вамъ рукописи,3 п[отому] ч[то] Озмид[овъ] свезетъ, если поѣдетъ съ Сытинымъ. Какъ полна и радостна жизнь даже въ періоды отсутствія силы для писательской работы, въ к[акомъ] я теперь. Обнимаю васъ и всѣхъ нашихъ друзей.

Л. Т.

Оболенской хорошо защитилъ меня,4 но какъ видно, что курсы и царствующая наука есть святыня для вѣрующихъ. Ну чтожъ, если я ошибся и грубо выразился — можно простить, тѣмъ болѣе, что рѣчь идетъ о другомъ и объ очень важномъ, но видишь, какъ поднимается чувство, подобное тому, к[оторое] бы поднялось у православныхъ при поруганіи иконы. Барынь съ локонами и всякихъ другихъ ругайте сколько угодно, но это сословіе — священно. И при этомъ оскорблении священнаго для нихъ забывается все. А я между прочимъ еще много думалъ о жепщинахъ, о бракѣ (Файнерманъ съ женой вызвали это)5 и хотѣлось бы высказать. Разумѣется, не о современныхъ кумирчикахъ нашего времени — курсахъ, а о великомъ вѣчномъ назначеніи женщины. Много превратнаго въ этомъ отношеніи проповѣдуется именно въ кружкахъ интелигентныхъ женщинъ. А именно вотъ что:

Напримѣръ: проповѣдуется, что женщина должна не быть исключительной, — не должна любить своихъ дѣтей больше, чѣмъ другихъ. Проповѣдуется много разнаго туманнаго, неяснаго о развитіи, о равенствѣ съ мущиной, но это положеніе о томъ, что женщина не должна любить своихъ дѣтей больше чужихъ, проповѣдуется всегда, вездѣ, считается аксіомой и, какъ практическое правило, заключаетъ въ себѣ всю сущность ученія; а оно-то, это положеніе, совершенно ложно.

