был некоторое время управляющим у него, а затем поселился в соседстве Ясной поляны, в деревне Колпнѐ, где учительствовал многие годы «и где кончил свою жизнь, кажется, в 1906 году».[390]
В «Ясной поляне» Морозов не принимал участия, но у тульских жандармов он был на примете.[391]
Толстой, повидимому, очень ценил его, как школьного учителя-практика. Это видно из того, что когда в 1874 г. в Московском комитете грамотности был поставлен, по инициативе Толстого, вопрос о лучших приемах обучения грамоте, он пригласил именно Морозова для ведения показательных уроков по его методу в одной из московских народных школ.[392]
Морозов написал свои воспоминания о своей работе в Яснополянской школе; отрывки из них были напечатаны в 1912 г. в газете «Русское слово»; Морозов рассказывает в них о своем знакомстве с Толстым, о впечатлении, производимом его личностью и сообщает различные подробности о жизни Яснополянской школы.[393]
Орлов, Иван Иванович, происходил из духовного звания и учительствовал одно время в Яснополянской школе. Позднее он упоминается среди других учителей этой школы в письменной работе ученика Игната Макарова 18 марта 1863 г.: «В прошлом году у нас было три учителя: Владимир Александрович, Иван Иванович, Густав Федорович». (АТБ) Вслед за Яснополянской школой Орлов работал в Телятинской школе, основанной на проценты с «пожертвованных 1000 рублей». Он рассказал об этом, с обильными иллюстрациями в виде ученических письменных работ, в статье «Телятинская школа», помещенной в октябрьской книжке «Ясной Поляны» за подписью И. И. О. «Когда я отправлялся учителем в Телятинки, — пишет он здесь, — я был совершенно спокоен: приемы, которые бы могли повести дело учения легко и скоро и заохотить к тому же детей, имел я случай видеть в Яснополянской школе, будучи несколько времени учителем там; следовательно надеялся, по крайней мере, не быть безуспешным. Мысль — как обойтись с крестьянами, сойтись с их требованиями тоже не тревожила меня: я знал до некоторой степени их нравы и образ мыслей с разными их предрассудками, потому что по жизни своей был недалек от них; само духовное звание мое и назначение по воспитанию быть сельским священником должно было сближать меня с сельским бытом и с предрасположением крестьян».
В течение 25 лет Орлов был управляющим в имении Толстого Никольском-Вяземском, а затем захотел опять вернуться к учительской работе. В письме к Толстому от 16 ноября 1888 г. он пишет: «Дела мои в Никольском я кончаю и передаю графу Илии Львовичу». Просит помочь в приискании места. Более всего желал бы быть сельским учителем. Аттестует себя, как учителя, «не набеглого из молодых людей, а постоянного по призванию». (АТБ)
Петерсон, Николай Павлович, окончил курс в Пензенском дворянском институте, и затем поступил в Московский университет, откуда был уволен, вследствие участия в студенческих беспорядках 1861 года. В представлении Толстого на имя Губернского по крестьянским делам присутствия от 21 февраля 1862 г. за № 36 Петерсон назван учителем Плехановской школы.[394] Но он попал туда не сразу. В письме к Толстому учителя А. П. Сердобольского, от 12 января 1862 г., читаем: «Бутович едет к Томашевскому вместе с Петерсоном», т. е. Бутович и Петерсон отправляются в Колпну̀, а немного ниже, сообщая о результате жребия, который бросали «Господа новоприезжие», Сердобольский пишет: «Петерсон в Головлино». О том же (не упоминая, впрочем о Колпнѐ) сообщает и сам Н. П. Петерсон в статье «Головлинская школа».[395] Он пробыл в Головлине недолго и, после некоторого перерыва, продолжал учительскую работу в Плехановской школе. Здесь Петерсон пробыл учителем до конца марта 1862 г.
Есть позднейшие воспоминания Петерсона о его школьной деятельности, под заглавием «Из записок бывшего учителя». Он, между прочим, пишет там: «Для меня было величайшей радостью приезжать по субботам и перед праздниками в Ясную поляну из Плеханова (где я учительствовал, верстах в 17 от Ясной) и проводить целый день вместе с остальными сотоварищами, которых было человек 10, в беседах со Львом Николаевичем и слушать его рассказы».[396]
Во время своей школьной деятельности в Крапивенском уезде Петерсон находился под наблюдением полиции и жандармерии: о нем упоминается в «Деле III Отделения», опубликованном С. Сухониным, и в работе И. В. Ильинского «Жандармский обыск в Ясной поляне».[397]
В журнале «Ясная поляна» Петерсон напечатал две статьи, под инициалами: Н. П. П.: «Головлинская школа» (июнь, стр. 32–39) и «Плехановская школа» (октябрь, стр. 24–37). Обе статьи, особенно вторая, с обширными выдержками из тогдашнего дневника Петерсона, богаты фактическим материалом и дают ценные сведения о школьной работе молодых учителей-студентов, под непосредственным руководством Толстого.
Покинув Плеханово, Петерсон некоторое время жил в именьи гр. Серг. Ник. Толстого в качестве домашнего учителя его сына и затем вновь поступил в университет. В 1864 г. он оставил высшую школу до окончания курса и с целью революционной пропаганды поступил учителем математики в Богородское уездное училище. В мае 1866 г. он был арестован по делу Каракозова и приговорен к 6-месячному заключению в крепости.
