Зачеркнуто: упускать пара и не

30 Зачеркнуто: защищаемъ про

31 Зачеркнуто: выскажу

32 Ваня (р. 31 марта 1888 г., ум. 23 февраля 1895 г.), младший сын Толстого.

33 Альберт Блэк. Современное фарисейство. В библиотеке Толстого в Ясной поляне сохранились две книги А. Блэка: «Modern Рhаrіsаіsm». 1888, и «Marriage» (Брак). Сведения об А. Блэк см. в прим. к письму Толстого к А. Блэку от 12 ноября 1888 г., т. 64.

* 204.

1888 г. Ноября 12. Я. П

Можетъ быть, я не въ духѣ, но мнѣ это очень не понравилось.1 Фальшь по формѣ и по содержанію. Это поэзія для Англійскихъ гостиныхъ, въ родѣ восковыхъ цвѣтовъ.

Бѣлый стихъ — невозможное кривлянье. Есть многое2 вамъ писать, но все нѣтъ такой сильной потребности словесно выражать мысли, какъ бывало прежде. Я скучаю объ этомъ, а можетъ быть это лучше.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 71. Написано на сложенном вдвое листке писчей бумаги величиной в 1/4 долю листа. На подлиннике надпись черным карандашем рукой Черткова: «Я. П. 12 нояб. 88, № 199». На обороте письма черным карандашом написано: «№ 199», зачеркнуто и написано: «202». Как видно из ответного письма Черткова от 16 ноября, Толстой сообщает в этом письме свой отзыв о рукописи поэмы Теннисона «Спасенный», переведенной Барыковой, и возможно, что комментируемое письмо является запиской, приложенной к возвращаемой Черткову рукописи.

1 «Спасенный», повесть в стихах (из Теннисона) А. П. Барыковой, тип. И. Д. Сытина. М. 1888. Дозволено цензурой 21 января 1889. В «Правительственном вестнике» за 1889 г. (№ 81 от 15 апреля) эта книжка указана в списке книг, вышедших 9—15 марта 1889 г., и надо думать, что год на титульном листе проставлен ошибочно.

2 Слова: есть многое написаны по словам: очень хочется.

На это письмо Чертков отвечал Толстому письмом от 16 ноября 1888 г., в котором писал: «Дорогой Лев Николаевич, я понимаю ваше отношение к поэме Теннисона «Спасенный» и готов с ним согласиться и жалею теперь, что задал эту работу Барыковой. Видно во мне сохранилась доля английской сентиментальности, внесенная воспитанием и близким общением с англичанами. Поэму эту я всё-таки думаю напечатать главным образом потому, что не хочется огорчить Барыкову. Ведь вреда, я думаю, она никому принести не может, и может даже с некоторою пользою заменить одну из отвратительных лубочных сказок в стихах.

Ваше отсутствие потребности писательства я понимаю. Понимаю и то, что вы мне раньше говорили о том, что писательство побуждается внутренними законами, которых не прейдеши, а также — о том, что трудно решиться учить людей. И я не хочу, не могу допустить в себе мысли возражать вам на это или полагать, что вам следовало бы поступить иначе. Но у меня есть свое отношение к вашим писаниям, свои наблюдения над их результатами в читателях, и я не вижу причины насильственно воздерживаться от того, чтобы поделиться с вами своими мыслями по этому поводу, лишь бы вы не думали, что я желаю влиять на вас или что-нибудь в таком роде. Когда я испытываю на себе и вижу на других благотворные практические результаты ваших писаний, то естественно желая, чтобы и я сам и люди жили лучше и лучше, я не могу не желать того, чтобы мы получали побольше вспомогательных толчков от вас. Когда я вижу, например, как разврат жизни постепенно втягивает в себя молодых людей, в особенности когда вижу самое начало этого всасывания живого юноши в болото плотских наслаждений, то так хочется помочь ему сделать тот шаг назад, на твердую почву, который может его спасти — передать ему несколько слов предостережения, обращенных непосредственно к его совести и разуму, и на которые должно откликнуться всё чистое, святое, незапятнанное еще в его молодой душе. И вот в этих случаях я вспоминаю вас и благословенное богом влияние вашего слова, и так, так хочется, чтобы вы помогли этим людям…

Все остальное — разрушение лжи, наросшей на учении Христа, восстановление смысла «Евангелий», обличение закоренелых общих форм лжи — всё это уже сделано вами, насколько можно словами. Как хотелось бы, чтобы вы теперь, на время отложив всякое другое писание, забыв себя, прямо обратились бы ко всему молодому, совсем юному человечеству и сказали бы им только то, что вы теперь сожалеете, что вам не говорили, когда вам было 17—25 лет. Обратились бы к обыкновенным, заурядным людям, а не к тем только, которые сами напряженно ищут и потому найдут, и не к тем, кто решились не найти».

* 205.

1888 г. Ноября 17. Москва.

Получилъ уже въ Москвѣ ваше послѣднее письмо, милые друзья. Много тамъ хорошаго и радостнаго — главное то, что вы строго судите себя, — но есть и грустное, то, что вы не уживаетесь съ людьми. Я знаю это и самъ такой же, и потому могу en connaissance de cause1 совѣтовать: главное, не унывать, судить себя, винить, каяться, ломать себя опять и опять; и пройдетъ немного времени, оглянешься и увидишь, что лучше. — И тогда прибавляется сила на добро и радостно.

