ваши книги.1
Они обе очень хороши, и мысль напечатать новый завет перед старым весьма удачна.
И скренне ваш
Лев Толстой.
Печатается по листу копировальной книги. Приписка к письму П. А. Буланже. Датируется по его пометке на письме адресата.
1 При письме от 18 января н. ст. 1901 г. Б. Ж. Старлей прислал из Ковентри (Англия) свои книги: «Re-arranged Bible» [«Вновь просмотренная библия»], «New Testament» [«Новый завет»]. Книги эти в яснополянской библиотеке не сохранились.
5. В. К. Заволокину.
1901 г. Января 14—18. Москва.
Вы спрашиваете, что может дать человеку слабому, испорченному, развращенному, как все мы, среди окружающих его со всех сторон соблазнов, что дает такому человеку силу жить христианскою жизнью?
Вместо того, чтобы отвечать, и прежде, чем отвечать на ваш вопрос, я спрошу вас, что собственно означает этот вопрос? Мы так привыкли к этому вопросу, что он кажется нам вполне естественным и понятным, а между тем вопрос не только неестественен и непонятен, но чрезвычайно удивителен и странен для всякого разумного человека, не воспитанного в суевериях церковной веры.
Почему кузнец, кующий железо, или пахарь, пашущий поле, не спрашивает о том, откуда он возьмет силы для исполнения предпринятого дела, а делает его по мере сил своих, — ошибается и старается поправить сделанную ошибку, устает, оставляет на время работу, отдыхает и опять берется за нее. Разве не в том же самом положении всякий раб божий, старающийся жить христианской жизнью, исполнять познанную им волю бога?
Точно так же такой человек, если он искренен, будет по мере сил жить христианской жизнью, исполнять волю бога и, если будет ошибаться, будет поправляться и будет уставать и отдыхать и опять браться за то же дело своей жизни: приближаться по мере сил к тому совершенству отца небесного, которое указано ему.
Вопрос о том, где взять силы для христианской жизни, показывает только то, что людей кто-то уверил в том, что они могут сделаться совершенными, святыми, что для этого есть особенные средства, без своего ежечасного усилия борьбы, падений, раскаяния, подъемов и опять падений и опять подъемов, которые хотя и медленно, но все-таки подвигают человека к цели его жизни: совершенствованию в боге. Это-то суеверие, что человек не постепенными, медленными усилиями приближается к совершенству, а может сразу очиститься и стать святым, есть одно из самых ужасных и зловредных заблуждений, и оно-то усиленно проповедуется всеми церковными верами. Одни уверяют своих учеников, что посредством таинств, как то: крещения, исповеди, причастия, человек освобождается от грехов; другие утверждают, что от грехов освобождает вера в искупление, в то, что Христос-бог своей кровью очистил нас. И те и другие учат, что кроме того очищает нас молитва просительная к богу о том, чтобы он простил нам наши грехи, и не мы бы сами постарались стать лучшими, а чтобы он сделал нас хорошими. Это ужасно глупый и вредный обман. Обман, во-1-х, в том, что человек может сделаться совсем чистым. Это ложь. Человек не может быть совершенным и безгрешным, он может только более или менее приближаться, и в этом приближении весь смысл его жизни. В этом жизнь. Я даже думаю, что жизнь после смерти будет состоять хотя и в совершенно другом виде, но опять только в приближении к совершенству. В этом жизнь и в этом радость жизни. Обман, во-2-х, в том, что есть какое-то средство, кроме своего усилия, посредством которого мы можем совершенствоваться. Верить тому, что есть такие средства, полагаться на таинства, веру в искупление или молитву для совершенствования, всё равно, что кузнецу, когда у него в руках железо и молот, и есть наковальня, и горно разожжено, придумывать помимо того, чтобы бить молотом по железу, средство ковать его или просить бога о том, чтобы он дал ему силы работать.