Призваніе всякаго человѣка, и мущины и женщины, въ томъ, чтобы служить людямъ. Съ этимъ общимъ положеніемъ, я думаю, согласны всѣ не безнравственные люди. Разница между мущинами и женщинами въ исполненіи этаго назначенія есть большая по средствамъ, к[оторыми] они служатъ людямъ. Мущина служитъ людямъ и физическимъ, и умственнымъ, и нравственнымъ трудомъ, средства его служенія очень многообразны. Вся дѣятельность человѣчества, за исключеніемъ дѣторожденія и кормленія, составляетъ поприще его служенія людямъ. Женщина же, кромѣ своей возможности служенія людямъ всѣми тѣми же, какъ и мущина, сторонами своего существа, по строенію своему призвана, привлечена неизбѣжно къ тому служенію, к[оторое] одно исключено изъ области служенія мущины. Служеніе человѣчеству само собой раздѣляется на двѣ части: одно — увеличеніе блага въ существующемъ человѣчествѣ, другое — продолженіе самаго человѣчества. К первому призваны преимущественно мущины, такъ к[акъ] они лишены возможности служить второму. Ко второму призваны преимущественно женщины, т[акъ] к[акъ] они исключительно способны къ нему. Этаго различія нельзя, не должно и грѣшно (т. е. ошибочно) не помнить и стирать, какъ это стараются дѣлать. Изъ этаго различія вытекаютъ6 обязанности тѣхъ и другихъ, обязанности не выдуманныя людьми, но лежащія въ природѣ вещей. Изъ этаго же различія вытекаетъ оцѣнка добродѣтели и порока женщины и мущины — оцѣнка, существовавшая во всѣ вѣка и теперь существующая и никогда не перестанущая существовать, пока въ людяхъ будетъ разумъ. И всегда было и будетъ то, что мущина, проведши свою жизнь въ мужскомъ многообразномъ трудѣ, и женщина, проведшая жизнь въ рожденіи, кормленіи и возращеніи своихъ дѣтей, будутъ чувствовать, что они дѣлаютъ то, что должно, и будутъ возбуждать уваженіе и любовь людей, потому что оба исполнили свое несомнѣнное призваніе. Призваніе мущины многообразнѣе и шире, призваніе женщины однообразнѣе и ỳже, но глубже, и потому всегда было и будетъ то, что мущина, имѣющій сотни обязанностей, измѣнивъ одной, десяти изъ нихъ, остается не дурнымъ, не вреднымъ человѣкомъ, исполнивъ 9/10 своего призванія. Женщина же, имѣющая три обязанности, измѣнивъ одной изъ нихъ, исполняетъ только 2/3, и измѣнивъ двумъ, дѣлается уже отрицательной — вредной. Таково всегда было общее мнѣніе и таково всегда будетъ, п[отому] ч[то] такова сущность дѣла. Мущина для исполненія воли Бога долженъ служить Ему и въ области физич[ескаго] труда и мысли и нравственности; онъ всѣми этими дѣлами можетъ исполнить свое назначеніе; для женщины средства служенія Богу суть преимущественно и почти исключительно (п[отому] ч[то] кромѣ нея никто не можетъ этого сдѣлать) — дѣти. Только черезъ дѣла свои призванъ служить Б[огу] и людямъ мущина; только чрезъ дѣтей своихъ призвана служить женщина. И потому любовь къ своимъ дѣтямъ, вложенная въ женщину, исключительная любовь, съ к[оторой] совершенно напрасно бороться разсудочно, всегда будетъ и должна быть свойственна женщинѣ-матери. Любовь эта къ ребенку въ младенчествѣ есть вовсе не эгоизмъ, какъ это ложно учатъ, а это есть любовь работника къ той работѣ, к[оторую] онъ дѣлаетъ въ то время, какъ она у него въ рукахъ. Отнимите эту любовь къ предмету своей работы, и невозможна работа. Пока я дѣлаю сапогъ, я его люблю больше всего, какъ мать ребенка; испортятъ мнѣ его, я буду въ отчаяніи; но я люблю его такъ до тѣхъ поръ, пока работаю. Когда сработалъ, остается привязанность, предпочтенiе слабое и незаконное, тоже и съ матерью. Мущина призванъ служить людямъ черезъ многообразныя работы, и онъ любитъ эти работы, пока ихъ дѣлаетъ, женщина призвана служить людямъ черезъ своихъ дѣтей, и она не можетъ не любить этихъ своихъ дѣтей, пока она ихъ дѣлаетъ — до 3-хъ, 7, 10 лѣтъ.

Въ этомъ я вижу совершенное равенство мущины и женщины по общему призванію служить Б[огу] и людямъ, несмотря на различіе въ формѣ этаго служенія. Равенство это проявляется и въ томъ, что одно столь же важно, какъ и другое, что одно немыслимо безъ другаго, что одно объусловливаетъ другое и что для достиженія призванія какъ тому, такъ и другому необходимо знаніе истины, и что безъ этаго знанія дѣятельность какъ мущины, такъ и женщины становится не полезной, но вредной для человѣчества.

Мущина призванъ исполнять свой многообразный трудъ, но трудъ его тогда только полезенъ — и его работа (хлѣбъ пахать или пушки дѣлать), и его умственная дѣятельность (облегчать жизнь людей или считать деньги) и его религіозная дѣятельность (сближать людей или пѣть молебны) тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя высшей доступной человѣку истины. Тоже и съ призваніемъ женщины: ея рожденіе, кормленіе, взращеніе дѣтей будетъ полезно человѣчеству, когда она будетъ выращивать не просто дѣтей для своей радости, а будущихъ слугъ человѣчества, когда воспитаніе этихъ дѣтей будетъ совершаться во имя высшей доступной ей истины, т. е. она будетъ воспитывать дѣтей такъ, чтобы они были способны брать какъ можно меньше отъ людей и какъ можно больше давать имъ. Идеальная женщина по мнѣ будетъ та, к[оторая], усвоивъ высшее міросозерцаніе — вѣру, к[оторая] ей будетъ доступна — отдастся своему женскому непреодолимо вложенному въ нее призванію — родить, выкормить, воспитаетъ наибольшее количество дѣтей, способныхъ работать для людей по усвоенному ею міросозерцанію. Міросозерцаніе же это не почерпается на курсахъ, a пріобрѣтается только не закрываніемъ глазъ и ушей и умиленіемъ сердца.

