Саше, она будет знать, где я, хотя я и взял с нее обещание никому не говорить этого.
Сожалею о том, что мой уход из дома доставит тебе огорчение. <Пожалуйста> Прости меня за это. Но пожалуйста пойми то, что я не мог поступить иначе. Положение мое, человека, сознающего всю тяжесть греха моей жизни и продолжающего жить в этих <преступных> условиях <безумной> преступной роскоши среди нужды всех окружающих, мне стало невыносимо, и я делаю только то, что обыкновенно делают старики, <тысячи стариков,> близкие к смерти, уходящие от ставших противными им прежних условий мирской жизни в условия более <близкие> подходящие к их настроению. Большинство уходит в монастыри, и я ушел бы в монастырь, если бы верил тому, чему верят в монастырях. Не веря же так, я ухожу просто в уединение. Мне необходимо быть одному. Пожалуйста не ищи меня и не приезжай ко мне, если узнаешь, где я. Такой твой приезд только утягчит твое и мое положение.
Прощай, благодарю тебя за твою честную 48-летнюю со мной жизнь, и за твои заботы обо мне и о детях. Прошу тебя простить меня во всем том, чем был виноват перед тобою, также я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мною. Прошу тебя помириться с тем новым положением, в которое ставит тебя мой уход из дома и не иметь против меня так же, как и я против тебя, ни малейшего недоброго чувства.
Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, (хотя я и взял с) и перешлет мне всё, что нужно. Сказать же о том, где я, она не может, п[отому] ч[то] я взял с нее обещание никому не говорить этого.
В ночь с 27 на 28 октября, как записал Толстой в «Дневнике для одного себя», «произошел тот толчок, который заставил предпринять» его тот шаг, который в течение тридцати лет был его заветной мечтой (см. Дневник, т. 58, стр. 123—124). В тестом часу утра 28 октября 1910 г. Толстой вместе с Д. П. Маковицким выехал из Ясной Поляны, оставив жене комментируемое письмо,
1 В подлиннике: делает
838. Неотправленное.
1910 г. Октября 30—31. Шамордино.
Свидание наше может только, как я и писал тебе, только ухудшить наше положение: твое — как говорят все и как думаю и я, что же до меня касается, то для меня такое свидание, не говорю уж: возвращение в Ясную, прямо невозможно и равнялось бы самоубийству. Я и теперь и все эти дни чувствую себя очень дурно. Главное же, это свидание и возвращение мое ни на что не нужно и может быть только вредно тебе и мне. Постарайся, если ты не то что любишь, а если не ненавидишь меня, успокоиться, устроить свою жизнь без меня, лечиться, и тогда, если точно жизнь твоя изменится и я найду возможным жить с тобою, вернусь. Но вернуться теперь это значит итти на самоубийство, п[отому] ч[то] такой жизни при теперешнем моем состоянии я не вынесу и недели.
Я уезжаю из Шамардина и не говорю, куда. Сношения между нами считаю нужным прервать на время совершенно.
От всей души жалею тебя. И себя за то, что не могу помочь тебе.
Л. Т.
30 Ок.
Ответ на письмо С. А. Толстой, привезенное Толстому в Шамордино 30 октября (см. ПСТ, № 439). Толстой остался неудовлетворен этим своим письмом и нe послал его.
839.
1910 г. Октября 30—31. Шамордино.
Свидание наше и тем более возвращение мое теперь совершенно невозможно. Для тебя это было бы, как все говорят, в высшей степени вредно, для меня же это было бы ужасно, так как теперь мое положение, вследствие твоей возбужденности, раздражения, болезненного состояния стало бы, если это только возможно, еще хуже. Советую тебе примириться с тем, что случилось, устроиться в своем новом, на время, положении, а главное — лечиться.
Если ты не то что любишь меня, а только не ненавидишь, то ты должна хоть немного войти в мое положение. И если ты сделаешь это, ты не только не будешь осуждать меня, но постараешься помочь мне найти тот покой, возможность какой нибудь человеческой жизни, помочь мне усилием над собой и сама не будешь желать теперь моего возвращения. Твое же настроение теперь, твое желание и попытки самоубийства, более всего другого показывая твою потерю власти над собой, делают для меня теперь немыслимым возвращение. Избавить от испытываемых страданий всех близких тебе людей, меня и, главное, самое себя никто не может, кроме тебя самой. Постарайся направить всю свою энергию не на то, чтобы было всё то, чего ты желаешь, —теперь мое возвращение, а на то, чтобы умиротворить себя, свою душу, и ты получишь, чего желаешь.
Я провел два дня в Шамардине и Оптиной и уезжаю. Письмо пошлю с пути. Не говорю, куда еду, п[отому] ч[то] считаю и для тебя и для себя необходимым разлуку. Не думай, что я уехал потому, что не люблю тебя. Я люблю тебя и жалею от всей души, но не могу поступить иначе, чем поступаю. Письмо твое — я знаю, что писано искренно, но ты не властна исполнить то, что желала бы. И дело не в исполнении каких нибудь моих желаний, и треб[ов]аний, а только в твоей уравнове[ше]нности, спокойном, разумном отношении к жизни. А пока этого нет, для меня жизнь с тобой немыслима. Возвратиться к тебе, когда ты в таком состоянии, значило бы для меня отказаться от жизни. А я [не] считаю себя в праве сделать это. Прощай, милая Соня, помогай тебе Бог. Жизнь не шутка, и бросать ее по своей воле мы не имеем права, и мерять ее по длине времени тоже неразумно. Может быть, те месяцы, какие нам осталось жить, важнее всех прожитых годов, и надо прожить их хорошо.
