и бодра. Понемногу занимаюсь,2 о тебе думаю с любовью и кроме хорошего ничего не испытываю. Ездил вчера верхом и нынче поеду с Ч[ертковым]. — Чертков говорит, что О жизни3 напечатано всё, что есть, и вариантов нет. Привет твоим милым сожителям и благодарность,4 Целую тебя,
Л. Т.
1 Так в подлиннике.
2 15—18 июня Толстой поправлял «На каждый день» — «Декабрь» и предисловие к «На каждый день» и «Путь жизни», читал корректуры четырех отделов «Пути жизни» и продиктовал письмо славянскому съезду в Софии.
3 Трактат Толстого «О жизни», написанный в 1887 г. (см. т. 26). Справка была нужна С. А. Толстой для печатавшегося ею нового издания собрания сочинений Льва Николаевича.
4 В Ясной Поляне оставались В. М. Феокритова и H. Н. Ге.
827.
1910 г. Июня 19. Отрадное.
19 июня 1910 — вечером.
Ожидаю от тебя письма, милая Соня, а пока пишу, чтоб известить тебя о себе и поговорить с тобой.
У нас всё хорошо. Вчера ездил верхом в деревню, где душевно больные женщины. Встретил меня знакомый крестьянин,1 к[оторый] 12 лет тому назад б[ыл] в Москве и поступил тогда в мое общество трезвости2 и с тех пор не пьет. И больные женщины были интересны. А дома пришли из Троицкого в 3-х верстах врачи пригласить к себе на спектакль синематографа. Троицкое это окружная больница для душевно больных самых тяжелых. Их там 1000 человек. Я обещал им приехать, а нынче еду к ним осматривать больницу. Завтра же кинематограф в Мещерск[ой] больнице. Мы поедем с Сашей. Саша не дурна.3 Как всегда, работает мне, и бодра и весела. Время летит. И не успел оглянуться, и прошла уж неделя. Какой неделя — остается уж только 5 дней до отъезда. Мы решили ехать 25-го. И в гостях хорошо, и дома хорошо. Как ты поживаешь? Как твои работы? Хотел сюда приехать Эрденко — скрипач.4 Гольденвейзер едва ли приедет. До свиданья, милая Соня, целую тебя. Привет Кол[ечке] и Варе. Сейчас свистят. Это завтрак или обед. Я нынче много спал и чувствую себя бодрым. Кое что поделал.5
Л. Т.
Был в окружной больнице. Было оч[ень] интересно и хорошо, и я не устал.
Сейчас был в ванне и чувствую себя хорошо. Вернувшись домой, получил всех Чертковых оч[ень] обрадовавшее известие, что ему «разрешено» быть в Телятинках во время пребывания там его матери. И они едут 27-го. Это извещает Михаил Стахович.
— Как удивительно странно это «разрешение» на время пребывания матери.
Еще раз целую тебя.
Л. Т.
1 Сергей Тимофеевич Кузин (см. т. 58).
2 С. Т. Кузин вступил в члены «Согласия против пьянства» в 1888 г. (список членов опубликован в «Известиях Общества Толстовского музея», 1911, № 3—4—5, стр. 6—26) следовательно, не за 12 лет до встречи с ним Толстого в Ивине, а за 22 года.
3 В смысле здоровья.
4 Михаил Гаврилович Эрденко (1887—1940), скрипач, позднее профессор Московской консерватории, заслуженный деятель искусства.
5 19 июня Толстой работал над предисловием к «Пути жизни» и письмом к славянскому съезду в Софии.
828.
1910 г. Июня 22. Отрадное.
22 Июня.
