января 1889 г.: «Да, письмо от Черткова о допросе жандармами Макара и прославление имени Бога». Можно думать, что это — не датированное письмо Черткова, в котором он писал Толстому: «Дорогой Л[ев] Н[иколаевич], посылаю вам письмо к матери, которое тотчас по прочтении, прошу вас отправить заказным (адрес отправителя на конверте не требуется). Посылаю вам это письмо, потому что знаю, что вы интересуетесь всем, что нас касается. Случаю этому я не придаю никакой важности. Распространился же о нем так подробно, потому что знаю, что мать была бы очень огорчена, если бы я не написал ей про это обстоятельство, тем более, что она может со стороны узнать. Пожалуйста, Л[ев] Н[иколаевич], если окажется возможным, то не говорите никому про эту историю, так как я очень не хотел бы, чтобы до матери дошли бы об этом преувеличенные сплетни: это ее очень огорчило бы. Я вынес хороший урок для себя, увидав, как из того, что я рассердился, вышла такая суматоха — урок в том, что проявленное раздражение никогда не пропадает даром, а идет всё дальше и дальше, пролетая как электричество по проводникам, по всем соприкасающимся поверхностям, готовым к раздражению и злобе. В этом случае пущенный мною ток случайно попал на специально для этого организованные проводники прокуратуры и жандармерии и потому виднее стала передача тока. Но передается то он всегда от человека к человеку, и самое ужасное — то, что большею частью не видишь всего нескончаемого и непрекратимого раскачания зла, которое пустил ходить по человечеству.

Я вспомнил мысль Хилкова и мой ответ ему, когда следователь потребовал, чтобы в начале моего показания, писанного при них, я записал, какого я вероисповедания. Я всем существом почувствовал, что не мог написать, что я православного вероисповедания, и сказал, что хотя я и крещен в православной вере, но не могу по совести сказать, чтобы верил в догматы этой церкви. Они меня попросили это записать, чтò я и сделал…. Если Семенов будет у вас, то, пожалуйста, укажите ему путь ко мне на ст. Ольгино Вор. Рост. ж. д. и дайте ему от меня денег на дорогу. И пришлите из Москвы телеграмму о дне и часе его прибытия в Ольгино».

О крестьянине Макаре Прохорке, упоминаемом в приведенной выше выдержке из Дневника Толстого, см. прим. к письму № 223.

1 Толстой, повидимому, имеет в виду письмо Черткова к его матери Е. И. Чертковой, упоминаемое в приведенной выше выдержке из письма Черткова.

* 212.

1889 г. Января 31. Москва.

Получилъ вчера и 2-е письмо ваше, милый другъ, въ к[оторомъ] вы пишете о родахъ Ольги Сп[енглеръ] и о вашихъ запискахъ о дѣтяхъ.1 Я не получилъ еще ихъ. — Получилъ и прежнее письмо съ описаніемъ допроса.2 Спасибо, что такъ подробно пишете. Я же рѣшительно не могу писать. Теперь дѣлаю большое усиліе надъ собой, чтобы написать и это. — Ничего не пишу и стараюсь не каяться за это; но зимой съ такимъ количествомъ свободнаго времени и съ такимъ огромнымъ количествомъ невысказаннаго не могу не жалѣть. На васъ же радуюсь: какъ вы много работаете. Цѣните вашу теперешнюю жизнь. Вы всегда ее будете вспоминать съ радостью, несмотря на всѣ тѣ недостатки, к[оторые] вы теперь въ ней видите. Писать мнѣ многое вамъ хочется, но не знаю, чтó вы знаете и чего не знаете. За Семенова надѣюсь вы не сѣтуете на меня, что я отговорилъ его ѣхать къ вамъ.3 Онъ очень хорошій и серьезный человѣкъ. Я думаю, что ему дѣйствительно нужны рублей 50, т. е. что отсутствіе ихъ поставить его въ такія тяжелыя условія, к[оторыя] онъ не въ силахъ твердо, не измѣняя себѣ, перенести. Ваше предложеніе докторамъ я передалъ вчера нашимъ друзьямъ Бутк[евичу]4 и Рахманову.5 Есть у меня почти подобное же предложеніе отъ предсѣд[ателя] земской управы Краснослободск[ого] уѣзда Пензен[ской] губ[ерніи. ]

Паскаля я читаю и радуюсь.6 Какъ хорошо! Чтó Эпиктетъ?7

Передайте мою любовь Спенглерамъ. Недоношенность 6 недѣль, по моему опыту, ничего не значитъ. Хорошо, что ваши дѣти8 поправляются. У насъ всю зиму больны дѣти. Опасенъ б[ылъ] меньшой Ваня 10 мѣсяцевъ. Но и ему теперь, т. е. дня 4 тому назадъ, стало лучше.

Цѣлую васъ, вашу жену и Олю. Мнѣ кажется, что записки ваши могутъ быть интересны именно какъ всякое приложеніе къ жизни учен[ія] Христа, к[оторое] (приложеніе) точно не начиналось еще. Вотъ эта то отдаленность жизни отъ того, какою она такъ очевидно должна быть, вотъ это то и ужасаетъ меня все болѣе и болѣе въ послѣднее время. И кажется должно показать людямъ, какъ уничтожить эту несоотвѣтственность какъ перескочить черезъ эту пучину, и иногда кажется, что это невозможно — что я тутъ ничего не могу. И находитъ уныніе — незаконное — я знаю. Очень люблю васъ.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в Т. Е. 1913, стр. 73—74. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: «М. 1 февр. 89 № 207». Число «207» перечеркнуто химическим карандашом и написано «210». В Дневнике Толстого от 31 января имеется запись: «Написал только письмо Чертк[ову]», — на основании которой и датируется комментируемое письмо.