Л. Т.
Это было последнее письмо Толстого к жене.
7 ноября 1910 г. в 6 часов 5 минут утра Толстой скончался.
СПИСОК ПИСЕМ И ТЕЛЕГРАММ Л. Н. ТОЛСТОГО,
НЕ ИМЕЮЩИХСЯ В РАСПОРЯЖЕНИИ РЕДАКЦИИ
1. 1889 г. Октября 20. Я. П. Под 20 октября Толстой записал в своем Дневнике: «Написал напрасно письмо Соне о том, что мне тяжелы посетители».
2. 1891 г. Марта 30. Я. П. Телеграмма. Толстой писал 29 марта: «Завтра будет телеграмма».
В настоящий список корреспонденции Толстого включается условно, так как возможно, что телеграмма была подписана не лично Толстым.
3. 1891 г. Декабря 15, 16 или 17. Бегичевка. Сохранился конверт, надписанный рукой Толстого: «Москва. Хамовническ. пер. № 15. Графине Софье Андревне Толстой». Почтовый штемпель: «Почтовый вагон. 17 дек. 1891».
4. 1892 г. Сентября 20. Я. П. 21 сентября 1892 г. С. А. Толстая писала Толстому: «Сейчас была Екатерина Ивановна [Боратынская] и привезла мне свежие известия о всех вас и твою записочку, за которую очень благодарю».
5. 1892 г. Февраля 24 или 25. Бегичевка. Сохранился конверт, надписанный рукой Толстого: «Москва. Хамовники. № 15. Графине Софье Андревне Толстой. Заказное». Штемпели: «Клекотки, 25 февр. 1892; Москва. 1826/11 — 92 г.». 26 февраля Толстой писал: «Пишу опять в Клекотки» (стр. 125).
6. 1895 г. Января 5 или 6. Николъское-Оболъяново. Телеграмма. 7 января 1895 г. Толстой писал С. А. Толстой: «Ответа на телеграмму еще не получили».
7. 1897 г. Мая 18. Пирогово. Ср. письмо № 683.
8. 1897 г. Июль. Начало. H. Л. Оболенский сообщал: «Когда после смерти Л. Н-ча С. A-не передали… серый пакет, она вынула оттуда два письма, прочтя одно, она тотчас разорвала его; другое письмо именно было об уходе его, предполагавшемся в 1897 году». Ср. письмо № 684. Возможно, что сообщение Н. Л. Оболенского неточно: С. А. Толстой не свойственно было бесследно уничтожать документы, тем более писанные Толстым. Есть основание полагать, что в конверте находилось (кроме известного письма об уходе) письмо Толстого о Танееве № 682, — по перегибам письма оно могло лежать в одном конверте с письмом № 683. Наконец, возможно, что это— недошедшее «раздраженное» письмо Толстого. Ср. предшествующее утраченное письмо (№ 7).
9. 1898 г. Мая 21. Гриневка. Толстой писал С. Л. Толстой 22 мая: «Вчера писал тебе, милый друг, в Москву». Можно, впрочем, предположить, что речь идет о письме 20 мая, Толстой же неправильно отнес его к 21 числу словом «вчера» (вместо: «третьего дня»).
10. 1903 г. Октября 7. Я. П. Телеграмма. В письме к Толстому от 8 октября 1903 г. С. А. Толстая писала: «Получила сегодня утром вашу телеграмму… что всё хорошо и приехал Абрикосов» (ПСТ, стр. 745). Включается условно, ср. № 2.
11. 1903 г. Ноября 6. Пирогово. Телеграмма. В письме от 6 ноября 1903 г. (см. № 779) Толстой писал: «Кроме того посылаю телеграмму, к[оторую] ты, верно, уже получила».
12. 1904 г. Января 10. Я. П. Телеграмма. 10 января 1904 г. С. А. Толстая писала мужу из Москвы: «Получила успокоительную телеграмму». Включается условно, ср. № 2.
ДОПОЛНЕНИЯ
* 840. Черновое.
1909 г. Мая 13. Я. П.
Письмо это отдадут тебе, когда меня уже не будет. Пишу тебе из за гроба <п[отому] ч[то]> с тем, чтобы сказать тебе, ч[то] для твоего блага столько раз, столько лет хотел и не мог, не умел сказать тебе, пока б[ыл] жив. Знаю, ч[то] если бы я б[ыл] лучше, добрее, я бы при жизни сумел сказать так, чтобы ты выслушала меня, но я не умел, <не мог>. Прости меня за это, прости и за всё то, в чем я перед тобой был виноват во всё время нашей жизни и в особенности в первое время. Тебе мне прощать нечего, ты была какою тебя мать родила, верною, доброю женой и <прек[расной]> хорошей матерью. Но именно п[отому], ч[то] ты была такою, какой тебя мать родила, и оставалась такою и не хотела изменяться, не хотела работать над собой, итти вперед к добру, к истине, а напротив, с каким-то упорством <остав[алась]> держалась всего самого дурного, противного всему тому, что для меня б[ыло] дорого, ты много сделала <и делаешь> дурного другим людям и сама всё больше и больше опускалась и дошла до того жалкого положения, в к[отором] ты теперь.
Печатается по черновику, написанному в Записной книжке. К этому письму относятся следующие строки из Дневника Толстого от 13 мая 1909 г.: «За завтраком С[оня] б[ыла[ ужасна. Оказывается, читала «Дьявол», и в ней поднялись старые дрожжи, и мне б[ыло] оч[ень] тяжело. Ушел в сад. Начал писать письмо ей то, ч[тобы] ожидать после смерти, но не