Ну, a тѣ, у к[оторыхъ] нѣтъ дѣтей, к[оторыя] не вышли замужъ, вдовы? — Тѣ будутъ прекрасно дѣлать, если будутъ участвовать въ мужскомъ многообразномъ трудѣ. Но нельзя будетъ не жалѣть ихъ и не стараться о томъ, чтобы какъ можно меньше было такихъ. Всякая женщина, отрожавшись, если у ней есть силы, успѣетъ заняться этой помощью мущинѣ въ его трудѣ, и помощь эта очень драгоцѣнна; но видѣть молодую женщину, готовую къ дѣторожденію, занятою мужскимъ трудомъ, все равно, что видѣть драгоцѣнный черноземъ, засыпанный щебнемъ для плаца или гулянья. Еще жалче, п[отому] ч[то] земля эта могла бы родить только хлѣбъ, а женщина могла бы родить то, чему не можетъ быть оцѣнки, выше чего ничего нѣтъ — человѣка. И только она одна можетъ это сдѣлать.7

Полностью печатается впервые. Большая часть письма — об обязанностях мущин и женщин, — начиная с 4-го абзаца (со слов «Призвание всякого человека»…) — была напечатана в «Русском богатстве» 1886 г., № 5—6. Отрывки из первой части письма помещены в ТЕ 1913 г., отд. «Письма Л. Н. Толстого», стр. 37—38. На подлиннике рукой Черткова, случайно на 3-м листке письма, пометка: «М., 18 апрель», — вероятно согласно штемпелю отправления. Датируется расширительно. Возможно, что это большое письмо было написано не в один присест и вряд ли пошло на почту в тот же день.

Поводом к его написанию был, повидимому, гнев Софьи Андреевны на Черткова, вылившийся в письме к нему, о котором упоминает Толстой (см. ниже, прим. 1). Писем от Черткова со времени возвращения своего из Ясной поляны он, повидимому, не получал.

1 Гнев Софьи Андреевны был вызван напечатанием легенд Толстого «Три старца», «Крестник» и «Много ли человеку земли нужно» в журналах «Нива», «Книжки Недели» и «Русское богатство» (см. письмо Черткова от 6 апреля в комментарии к письму № 105 от 11 апреля). 17 апреля она писала Черткову по этому поводу: «Владимир Григорьевич, я вижу, что вы с произведениями моего мужа обращаетесь как с своей собственностью, несмотря на то, что он всегда напоминает вам о том, что это касается меня. Пока дело касалось народной пользы и народного чтения, всё мое сочувствие было на вашей стороне и всегда будет. Но я вижу, что вы взялись благодетельствовать журналам, а этому я совсем не сочувствую… Все права переданы мне; к сожалению, я должна вам это напомнить…» (AЧ). В ответ на письмо Черткова, в котором он объяснял причины своих поступков (оно не дошло до нас), Софья Андреевна писала ему уже в совершенно ином тоне. В этом письме, от 14 апреля, она говорила: «Милый друг Владимир Григорьевич, ваше письмо такое доброе, хорошее и искреннее, что оно меня тронуло, и я пожалела, что сделала вам больно. Что это как мы трудно сходимся! А вместе с тем, я повторяю, когда я вижу вас, я вас люблю и всегда вам рада. Но вдруг мне покажется за глаза, что вы хотите мне сделать неприятность, и меня опять взорвет, — не все кротки, а я очень горяча, к сожалению. Теперь я вижу, что неприятное мне вы не хотели сделать, а хотели сделать приятное Оболенскому. В виду этого я понимаю, почему вы дали ему «Много ли человеку земли нужно», так как и Лев Николаевич и все говорят, что для цензуры этого не нужно было, так как именно этот рассказ совершенно безвреден по отношению к цензуре… Вы пишете, что то, что вам больно я сделала, — второстепенно. А по-моему это главное и, конечно, об этом я больше всего жалею. Нам нельзя не сойтись с вами: мы любим и чтим одного и того же человека, который и нас обоих любит. Кроме того, все мои дети — Лева и девочки вас любят, и маленькие тоже. Вы у нас в доме как свой