О брачной жизни я много думалъ и думаю и, какъ всегда бывало со мной, какъ я о чемъ начинаю думать серьезно, такъ извнѣ меня подстрекаютъ и мнѣ помогаютъ. Третьяго дня я получилъ изъ Америки книгу одной женщины доктора (она писала мнѣ) подъ заглавіемъ: Tocology, a book for every woman, by Alice Stokham M. d.2 Книгу вообще превосходную въ отношеніи гигіеническомъ, но главное трактующую въ одной главѣ3 о томъ самомъ предметѣ, о к[оторомъ] мы съ вами переписывались, и рѣшающую вопросъ, разумѣется, въ томъ же смыслѣ, какъ и мы. Радостно видѣть, что вопросъ давно поднятъ, и научные авторитеты рѣшаютъ его въ томъ же смыслѣ. Ужасно радостно застать себя въ темнотѣ и далеко впереди увидать свѣтъ. Мнѣ по эгоизму моему грустно думать, что я прожилъ свою жизнь по скотски и что мнѣ нельзя уже исправить4 свою жизнь, грустно, главное, что скажутъ: «Хорошо тебѣ, умирающему старику, говорить это, а жилъ то ты не такъ. Мы состарѣемся, то же будемъ говорить». Вотъ въ чемъ главная казнь за грѣхи — чувствуешь, что ты недостойное орудіе для передачи воли Бога, испорченное, загрязненное. Но за то есть утѣшеніе, что другіе будутъ таковыми. Помогай вамъ и другимъ Богъ. — Я не присылаю вамъ книгу, п[отому] ч[то] самъ читаю, да и хочу перевести. Я пишу ей,5 чтобъ прислала въ Россію. А вы попробуйте выписать. Прочелъ вашу статью о жизни др[евнихъ] Хр[истіанъ] и возвращаю.6 Очень хорошее полезное чтеніе — языкъ труденъ, нехорошъ, но что же дѣлать. Постарайтесь пропустить въ цензурѣ — книга очень полезная. — Я и въ Москвѣ ничего не пишу. Нѣтъ еще потребности. А разбросанныя мысли все больше и больше сосредоточиваются около извѣстныхъ точекъ. Цѣлую васъ съ дочкой и съ Спенглерами. Что же вы не напишете мнѣ про Н[иколая] Л[укича]? Галя! напишите вы. Таня и Маша благодарятъ за память7 и любятъ васъ.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в составленном В. Г. Чертковым сборнике «О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого», изд. «Свободное слово», № 62. Christchurch, 1901, стр. 56 и в ТЕ 1913, стр. 71—72. На подлиннике надпись черным карандашом рукою Черткова: «Москва, 17 ноября 88, № 200». Число «200» зачеркнуто и написано: «203».

Толстой отвечает на письма Черткова от 3 и 10 ноября. В письме от 3 ноября Чертков писал: «Посылаю вам, дорогой Л[ев] Н[иколаевич], заказною бандеролью только что оконченную мною рукопись «Жизнь древних христиан», составленную по одной старой книжке, данной мне Павлом Ивановичем, и кажется теперь запрещенной. В виду цензурных соображений я поместил выписку из «Учения 12 апостолов» второю главою, а не первою, как следовало бы по ее важности — а также с душевною болью смягчил некоторые места, чересчур сильные для цензуры. Мне очень хочется узнать, как понравится вам эта книжка, которую я составлял с радостью и пользою для себя. — Просто жутко становится, когда вспоминаешь, как служили богу первые ученики Христа и сравниваешь их жизнь со своим сном». В письме от 10 ноября Чертков писал: «Вчера вечером я перечитывал ваши письма за последнее время, дорогой друг Л[ев] Н[иколаевич], и меня так живо обдало вами. Как вы добры ко мне и как мало я заслуживаю эту любовь! — Последнее время было неотрадно в нашей домашней жизни. У меня произошел разрыв с двумя людьми, жившими вместе с нами. Молодой человек, помогавший мне в деле изданий, уехал от меня, недовольный нашею обстановкой. С самого начала было условлено между нами, что он будет сам убирать свою комнату и т. п. Он же стал понемногу заявлять всё большие требования и отказался убирать свою комнату. Некоторое время я ему подметал; но он вообще был всё недоволен и уехал. О нем лично я не жалею, хотя жалею, что мое отношение к нему не было безукоризненно, так как я внутренно досадовал на него. Теперь всё дело изданий опять на моих руках, но я не хочу больше искать себе помощника, разве сам собою найдется человек, вообще преследующий общую с нами цель в жизни, и потому сожительство с которым послужило бы нам помощью, а не затруднением в деле упрощения обстановки нашей жизни. Другой разрыв — с фельдшерицей, живущей у нас и лечащей соседних крестьян — меня ужасно огорчил. Женщина же — неутомимая труженица, — бессеребреница, молодость свою она провела в крайнем революционном движении, а теперь посвятила себя лечению крестьян». «Сейчас получил ваше дополнительное письмо о половых отношениях, признаю, что вы совсем, во всем, что об этом говорите, — правы, правы — ужасно для меня».

1 Может быть переведено: с знанием дела.

2 «Tocology. A book for every woman by Alice Stockham, M. D. Revised edition. Chicago. Alice B. Stockham and C° 1888. Русский перевод: «Токология или наука о рождении детей, книга для женщин д-ра медицины Алисы Стокгэм. С предисловием графа Л. Н. Толстого. С портретом автора и рисунками. С разрешения автора перевел С. Долгов», тип. И. Д. Сытина. М. 1892.

3 Глава XI. «Целомудрие в супружеских отношениях», стр. 140—152, по русскому переводу.

4 Слово исправить написано поверх: сдѣлать

5 В письме к Алисе Стокгэм (от 30 ноября 1888) Толстой писал:« Я получил вашу книгу «Токология» и очень благодарю вас за ее присылку. Я просмотрел ее и нахожу, что она, насколько я в этом компетентен, действительно книга не только для женщин,