унывала до сих пор: напротив, я сама себе удивляюсь, что была так бодра. ….. Письма твои перечитывала двадцать раз, спасибо, что пишешь всякий день». (ПСТ, стр. 46—47.)
* 30.
1864 г. Декабря 4. Москва.
Милый друг мой Соня, Левочка хотел писать тебе вчера вечером, да мы поехали в театр, сегодня вечером он тебе напишет. Вчера он получил твое письмо,1 и на счет эдоровья Сережи немного успокоился, как-то он теперь? мы с таким интересом ждем всякое после обеда твоего письма. Вчера приезжали к Левочке оба доктора, развязали ему руку, и сказали, что она не совсем на месте, но всё-таки гораздо лучше, чем было, ему вчера ей махали и развязывали, и немножко больно от этого. Вчера утром он ходил в Грановитую Палату2 с Петей и во дворец, потом всё читал, а вечером мы вчетвером: дедушка, мы две и Левочка поехали в Малый театр, он видел Шутники3 во второй раз, и ему очень понравилось. Всё хочется ехать домой, да ему доктора запрещают. Твое это письмо, Соня, было гораздо веселее того, и его много утешило, хоть бы почаще получать от тебя благополучные письма.
Вчера в театре, почти возле нас в креслах (мы сидели в бенуаре) сидел Юргенс4 и Анеточка,5 и Левочке они очень нравятся, говорит: «вот милые люди», они приходили к нам в ложу, потом Левочка пошел к ней, сидел и говорил про хозяйство, про детей, про тебя; она, кажется, беременна, и Левочка хочет со мной ехать к ней. Дома у нас всё так же скучно для Левочки, и желаю, чтобы он как можно скорее уехал в Ясную, а мне будет вдвое скучнее без него, и пристройка опустеет, и некому будет всё на ночь на столике готовить, как скучно будет. Вот пришел сейчас Левочка и написал тебе. Прощай, милая, до вечера, у меня болят зубы, и я не в ударе писать. Целую всех. Приписка Л. Н. мне под диктовку.
Соня милая моя, совсѣмъ я безъ тебя растроился, ни спокойствія, ни рѣшительности, ни дѣятельности никакихъ, а всё оттого, что безъ тебя я теряю «équilibre»,6 всё равно, какъ всё время на одной ногѣ стоишь.
Печатается по подлиннику, хранящемуся в ГТМ (архив Т. А. Кузминской). Публикуется впервые. Датируется на основании слов письма: «Вчера ….. и Левочка поехали в Малый театр, он видел «Шутники» во второй раз». «Шутники» шли 3 декабря. Публикуемый текст является письмом Т. А. Берс к С. А. Толстой с припиской нескольких фраз от лица Толстого под диктовку рукой Т. А. Берс. Печатаем письмо с начала, кончая припиской Толстого до слов Т. А. Берс: «Я пишу от себя».
1 Вероятно, от 30 ноября.
2 Грановитая палата — находится в Московском Кремле. Построена при Иоанне III. Несколько раз горела. В 1880 г. реставрирована, служила помещением для царского трона и подношений от иностранных государей.
3 Комедия Островского. Спектакль 3 декабря 1864 г. в Малом театре состоял из следующих пьес: 1) «Маленькое облачко или что поссорило, то и помирило» Скриба, 2) «Шутники», 3) «Жена за столом, а муж под полом», с французского. «Шутники» шли в общем в том же составе исполнителей, что и при первом посещении Толстого. (См. прим. к письму 22.)
4 Эдуард Иванович Юргенс, гоф-медик (1832—1885), муж А. К. Зенгер.
5 Анна Карловна Юргенс (р. в 1843 г.), дочь содержателя аптеки в Москве. «Подруга С. А.» (н. п. С. А.).
6 [равновесие,]
31.
1864 г. Декабря 4. Москва.
