силы, не верующей, есть только те дрова, которые подкладываются в огонь, уже загорающийся с разных сторон. Имею много радостных доказательств этого.
Всегда буду рад известиям от вас. Жму вам руку.
Печатается по дубликату подлинника. Впервые опубликовано в «Учительской газете» 1946, номер от 23 февраля.
Николай Иванович Стефанович — бывший священник, отказавшийся от сана под влиянием взглядов Толстого; автор брошюры: «I. Верую во единого бога. II. Неведомому богу», Луганск, 1908, присланной в декабре 1908 г. Толстому. См. т. 78.
В письме от 9 июня из Луганска сообщал Толстому о конфискации его брошюры.
* 277. А. П. Тверциной.
1909 г. Июня 15. Кочеты.
15 июня 1909.
Антонина Петровна,
Всё, что я писал в продолжение последних 30 лет, есть только ответ на тот самый вопрос о смысле жизни и о разумном руководстве в ней, который вы ставите в вашем письме. Поэтому, если вас интересует мой ответ на этот вопрос, советую вам обратиться к моим книгам.
Печатается по дубликату подлинника. Сверено со стенограммой H. Н. Гусева, записанной под диктовку Толстого на конверте письма адресата.
Ответ на письмо Антонины Петровны Тверциной (сведений о ней не имеется) от 10 июня, которая спрашивала Толстого, в чем смысл жизни.
* 278. В. Флорову.
1909 г. Июня 16. Кочеты.
16 ионя 1909.
Ответ на ваш вопрос для меня один, вполне удовлетворяющий меня, — меня, каждый день ожидающего, по своему возрасту, смерти. Ответ этот тот, что я пришел от бога, которого я разумею и понимаю любовью, и когда умру, пойду туда же, от кого я вышел, т. е. к нему же, и потому ничего, кроме хорошего для себя, ожидать не могу. Кроме того, думаю, что вопросы о загробной жизни, о рае и аде и т. п. особенно важны для тех людей, которые не понимают еще хорошенько, в чем состоит сущность этой жизни и что нам в этой жизни надо и чего не надо делать. Насколько же человек разрешил для себя вопросы этой жизни, настолько уничтожается интерес к тому, что будет после смерти.
Печатается по дубликату подлинника.
Ответ на письмо Василия Флорова, крестьянина д. Пустынька, Рославльского уезда Смоленской губ., от 12 июня (почт. шт.) с вопросом об отношении Толстого к загробной жизни.
На конверте письма Флорова Толстой набросал конспект ответа.
* 279. Л. Дуланаки.
1909 г. Июня 16. Кочеты.
16 июня 1909.
Ваше объяснение воскрешения Лазаря очень остроумно, но все-таки чувствуется в нем искусственность, в особенности потому, что уже так долго принималось воскрешение это в буквальном смысле. С моей же точки зрения вопрос о том, действительно ли Лазарь воскрес из мертвых, или воскрес к истинной духовной жизни, не представляет никакого интереса в нравственном, учительном смысле. Вопрос же о том, насколько можно допустить, что евангелист Иоанн писал то, чего не было, этот вопрос, относящийся и ко всему тому писанию, которое называется у нас священным, уже давно, для меня по крайней мере, разрешен тем, что священное писание составлялось в продолжение многих и многих лет людьми, и потому в нем не только возможны, но не могут не быть и невольные и даже вольные ошибки людей, самым различным образом понимавших Христа.
По отношению к священному писанию, если вам случайно неизвестна книга Сэндерленда «Священные книги (библия)», я бы очень вам рекомендовал ее.
С совершенным уважением
Печатается по дубликату подлинника.
Ответ на письмо штабс-капитана Леонида Дуланаки из Одессы от 10 июня, который сообщал Толстому свое объяснение «воскрешения Лазаря», описанное в гл. XI евангелия Иоанна.
280. В. А. Молочникову.
1909 г. Июня 16. Кочеты.
Благодатное. 16 июня 1909.
Только что кончил ваше письмо и вложенные в него все интересные и важные письма. Радуюсь на то, как энергично вы работаете и во внутреннем мире — в себе, никогда не забывая этого, и вовне. Радуюсь, когда подумаю, что после меня — время мое близко — останутся такие люди, как вы, и, слава богу, много таких друзей.
Тронувшее меня сильно письмо Александра1 я прочел и непременно напишу ему. (Он между прочим пишет, что обеднял: нельзя ли послать ему денег? У меня есть такие, которыми я могу распоряжаться.) Прекрасно сделали и то, что написали полковнику.2 Васильчикову3 не могу писать, потому что уверен, что мое письмо только раздражит его и заставит придумать такие основания, по которым те гадости, которые он делает, необходимо и нужно делать. Если напишете об этом в газете, я думаю, это может помочь. Хотел сказать, упомяните о моем имени, но потом подумал, что это только может повредить делу. Хорошо вам и прямо написать Васильчикову. Ох, от таких дел стонет весь мир, и не знаешь, куда деться, чтобы не видать их. Я теперь живу у дочери и в новых условиях с особенной яркостью и болью вижу и чувствую это установившееся, постоянно продолжающееся, самое очевидное преступление грабежа, отнимающего у людей не только их имущество, но их силы, их жизнь. Надо не унывать, а чем больше зло вовне, тем больше уничтожать его в себе, так как в этом одно средство его уничтожения.
Письмо Александра так хорошо, что как-то не верится этой силе среди всеобщей слабости и низости. Помоги ему бог. Пожалуйста, напишите ему и о том, как я всей душой с ним. Я потому говорю: напишите, что я намерен написать, а успею ли — не знаю.