В 1868–1869 гг. Петерсон работал в Чертковской библиотеке в Москве, где познакомился с П. И. Бартеневым, который поручал ему правку отдельных корректур «Войны и мира». В это же время он сблизился с Н. Ф. Федоровым, библиотекарем Румянцевского музея, и стал ревностным последователем его своеобразного религиозно-философского учения, изложенного впоследствии, после смерти Федорова, в двух томах, в издании: «Философия общего дела. Статьи, мысли и письма Н. Ф. Федорова, изданные под редакцией В. А. Кожевникова и Н. П. Петерсона». (Том I. Верный, 1907, Том II. М. 1913.) Ему же посвящена и книга Петерсона: «Н. Ф. Федоров и его книга: «Философия общего дела» в противоположность учению Л. Н. Толстого «о непротивлении» и другим идеям нашего времени» (Верный, 1912), а также его брошюра: «О религиозном характере учения Н. Ф. Федорова» (1915).
В конце 1907 г. Петерсон издал анонимную брошюру «Правда о великом писателе земли русской гр. Л. Н. Толстом, к 55-летию его литературной деятельности» и послал ее Толстому, который отвечал ему письмом от 1 февраля 1908 г. Таким образом между ними возникла переписка, которая со стороны Петерсона носила полемический характер, направленный преимущественно против учения Толстого о непротивлении злу злом. Однако эти полемические выступления нисколько не изменили чувства их взаимного уважения и симпатии. В своей статье: «Моя переписка с гр. Л. Н. Толстым» Петерсон между прочим пишет: «Лично Льву Николаевичу я обязан только благодарностью: я не знаю, чем бы я был, если бы в 1862 году Лев Николаевич не увлек меня к себе, и жизнь в Ясной поляне и вблизи нее в течение всего 1862 года была не только радостна, но и плодотворна. Кроме того и в позднейшее время я видел от Льва Николаевича доказательства только расположения ко мне».[398] Незадолго до своей кончины Толстой 5 октября 1910 г. продиктовал В. Ф. Булгакову «очень ласковое» письмо на имя Петерсона, «религиозные брошюры которого только что читал».[399] В архиве Толстого сохранились два письма Петерсона от более раннего времени: первое — от 20 июля 1882 г., в котором он, посылая Толстому две статьи, переведенные им из «Revue des deux mondes» «с приложением собственных суждений», просил его оказать свое содействие к напечатанию их в каком-либо журнале; и второе — от 17 апреля 1898 г., при котором Петерсон препроводил свою статейку: «Каменные бабы».
Петерсон много лет служил по судебному ведомству; он начал свою службу в 1869 г. в качестве секретаря съезда мировых судей г. Спасска; затем служил в должности мирового судьи и члена суда в Керенске, Мокшане, Воронеже, Асхабаде; позднее был председателем Окружного суда в гор. Верном и членом суда в Зарайске; потом был переведен на службу в Царство польское, где и скончался (в Варшаве) в 1919 г.
Сердобольский, Александр Павлович, воспитанник Казанской гимназии, бывший студент Московского Университета, был преподавателем в Головеньковской школе, как о том сообщает Толстой Губернскому по крестьянским делам присутствию от 12 декабря 1866 г. за № 399[400]. Без всякого сомнения Сердобольского имел в виду Толстой, когда в статье: «О свободном возникновении и развитии школ в народе» писал: «Я мог рекомендовать им [Головеньковским крестьянам] Г-на С., бывшего студента Университета…»[401] К нему же относится неблагоприятный отзыв Толстого в записи дневника от 5 ноября 1861: «Учителя плохи… А. П. нравственно нездоров». Относить этот отзыв к Алексею Павловичу Соколову нельзя: последний был рекомендован Чичериным Толстому девять дней спустя после приведенной дневниковой записи.[402]
За подписью «Головеньковский учитель» Сердобольский поместил в «Ясной поляне» (май и июнь) статью под заглавием «Головеньковская волостная школа». В майской книжке статья имеет подзаголовок: «Положение школы среди народа», в июньской «Жизнь школы». На страницах этой статьи школьники не раз называют автора-учителя Павлычем, сам про себя он говорит, что «не семинарист, не мещанин, не дворовый человек»,[403] — всё это еще больше подтверждает авторство Сердобольского.
Жандармский обыск в Ясной поляне застал его там, и официальный акт называет его в числе «живущих в имении графа Толстого при сельских школах учителей».[404]
Среди своих товарищей, учителей Толстовских школ, Сердобольский был, очевидно, на положении старшего, более опытного, ранее приступившего к работе. Об этом ясно говорит его письмо к Толстому от 12 января 1862 г., которое неоднократно цитируется в даваемом нами списке учителей.
Вот это письмо, чрезвычайно важное для истории Толстовских школ, для истории его журнала, для характеристики положения учителей и отношений между ними и Толстым.
«Мы прибыли сюда вчера, то есть в четверг утром. Жестокий встретил нас не радушно, и мы дрогли в холодной комнате. Сегодня я отправляюсь вместе с Куткиным в Крыльцово, Бутович едет к Томашевскому вместе с Петерсоном, а Лукашевич к Эрленвейну.[405] Господа новоприезжие бросали жребий, и вот какое назначение получили они от судьбы: Лукашевич в Городну, Петерсон в Головлино, Куткин в Плеханово. Мы решили, что они отправятся по местам в понедельник, а между тем посылаем к старшинам нечто в роде приказа о сборе мальчиков в помянутый день для открытия школ и для приготовления помещения. Бутович желает отправиться в Ясенки учительствовать. Теперь не знаем, что нам делать с Борис Николаевичем (он, как я узнал, плохой учитель). Мы предположили дело это покончить в воскресенье на собрании, но из нашего решения выйдет, вероятно, только определение Бутовича на старое место, а мы всё-таки будем недоумевать куда деть Головина. Сообщите ваше мнение на этот важный для нас пункт. — Бутович говорит, что ему здесь нечего делать, и что он с большею пользой проведет время в Ясенках. Я узнал, что здесь без вас шли довольно серьезно заседания: Иван Ильич[406]