Милая моя Соня, сейчасъ былъ я у Аксакова,1 который, помнишь, стоилъ тебѣ столькихъ слезъ и мнѣ такого раскаянія.2 Какъ я помню это чувство, когда я подъѣзжалъ къ дому, и ты выскочила мнѣ навстрѣчу. То мнѣ только и радостно здѣсь, что напоминаетъ тебя. И сейчасъ опять же Аксаковъ такъ живо напомнилъ мнѣ то прекрасное время, когда ты въ Покровскомъ сидѣла съ Ниломъ Поповымъ3 на приступочкѣ, и я, притворяясь, что мнѣ ничего, изо всѣхъ силъ ревновалъ тебя, и любилъ, только совсѣмъ иначе, чѣмъ теперь. Я вчера въ театрѣ толковалъ это вашей милой Анеточкѣ,4 когда она выходила изъ нашей ложи, я ей сказалъ: какъ видно, что вамъ хорошо, — и она въ корридорѣ, несмотря на капельдинеровъ, на постороннихъ, съ азартомъ обернулась ко мнѣ и сказала: какъ славно! Премилое существо; я ей внушалъ, чтобъ она не боялась, что ея счастье пройдетъ, и что они будутъ меньше любить другъ друга; что все больше и больше любишь, только иначе; этимъ-то и премудро устроено; а любить все одинакимъ образомъ, надоѣло бы.
Такъ Аксаковъ напомнилъ мнѣ, пріѣхалъ за свѣдѣніями объ Австріи,5 сказалъ мнѣ, что лучше всего обратиться къ Нилу Попову, который только оттуда пріѣхалъ. Я непремѣнно постараюсь увидать его.
Два дня сряду получаю письма отъ тебя6 и потому спокоенъ и веселъ. Какая ты умница, что ходишь гулять, и съ милымъ Зефиротомъ Лизой,7 вѣдь какъ, кажется, теперь я былъ бы счастливъ съ тобою; a пріѣдешь, пожалуй будемъ ссориться изъ-за какого-нибудь горошку. Но теперь вѣрно не будемъ.
Объ рукѣ долженъ тебѣ сообщить не радостныя извѣстія. Поповъ и Гакъ вчера нарочно съѣхались вмѣстѣ, сняли перевязку, и хотя и увѣряютъ, что кость подвинулась немного, кажется, что отъ операціи собственно пользы очень мало. Они предлагали еще разъ попробовать, опять повторяя, что изъ 100 шансовъ есть одинъ. И я, было, находился въ нерѣшительности, но вздумалъ посовѣтоваться съ Иноземцовымъ и Нечаевымъ,8 сыномъ знаменитого костоправа, про котораго мнѣ говорили. Нынче утромъ былъ у Иноземцева. Онъ сначала мнѣ сказалъ, что вывиха нѣтъ никакого, а что у меня внутренняя болѣзнь, которую онъ открылъ, посмотрѣвъ въ увеличительное стекло на мой языкъ; потомъ сказалъ, чтобъ я носилъ хирургическую повязку, а потомъ сказалъ, чтобъ еще разъ попробовать править. Онъ совсѣмъ сумашедшій. Вернувшись домой, засталъ Вендриха; этотъ сказалъ, чтобъ отнюдь не носить повязки. Вотъ и разсуждай. Въ 2 часа пріѣхалъ Нечаевъ и сказалъ, что править рѣшительно невозможно, a посовѣтовалъ распариванье въ банѣ, мази и легкая повязка подъ мышку, увѣряя, что этимъ способомъ можетъ почти исправиться; вообще обѣщалъ, что буду почти владѣть рукой; такъ какъ его средства всѣ безвредныя, то я на нихъ остановился и сейчасъ иду въ ванну. Я самъ надѣюсь, что буду еще въ силахъ тебя носить на правой рукѣ и дать тукманку правой рукой тому, кто тебя обидитъ.
Теперь есть еще отеки и слабость отъ ломанія. Рука совсѣмъ не поднимается, и больно при толчкахъ; кромѣ того, отъ Каткова еще не получилъ назадъ рукописей или денегъ и потому думаю пробыть до конца будущей недѣли. Писать ничего не писалъ все это время или не пишется, или некогда, но многое себѣ приготовилъ и еще приготовлю. Прощай, милая моя другъ. Какъ я тебя люблю и какъ цѣлую. — Все будетъ хорошо, и нѣтъ для насъ несчастья, коли ты меня будешь любить, какъ я тебя люблю.