Просить бога и придумывать средства, как совершенствоваться, можно бы было только тогда, если бы были какие-либо преграды для этого дела и сами бы не имели сил: если бы кузня была заперта, угля и железа бы не было, или не было сил поднять молот. То же и в деле совершенствования, или христианской жизни, или исполнения воли бога. Бог не требует от нас того, чего мы не можем делать, а напротив, он озаботился о том, чтобы дать нам всё, что нам нужно для исполнения его воли. Мы здесь, в этом мире, как на постоялом дворе, в котором хозяин устроил всё, что нам, путешественникам, точно нужно, и сам ушел, оставив наставление, как нам вести себя в этом временном приюте. И мука, и вода, и дрова, всё, что нам нужно, есть тут, так какие же нам еще придумывать средства и о чем просить? Только бы исполнять то, что нам предписано. Так и в нашем духовном мире: всё нужное нам дано нам, и дело только за нами. Понятно, что если мы хотим быть сразу святыми или чувствовать себя оправданными, нам нужны особенные средства и просить об этом бога. Если мы хотим быть богатыми, хотим, чтобы наши друзья и мы сами не болели и не умирали, чтобы у нас были всегда хорошие урожаи и чтобы враги наши были уничтожены, тоже нам надо просить обо всем этом бога, как просит об этом Давид в своих псалмах и как просят об этом в наших церквах. Но ведь бог ничего этого не предназначал нам: он не только не предписал нам быть праведными, безгрешными, но, напротив, дал нам жизнь, смысл которой только в том, чтобы мы сами освобождались от своих грехов и приближались к нему, и не предназначал нас быть богатыми, безболезненными и бессмертными,1 а дал нам испытания, бедность, болезни, смерти друзей и свою именно затем, чтобы научать полагать свою жизнь не в богатстве, здоровьи и этой временной жизни, а в служении ему, и дал нам врагов не затем, чтобы мы желали их погибели, а затем, чтобы мы научились уничтожать врагов любовью. Так что придумывать какие-то особенные средства спасения и просить бога нам не о чем. Всё, что нам нужно, дано нам, если мы только следуем указаниям нашей совести и бога, выраженным в евангелии. В-3-х, обман этот особенно вреден тем, что люди, поверившие в то, что они своими силами не могут исполнять волю бога и жить хорошо, перестают работать над собою, и не только перестают работать, но теряют возможность совершенствоваться. Стоит человеку увериться, что он не может сделать того, что ему нужно делать, и у него опустятся руки, и он действительно будет не в состоянии сделать нужное; стоит человеку увериться, что он болен, и он станет болен. Порченые оттого кричат, что они верят, что они порченые. Пьющие запоем оттого не исправляются, что уверены, что они не могут воздержаться. Нет более безнравственного и вредного учения, как то, что человек не может совершенствоваться своими силами.
Совершенно подобное рассуждение о необходимости какой-то внешней силы для христианской жизни существует и о необходимости какого-то несомненного доказательства совершенной истинности того, что мы знаем о боге, его воле. Там говорится, что есть что-то такое, что дает человеку силу жить христианской жизнью и исполнять волю бога. Тут же говорится, что есть что-то такое, почему я наверное узнаю, что то, что мне говорит мой разум, есть истина. И как там предполагается, что есть какое-то внешнее средство, посредством которого можно достигнуть святости помимо личного усилия, так и здесь2 предполагается, что существует какое-то средство познать истину помимо личного усилия разума и истину полную, совершенную. Но ведь это так же невозможно, как увидать свет без глаз. Истина есть то, что познается усилиями и ничем другим познаваться не может. И истина, познаваемая разумом человеческим, никогда совершенною быть не может, а только более или менее приближается к совершенной истине и может быть высшей доступной человеку истиной, но никогда не может быть совершенной истиной; не может быть совершенной истиной уже по тому одному, что жизнь как всего человечества, так и отдельного человека вся проходит и даже состоит в достижении всё более и более совершенной истины и в большем и большем исполнении ее. Превратное и нелепое понятие о том, что человеческий разум своими усилиями не может приближаться к истине, происходит от такого же ужасного суеверия, как и то, по которому человек не может без помощи извне приближаться к исполнению воли бога; состоит суеверие это в том, что полная, совершенная истина для христиан открыта богом сначала на горе Синае, а потом разными пророками Иудейского народа, потом Христом, апостолами, соборами, церковью, для браминов открыта в Ведах, для магометан в Коране; суеверие это ужасно, во-1-х потому, что оно извращает самое понятие об истине, во-2-х потому, что, раз признав за несомненную истину все те нелепости и гадости, которые приняты за откровение бога в писаниях, приходится еще больше извращать здравый смысл, чтобы оправдать все эти гадости и глупости, а в-3-х потому, что, признав источником истины непогрешимое внешнее откровение, человек перестает верить единственному средству познания истины усилием своего разума. Человек, поступающий так, делает то же, что сделал бы человек, отыскивающий путь, если бы он вместо того, чтобы делать всевозможные усилия для узнания пути, закрыл бы глаза и отдался руководству того человека, который первый взялся бы проводить его. Говорят: как же верить разуму, когда мы видим, что люди, руководимые разумом, ошибаются. Сначала, говорят, человек по разуму видел истину в православии, потом по разуму же видел истину в баптизме, потом по разуму же стал видеть истину в признании Христа человеком. Стало быть, говорят, разум может ошибаться и нельзя доверять ему. Почему же? — Когда человек верил в православие и разум его не указывал ему ничего более истинного, он познавал высшую для него истину, потом он познал более высокую истину и был прав, признавая ее. Точно так же он был прав, познав еще более высокую или чистую истину. То, выше, яснее, истиннее чего человек не может видеть и представить себе, то для него и есть истина. Очень может быть, что было бы очень хорошо и желательно, чтобы люди все сразу познали бы одну и ту же совершенную истину (хотя если бы это было, то жизнь прекратилась бы), но если и допустить, что это было бы желательно, то ведь не всё делается так, как мы желаем. Очень, может быть, желательно неразумным людям, чтобы люди не болели бы, или чтобы было средство, которое лечило