Через три дня буду с тобой, милая Соня, а всётаки хочу написать словечко. Написанное мною тебе письмо1 залежалось по ошибке, и ты, верно, только что получила его. С тех пор у нас продолжает быть всё оч[ень] хорошо. Вчера был Беркенгейм, слушал Сашу и сказал, что она может смотреть на себя, как на здоровую. Советует купаться. Хотя и не верю докторам, мне это б[ыло] приятно. Я тоже здоров. Вчера даже б[ыл] необыкновенно здоров — много работал и книжки для Ив[ана] Ив[ановича]2 и еще пустой рассказец той встречи и беседы с молодым крестьянином.3 Вчера же съехалась бездна народа: Страхов, Бутурлин, скопец из Кочетов,4 Беркенгейм, Орленьев5 (одет по человечески).6 Два рабочих — они были в Ясной из Москвы — и еще кто то. И мне б[ыло] легко, п[отому] ч[то] был совсем здоров. Вечером ездил в Троицкое в Окр[ужную] больницу душевно больных на великолепное представление кинематографа. Доктора все оч[ень] милы. Но кинематогр[аф] вообще мне не нравится, и я, жалея Сашу, у к[оторой] была мигрень, и себя, просидел там меньше часу и уехал. Это б[ыло] в 10-м часу вечера. Нынче, только что вышел в 8 часов гулять, первое — встреча — Ал[ександр] Петр[ович] с узлом. Я б[ыл] рад ему особенно п[отому], ч[то] он рассказал мне про тебя, что мог знать. И то хорошо.
Нынче ничего не предвидится, и я сижу у себя, работаю7 и отдыхаю. Может быть, поеду верхом с провожающим меня Ч[ертковым].
Как ты? Надеюсь, что не было новых неприятностей, а что если были, ты перенесла их, спокойно, насколько могла. У тебя есть два дела, к[оторые] занимают тебя и в к[отор]ых ты хозяйка. Это твое издание и твои записки.8
Целую тебя, милый друг. Привет Варе и Колечке.
Все, какие были у меня здесь сношения с народом, оч[ень] приятные. Они ласковее наших и более воспитаны. Дни два назад поехал в деревню, где выздоравливающие больные помещаются у крестьян. И первое лицо — крестьянин, встречает меня словами: здравствуйте, Л[ев] Н[иколаевич]. Оказывается, он 12 лет тому назад был у меня в Москве, поступил в наше общество трезвости и с тех пор не пил. Живет богато. Повел меня смотреть свою библиотеку — сотни книг, — к[оторой] гордится и радуется. — Ну, до скорого свиданья.
Лев Толстой.
1 См. письмо № 827.
2 21 июня Толстой исправлял корректуры трех книжек «Пути жизни», печатавшихся в издательстве «Посредник», которым руководил И. И. Горбунов-Посадов.
3 21 июня Толстой написал очерк, впоследствии озаглавленный им «Благодатная почва». См. т. 38.
4 Андрей Яковлевич Григорьев (см. т. 58).
5 Павел Николаевич Орленев (1869—1932) — драматический артист (см. т. 58, стр. 68). Автор книги: «Жизнь и творчество русского актера Павла Орленева, описанные им самим», изд. «Academia», МСМХХХІ. Стр. 373—379 и 383—387 этой книги посвящены описанию встреч Орленева с Толстым; в сообщениях автора много путаного и выдуманного.
6 В. Ф. Булгаков в своем дневнике («Лев Толстой в последний год его жизни», изд. «Задруга», 3-е, М. 1920, стр. 224—225) так описывает костюм, в котором Орленев явился в Ясную Поляну: «Живописно драпируется в плащ, в необыкновенной матросской куртке с декольте и в панаме».
7 22 июня Толстой кончил присланные к тому времени корректуры книжек «Пути жизни».
8 Под «записками» Толстой разумел автобиографию С. А. Толстой «Моя жизнь», которой она была занята много лет. Содержание этой автобиографии ему не было известно.
* 829.
1910 г. Июня 23. Отрадное.
Удобнее1 приехать завтра днем но если необходимо приедем ночью.
Засека. Графине Толстой.