Бѣдная и милая Таня все груститъ и плачетъ. Ты совсѣмъ права: она съ Л[юбовь] А[лександровной] лучше всѣхъ, а я ихъ обѣихъ очень люблю. —
Печатается по подлиннику, хранящемуся в АТБ. Первоначально опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 30—32. Датируется четвертым декабря на основании упоминаемой в письме встречи А. К. Зенгер в театре «вчера»: в предшествующем письме Т. А. Берс, описывает эту встречу, указывая, что это было на представлении «Шутники», которых Толстой смотрел вторично третьего декабря. Писано под диктовку Толстого рукой Т. А. Берс, конец письма — со слов:. «Прощай, милая моя» — собственноручно.
1 Иван Сергеевич Аксаков (1823—1886). О близости с 1863 г. Толстого к славянофилам и Аксакову см. Б. Эйхенбаум, «Лев Толстой». Книга вторая. 60-е годы. М. 1931, стр. 201.
2 «В предыдущую нашу с Львом Николаевичем поездку в Москву он пошел вечером к Ив. Сер. Аксакову и обещал заехать за мной в Кремль, чтоб вместе возвратиться домой. Заговорившись у Аксакова, Л. Н. до 4-х часов ночи не приезжал, и я сильно забеспокоилась, плакала и представляла себе всякие несчастные случаи с Л. Н.» (п. С. А.).
3 Нил Александрович Попов (1833—1891), профессор русской истории в Московском университете.
4 В письме от 8 декабря С. А. Толстая писала: «Так-то ты с Анеточкой свиделся. Мне было смешно, но приятно. Она такая добрая и счастливая, что всегда невольно заражаешься ее добротой и счастьем. А за что она меня так полюбила, уж и не знаю, я получила от нее самое нежное письмо, и еще не отвечала» (не опубликовано).
5 Место действия «Войны и мира» (1 том). С. А. Толстая писала 28 ноября: «Не встретил ли ты где Австрийца? Думаешь ли о поездке в Австрию?»
6 Вероятно от 30 ноября и от 1 декабря.
7 30 ноября С. А. Толстая писала: «После обеда собрались мы с Лизой (Варе и Машеньке нельзя) гулять. Пошли на скотный двор сначала….. Ну, а потом вдруг мы с ней расхрабрились и отправились в мелкий Заказ, оттуда низом к броду, кругом; потом на гору, и мимо Чепыжа домой. Шли так скоро, как будто нас ветер нес, и всё болтали. Уже совсем смеркалось, немного жутко и хорошо было….. Лиза всё понимала, в ней поэзия есть; так хорошо она говорила и любовалась Засекой и природой, и тоже ей было немного жутко. Домой пришли, уже было совсем темно». (ПСТ, стр. 35—36.)
8 «Николай Васильевич Нечаев (1818—1877), доктор-хирург ординатор Голицынской больницы в Москве.
32.
1864 г. Декабря 6. Москва.
Ныньче получилъ твое, въ дурномъ духѣ написанное, письмо, но и оно для меня радость и успокоеніе. Издалека я тебя даже и такою люблю, да и вблизи тоже, другою я тебя не могу представить, какъ съ твоими измѣненіями живости и нѣжности и изрѣдка того состойнія, въ которомъ ты писала письмо, которое изрѣдка находитъ на тебя и которое я отношу всегда къ физическимъ причинамъ, за что ты на меня всегда сердишься. Такое же бываетъ твое расположеніе духа, когда ты вдругъ вздумаешь ревновать, какъ, помнишь, незадолго передъ моимъ отъѣздомъ. Сейчасъ уѣхалъ Василій Исленьевъ;1 онъ имѣетъ видъ добраго малаго и простъ; но что то есть въ немъ, какъ будто у него на душѣ много стыднаго и гадкаго; такое онъ мнѣ дѣлаетъ впечатлѣніе и раздражаетъ меня. Кромѣ того, тутъ Алекс[андръ] Мих[айловичъ], который просто противенъ; и съ тѣхъ поръ, какъ онъ тутъ, мнѣ еще тяжеілѣе становится здѣсь.
Боюсь тебя обмануть, но черезъ недѣлю вѣрно буду ужъ съ тобой вмѣстѣ переноситься изъ дѣтской на верхъ.2 Вчера и ныньче былъ въ ваннѣ, и ванны, натиранья и повязка Нечаева производятъ