Толстой отвечает на письмо Черткова от 27 января, о получении которого имеется запись в Дневнике Толстого от 30 января: «От Чертк[ова] письмо приятное». В этом письме Чертков писал: «Дорогой Л[ев] Н[иколаевич] жена и дочка моя последнее время хворали; но теперь поправились. Кстати вспоминаю, что вы меня спрашивали, когда ожидаются у нас роды — в середине апреля. Недели три тому назад Ольга Николаевна Спенглер приехала с мужем и матерью навестить нас на несколько часов. Вечером они собирались уехать, но вместо того, совершенно неожиданно для всех, она у нас родила девочку за 6 недель раньше срока. Ребенок этот, как все недоноски, очень мал и слаб. Но всё обошлось благополучно»….. «С нами живет добрейшая, скромная и опытная фельдшерица-акушерка, которая лечит соседних крестьян. Местные больные стекаются к ней в большом количестве, на ежедневных приемах в соседней слободе у нее бывает по 50-ти больных, и по шести подвод одновременно дожидаются ее, чтобы везти к тяжело больным в соседних деревнях. Крестьяне, видно, имеют потребность в лечении и доверяют ей. Бывает иногда, что они платят охотно по 11/2 рубля за лекарство (хотя вообще мы пока выдаем лекарства даром). Но продолжать так нельзя, так как потребуется слишком большая сумма. И вот мне всё приходит в голову, почему бы не приехать сюда молодому врачу и лечить население на началах Таирова? Вспоминаю, что у вас в Москве в прошлом году бывали два молодых медика. В виду их и сообщаю вам об отношении здешнего народа к лечению. Если который-нибудь из них пожелал бы попытать такого рода служения народу с целью самому содержаться на счет того, что он получит от больных, то выгода для него [от] начатия этого опыта у нас заключалась бы в том, что он нашел бы здесь готовую аптеку с лекарствами, и даровые постель и стол у нас, покуда не станет сам на свои ноги, так что затрат с первого начала не потребовалось бы с его стороны. Кроме того ему не пришлось бы поселиться, как чужой человек в чуждой ему деревне. Наконец, в случае неудачи опыта, он уехал бы, не истратившись больше, чем на поездку сюда и обратно. Сообщаю это вам к сведению, так как думаю, что подобное дело принесло бы пользу и населению и самому врачу»…. «Отношения наши с нашим ребенком постоянно заставляют меня думать о важности разумного обращения с детьми и о скверных приемах, которыми родители так часто портят своих детей и в богатом и в бедном кругах. Вспоминаю массу избалованных и извращенных с самого младенчества детей знакомых мне. достаточных семей, и среди крестьян постоянно вижу, хотя и другого рода, но — также порчу детей. Да и с своим ребенком, следя за собою, Галя и я, мы постоянно ощущаем соблазн неправильного и неправедного обращения с ним. Поэтому у меня явилась потребность исподволь записывать наши мысли и наблюдения по этому поводу»… «Я еще слишком отрывочно и мало написал, чтобы послать вам накопившееся до сих пор содержание этих записок, тем более, что я хочу еще упростить изложение до полной доступности для самого простого читателя. Вообще книжка такая может быть составлена лишь в течение десятка лет. Но посылаю вам вступление мое к ней, для того чтобы поделиться с вами основными мыслями, и вместе с тем с заднею мыслию, что вы, быть может, поправите или прибавите что-нибудь, если найдете, что стоит это сделать. Рукопись впоследствии, пожалуйста, верните мне. Я занимаюсь теперь упрощением изложения вашей книги «О жизни» и на этих днях вышлю вам два варианта переложения первых глав на ваш суд. Работа эта доставляет мне много радости и пищи и дает некоторое общение с вами, которое мне очень недостает. Так хотелось бы повидаться с вами». Упоминаемый в письме Черткова Алексей Александрович Таиров (р. 1857 г.) — земский врач Тверской губ. Разочаровавшись в казенной службе, решил заняться частной практикой среди деревенского населения в с. Судаково Весьегонского у. Живя на очень скудный, случайный заработок (не устанавливая платы за лечение, он брал доброхотное вознаграждение с пациентов) и став очень популярным среди местного крестьянского населения, возбудил против себя не только представителей власти, но и корпорацию своих коллег по профессии. Его образ жизни и деятельность стали предметом полемики в медицинских органах, перешедшей потом на страницы газет и ежемесячных журналов вообще. См. «К вопросу о вольных врачах». — «Медицинское Обозрение», 1888, т. XXX, стр. 582—583.

1 Незаконченная Чертковым рукопись «Об обращении с детьми». Хранится в АЧ.

2 См. примечания к письму № 211.

3 О предполагавшейся поездке С. Т. Семенова к Черткову см. письма №№ 210 и 211, от 23 и 26 января 1889 г.

4 Андрей Степанович Буткевич (р. 1865 г.) — врач. Познакомился с Толстым летом 1886 года в Ясной Поляне. Некоторое время разделял взгляды Толстого.

5 Владимир Васильевич Рахманов (1865—1918) — врач. Познакомился с Толстым в 1887 г. в Москве. По окончании университета в 1889—1890 гг. жил и работал в земледельческих общинах. О нем см. прим. в письму Толстого к нему в т. 64,

6 Книга А. И. Орлова «Французский ученый В. Паскаль» (о ней см. прим. к письму № 189) по данным «Правительственного вестника» (1889 г. № 59), вышедшая в свет 9—15 февраля 1889 г., вероятно была