Телеграмма. Является ответом па телеграмму из Ясной Поляны, адресованную A. Л. Толстой: «Софье Андреевне сильнее нервное расстройство, бессонницы, плачет, пульс сто, просит телеграфировать. Варя». Телеграмма эта, кроме двух последних слов, составлена была С. А. Толстой; но, боясь, что дочь и муж, зная ее истеричность и склонность к преувеличению, ей не поверят, она просила В. М. Феокритову поставить под телеграммой свое имя.
1 К этому слову в подлиннике рукой С. А. Толстой сделана сноска: «Чертковский стиль и бессердечие». Самое слово подчеркнуто ею красным карандашом и трижды чернилами.
* 830.
1910 г. Июня 23. Отрадное.
Приезжаем сегодня пятеро Засека девять вечера.
Засека Толстой.
Телеграмма.
Не дождавшись ответа на составленную ей и отправленную 22 июня за подписью В. М. Феокритовой телеграмму, С. А. Толстая в тот же день отправила вторую телеграмму за своей собственной подписью: «Умоляю приехать скорей — двадцать третьего». Вскоре был получен ответ на ее первую телеграмму (см. № 829). Ответ этот привел ее в крайнее раздражение. Она написала новую телеграмму: «Думаю, необходимо» — и по тем же соображениям, что и первую, подписала ее именем В. М. Феокритовой.
831.
1910 г. Июля 14. Я. П.
14 Июля 1910.
1) Теперешний дневник никому не отдам, буду держать у себя.1
2) Старые дневники возьму у Черткова и буду хранить сам, вероятно, в банке.
3) Если тебя тревожит мысль о том, что моими дневниками, теми местами, в к[оторых] я пишу под впечатлением минуты о наших разногласиях и столкновениях, что этими местами могут воспользоваться недоброжелательные тебе будущие биографы, то не говоря о том, что такие выражения временных чувств, как в моих, так и в твоих дневниках никак не могут дать верного понятия о наших настоящих отношениях — если ты боишься этого, то я рад случаю выразить в дневнике или просто как бы в этом письме мое отношение к тебе и мою оценку твоей жизни.
Мое отношение к тебе и моя оценка тебя такие: как я с молоду любил тебя, так я, не переставая, несмотря на разные причины охлаждения, любил и люблю тебя. Причины охлаждения эти были — (не говорю о прекращении брачных отношений — такое прекращение могло только устранить обманчивые выражения не настоящей любви) — причины эти были, во 1-х, всё бóльшее и бóльшее2 удаление мое от интересов мирской жизни и мое отвращение к ним, тогда как ты не хотела и не могла расстаться, не имея в душе тех основ, которые привели меня к моим убеждениям, что очень естественно и в чем я не упрекаю тебя. Это во 1-х. Во вторых (прости меня, если то, что я скажу, будет неприятно тебе, но то, что теперь между нами происходит, так важно, что надо не бояться высказывать и выслушивать всю правду), во вторых, характер твой в последние годы всё больше и больше становился раздражительным, деспотичным и несдержанным. Проявления этих черт характера не могли не охлаждать — не самое чувство, а выражение его. Это во 2-х. В третьих. Главная причина была роковая та, в которой одинаково не виноваты ни я, ни ты, — это наше совершенно противуположное понимание смысла и цели жизни. Всё в наших пониманиях жизни б[ыло] прямо противуположно: и образ жизни, и отношение к людям, и средства к жизни — собственность, к[отор]ую я считал грехом, а ты — необходимым условием жизни. Я в образе жизни, чтобы не расставаться с тобой, подчинялся тяжелым для меня условиям жизни, ты же принимала это за уступки твоим взглядам, и недоразумение между нами росло всё больше и больше. Были и еще другие причины охлаждения, виною к[отор]ых были мы оба, но я не стану говорить про них, п[отому] ч[то] они не идут к делу. Дело в том, что я, несмотря на все бывшие недоразумения, не переставал любить и ценить тебя.
Оценка же моя твоей жизни со мной такая: я, развратный, глубоко порочный в половом отношении человек, уже не первой молодости, женился на тебе, чистой, хорошей, умной
