, милая Таня? Да много можно найти причин. По моему мнению, оттого, что очень плакал и горевал о Тане. Еще в тот день, как ему захворать, он сжал руки и воскликнул: «Боже мой, и кому мы ее отдали!». У него всё время слышались слезы в горле. Еще оттого, что слишком торопливо и усидчиво работал над «Воскресением»; еще оттого, что выдумал есть всякий день огромное количество гречневой каши. И вот, раз, наевшись через меру, у него сделались адские боли; он начал кричать, корчился, ноги кверху поднимал, потел страшно. Затем началась рвота: сначала пищей, потом желчью, потом кровью. Мы страшно перепугались; конечно, послали за доктором, возились очень. Во вторник, 23 [ноября] сделали консилиум; доктора лечат очень внимательно, но болезнь поддается очень туго, и Левочка слабый лежит уже десятый день. Ему всё-таки гораздо лучше, болей нет, печень уменьшилась, и дело пошло на поправку […] Уход за Левочкой был особенно труден в этот раз. Лекарства не хочет принимать, — где уговором, где обманом. Вегетарианство тоже бросать не согласен, а чем же поправить упавшие старческие силы?». См. также комментарий к Дневнику от 18 декабря 1899 г., т. 53. О болезни Толстого печатались сообщения в газетах. Общество было встревожено. Толстой стал получать много писем от знакомых и неизвестных корреспондентов с самыми разнообразными рецептами и советами, касавшимися лечения печени. См. письмо № 216.
2 Это слово вставлено Толстым.
3 Зачеркнуто: представить
4 Исправлено из слова: выйти
5 Исправлено из слова: нарушивъ
6 Лебрен сообщил, что он из теоретических произведений Толстого читал: «О жизни», «В чем моя вера», «Так что же нам делать?», «Царство божие внутри вас», «Христианство и патриотизм», «Письмо к NN [письмо к М. А. Энгельгардту о «непротивлении»]» и «несколько мелких книжек».
7 Зачеркнуто: ничего
8 См. т. 31.
9 Лебрен указал на некоторые логически необоснованные, с его точки зрения, утверждения, сделанные Толстым в книге «О жизни» и на противоречия между основной идеей «Крейцеровой сонаты» и обращением к женщинам в конце «Так что же нам делать?».
В ответном письме от 27 января 1900 г. Лебрен писал: «Теперь, на пятнадцатый день после получения вашего ответа, я никак не могу сколько-нибудь живо представить себе, чтобы Вы, тот Толстой, захватывающими мыслями которого так давно питается душа моя; тот Толстой, который всегда затрагивал и разъяснял самые животрепещущие для меня вопросы; тот старый, но юный духом, обаятельно задушевный и обожаемый мною Толстой — я до сих пор не могу представить себе, чтобы Вы своим так знакомым мне простым и задушевным тоном написали лично мне на мои собственные вопросы, и написали с таким трогательным и живым участием. И как только я пытаюсь представить себе это, с души моей, на которой, благодаря вашим сочинениям, и так [нет] никакого бремени, всё-таки еще что-то скатывается, и я начинаю сиять тихой светлой радостью умиления, такой радостью, о которой, как это было и со мной, люди с мирскими воззрениями не имеют ни малейшего понятия».
Это письмо осталось без ответа. См. письмо № 324.
212. С. А. Толстой от ноября.
213. А. Ф. Марксу.
1899 г. Декабря 1. Москва.
Адольфъ Федоровичъ,
Письмо это передастъ вамъ мой близкій другъ, «alter ego».1 Я просилъ его переговорить съ вами объ очень важномъ для меня дѣлѣ. Очень прошу васъ исполнить то, о чемъ онъ будетъ просить васъ. Это очень для меня важно.
Съ совершеннымъ уваженіемъ готовый къ услугамъ
Левъ Толстой.
1 Дек. 1899.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано Е. П. Населенко по автографу в СПД, стр. 320.
Письмо было передано А. Ф. Марксу через П. А. Буланже, незадолго до того вернувшегося из Англии. Буланже вел с Марксом переговоры по поводу печатания в «Ниве» в 1900 г. незаконченных художественных произведений Толстого: «Отец Сергий», «Хаджи Мурат» и «История матери». Толстой решил отложить публикацию этих произведений на неопределенное время, о чем и уполномочил Буланже договориться с Марксом (см. письма №№ 56 и 215).