Письмо Наташи получил.4 Хорошее, милое письмо, но радуюсь тому, что ваши отношения к ней остановились там, где им надо было остановиться. Для вашего брата, молодых людей, отношения с женщинами всегда опасны, и нельзя быть достаточно настороже.
Лев Толстой.
Александру написал.5
Печатается по подлиннику. Впервые опубликовано в ПТС, II, № 538.
Ответ на письмо В. А. Молочникова из Новгорода от 12 июня, в котором Молочников писал о своей жизни и сообщал Толстому о посылке ему писем А. Н. Соловьева, А. Ф. Владимирова и Н. Прокофьевой (см. прим. 1, 3 и 4).
1 А. Н. Соловьев. См. прим. к письму № 281. Письмо его к Молочникову, пересланное последним Толстому, не сохранилось.
2 Молочников написал командиру Шуйского пехотного полка Михаилу Александровичу Российскому (ум. 1910), в который был направлен А. Н. Соловьев, о тяжелом состоянии Соловьева.
3 Молочников писал по поводу полученного им письма от «товарища по Новгородской тюрьме» А. Ф. Владимирова, который жил вблизи имения Бориса Александровича Васильчикова (1863—1931), члена Государственного совета и крупного землевладельца, и сообщал о притеснениях и истязаниях крестьян Васильчиковым. Молочников спрашивал Толстого, не может ли он написать Васильчикову. По получении ответа Толстого Молочников сам написал резкое письмо Васильчикову, приведя в нем относившееся к Васильчикову место из письма Толстого. О последствиях этого письма см. т. 80 и т. 57, стр. 341, прим. 465.
4 Имеется в виду письмо Натальи Прокофьевой (р. 1885) к Молочиикову. Прокофьева была осуждена по политическому делу и одно время содержалась в Старорусской тюрьме, где содержался и Молочников. По выходе из тюрьмы Молочников поддерживал с ней переписку и хлопотал о переводе ее в психиатрическую лечебницу ввиду ее нервного состояния. Упоминаемое письмо ее неизвестно.
5 См. следующее письмо.
281. А. Н. Соловьеву.
1909 г. Июня 16. Кочеты.
16 июня 1909.
Сейчас прочел ваше письмо Молочникову и, несмотря на ваши внешние телесные страдания, не могу не радоваться всей душой за вас и за вечное дело божие, которое совершается особенно видимо и ярко через то, что вы делаете. Много есть неправд в мире, которые чувствуются некоторыми, но которые так запутаны привычными мирскими условиями, что только немногие видят их. Но то резкое противоречие, не говорю уже добра, но простого здравого смысла, и того, что требуется от десятков, сотен, тысяч людей солдат, и того, что написано в признаваемом ими же законе бога, и, главное, в их сознании, — противоречие это особенно поразительно и потому особенно старательно скрывается, и надо иметь ту большую силу, какая есть в вас, чтобы смело выставлять это. Если вам это возможно, пожалуйста пишите мне. Молочников писал вашему полковнику. Мысль эта прекрасна, и я бы очень рад был сделать то же, но боюсь, что мое письмо может только повредить делу.
Да, вы совершенно правы, говоря в письме вашем Владимиру, что движет вами никак не Толстой, а то, что позволяет вам понимать и Толстого, и Христа, то, что движет Толстым, да и тысячи и тысячи людей, слава богу, понимавших и понимающих то же.
Так вот, до следующего письма. Братски целую вас.
Лев Толстой.
Печатается по подлиннику. Впервые опубликовано в ПТС, II, № 539.
Александр Николаевич Соловьев (1887—1911) — сын новгородского крестьянина, бывший воспитанник Новгородской сельскохозяйственной школы. В 1905—1906 гг. состоял в боевой организации анархистов; в годы реакции подпал под влияние религиозного учения Толстого. В 1908 г. за отказ от военной службы был приговорен к четырем годам заключения в арестантских отделениях, где и умер от туберкулеза.
* 282. Ф. С. Голицыну.
1909 г. Июня 16. Я. П.
16 июня 1909.
Князь Федор Сергеевич,
Получил Вашу книгу,1 прочел и совершенно согласен с Вашим мнением. Важнее всего для меня в вопросе, занимающем Вас, то, что кустарное производство не имеет тех соблазнов, влекущих к безнравственности которые свойственны фабричной жизни. А так как я полагаю, что истинное благо людей зависит от их нравственного состояния, то я и думаю, что всё, что содействует уменьшению соблазнов, уничтожающих нравственность, в высшей степени полезно и желательно.
С совершенным уважением
Печатается по дубликату подлинника.
Федор Сергеевич Голицын (р. 1850) — сенатор, автор ряда статей и книг по экономике и быту кустарного дела в России.
В письме от 12 июня из Петербурга сообщал Толстому о посылке ему своей книги «о значении кустарной промышленности в России» (см.прим.1).
1 Ф. С. Голицын, «Необходимый для России строй труда», СПб. 1909. Книга эта сохранилась в яснополянской библиотеке.
283. В. А. Молочникову.
1909 г. Июня 17. Кочеты.
Спасибо, милый друг Владимир, что сообщаете об Александре. Читал письмо и плакал от радости и умиления. Человек страдает, а я радуюсь и так же, как вы — завидую, и как завидую. Одно утешает — мысль о том, что так, видно, надо, что не стою я этого. Буду хоть своим бумагомараньем пытаться служить тому же делу. Как раз нынче ночью не спал и всё думал, что замок, замыкающий зло мира — солдатство, и ключ, или, скорее, те буквы, к[оторые] надо поставить на кругах, чтоб замок отворился, это вера — не слова о вере, — а настоящая вера, за к[оторую] умирают. Я послал ему письмо. Писать же начальству рад бы, но боюсь повредить ему. Хотя и знаю, что у нас не допустят ни печатать, ни читать, напишу то,