К письму приложена визитная карточка Буланже: «P. A. Boulanger. 8 Albion Villas Road. Sydenham. S. E.» (о П. А. Буланже см. письмо № 38). На письме пометка Маркса: «Отец Сергий».
1 «другое я», т. е. лицо, настолько близкое, что может заменить его.
214. Кн. Г. М. Волконскому.
1899 г. Декабря 4/16. Москва.
Я получилъ ваше письмо съ брошюрами и прочелъ ихъ. Отвѣчаю такъ поздно потому, что ваше письмо ходило въ Ясенки, — а я въ Москвѣ — и не своей рукой, потому что боленъ и слабъ.
Съ удовольствіемъ отвѣчаю вамъ, потому что брошюры ваши написаны очень хорошо и искренно, за исключеніемъ третьей, насчетъ которой я согласенъ съ вашими родными. Эта брошюрка слаба не потому, что слишкомъ рѣзка, но потому, что недостаточно ясно выставляетъ отталкивающія черты1 одного изъ самыхъ отвратительныхъ, если не комическихъ, представителей императорства — Вильгельма II.2
Но какъ ни хорошо написаны ваши статьи, я по существу не согласенъ съ ними, не то что не согласенъ, но не могу осуждать того, чтò вы осуждаете.
Если два человѣка, напившись пьяны въ трактирѣ, подерутся за картами, я никакъ не рѣшусь осуждать одного изъ нихъ; какъ бы убѣдительны ни были доводы другого, причина безобразныхъ поступковъ того или другого лежитъ никакъ не въ справедливости одного изъ нихъ, а въ томъ, что вмѣсто того, чтобы спокойно трудиться или отдыхать, они нашли нужнымъ пить вино и играть въ карты въ трактирѣ. Точно также, когда мнѣ говорятъ, что въ какой бы то ни было разгорѣвшейся войнѣ исключительно виновата одна сторона, я никогда не могу согласиться съ этимъ. Можно признать, что одна изъ сторонъ поступаетъ болѣе дурно, но разборка о томъ, которая поступаете хуже, никакъ не объяснитъ даже самой ближайшей причины того, почему происходитъ такое страшное, жестокое и безчеловѣчное явленіе, какъ война. Причины эти для всякаго человѣка, который не закрываетъ глазъ, совершенно очевидны, какъ теперь въ Трансвальской войнѣ, такъ и во всѣхъ войнахъ, которыя были въ послѣднее время. Причинъ этихъ три: 1-ая — неравное распредѣление имуществъ, т. е. ограбленіе одними людьми другихъ,3 2-ая — существованіе военнаго сословія, т. е. людей, воспитанныхъ и предназначенныхъ для убійства, и 3-я — ложное, большею частью сознательно обманное религіозное ученіе, въ которомъ насильственно воспитываются молодыя поколѣнія.4 И потому я думаю, что не только безполезно, но и вредно видѣть причину войнъ въ Чемберленахъ,5 въ Вильгельмахъ и т. п., скрывая этимъ отъ себя дѣйствительныя причины, которыя гораздо ближе, и въ которыхъ мы сами участвуемъ.
На Чемберленовъ и Вильгельмовъ мы можемъ только сердиться и бранить ихъ; но наше сердце и брань только испортятъ намъ кровь, но не измѣнятъ хода вещей: Чемберлены и Вильгельмы суть слѣпыя орудія силъ, лежащихъ далеко позади ихъ. Они поступаютъ такъ, какъ должны поступать и какъ не могутъ поступать иначе. Вся исторія есть рядъ точно такихъ же поступковъ всѣхъ политическихъ людей — какъ Трансвальская война, и потому сердиться на нихъ и осуждать ихъ совершенно безполезно и даже невозможно, когда видишь истинныя причины ихъ дѣятельности и когда чувствуешь, что ты самъ виновникъ той или другой ихъ дѣятельности, смотря по тому, какъ ты относишься къ тремъ основнымъ причинамъ, о которыхъ я упомянулъ. До тѣхъ поръ, пока мы будемъ пользоваться исключительными богатствами въ то время, какъ массы народа задавлены трудомъ, всегда будутъ войны за рынки, за золотые пріиски и т. п., которые намъ нужны для того, чтобы
