для чего еще нам нужна плотская смерть, т. е. почему она привлекательна, почему некоторые желают её раньше, чем она наступила? Законно ли такое влечение к тому, чего еще нет, и чтó само по себе не должно было бы иметь значения для нас, так как мы имеем возможность здесь, при плотской жизни приобщиться вне временного царства божьего? И тогда смерть уничтожится для нас, станет вполне незначительною подробностью нашей личной жизни в роде того, как сходить на двор, и по тому самому не может составлять предмет нашего серьезного желания. Впрочем это только иногда мне так кажется. А иногда кажется напротив того, что самый акт плотской смерти — самое значительное, чтó бывает в плотской жизни, такой акт, которого, как у вашего Ивана Ильича, одного достаточно, чтобы осмыслить бессмысленную жизнь, дать радостное сознание чего-то важного, хорошо исполненного, человеку, неумевшему всю жизнь совершить ничего истинно жизненного. Но когда человек имеет счастье при жизни жить, то для него нет надобности оживать, умирая. А в плотской душевной жизни самое осязание временности жизни имеет большое практическое значение в том отношении, что в условиях времени потребность духовного общения с людьми побуждает нас к деятельности: общаясь с прежде-жившими, мы воспринимаем от них то, чтó они пережили, выжили из жизни и нажили для нас; общение же с будущими людьми, которых ещё нет на земле, ― у нас одно ― делать для них то, чтó прежние наши братья делали для нас, т. е. зарабатывать и копить для них богатство непреходящее, которым они будут пользоваться от нас — нашею теперешнею жизнью облегчить их предстоящую жизнь так, чтобы, по возможности, они могли пользоваться результатами наших родовых мук, а не приходилось бы им сызнова переживать те же родовые муки, чтобы дойти только до того самого, до чего мы дошли. Им надо начать с того, где мы кончили, а для этого нам следует, и это наша несомненная обязанность перед богом и людьми, отдавать людям всё то духовное, чтó мы нажили, а не ограничиваться собственным внутренним своим удовлетворением, как хотел было сделать Будда, когда он познал истину и раньше, чем понял, что ему предстоит служение людям. Познав — достаточно для того, чтобы сознавать даже отсутствие возможности новизны в земной нашей обстановке, нам надобно всё остальное свое время безостановочно посвящать на передачу другим того, чтò мы приобрели, а не жаждать прежде времени новизны для самих себя в какой-нибудь другой обстановке. А потому мне кажется, что желание плотской смерти так же незаконно, как и суеверен страх ее.

«Желание смерти законно и разумно тогда, когда оно как раз совпадает с физической смертью. Пожалуйста, скажите мне, согласны ли вы с этим. Я не знаю, насколько я сам согласен».

1 Чертков послал Толстому одновременно со своим письмом от 7 июня продолжение своего общедоступного изложения книги Толстого «О жизни».

2 Иван Иванович Горбунов.

3 Слова: не главное а просто вписаны между строк над зачеркнутым словом: главное.

4 По-видимому, Толстой имеет в виду письмо, полученное им от H. Н. Иванова 26 мая 1889 г., о котором в этот день он сделал запись в своем дневнике: «Письмо Иванова из Россоши. Неприятное. Умственное духовн[ое] развитие нужно на силу. Привитый хорош сильный дичек. А то стран[но]. Не вырос еще, а привит и не будет толка». См. т. 50.

* 228.

1889 г. Июня 18. Я. П.

Не взыщите, милые друзья, если письмо будетъ не длинное, пишу 7-е. Спасибо за ваши письма. Мы съ Машей вмѣстѣ радуемся, когда получаемъ ихъ. Напишу вамъ то, чтó думалъ нынче утромъ: По привычкѣ, когда плохъ духомъ, молился, читая Отче нашь. Съ самыхъ дѣтскихъ лѣтъ, съ короткими перерывами, читаю я эти слова, и вотъ сколько лѣтъ слова эти все растутъ и растутъ по смыслу и содержанію. Отецъ нашъ небесный. Не говорю уже о томъ, что въ понятіи Отца включено понятіе братства людей, нынче мнѣ особенно ясно представилось значеніе этаго обращенія только къ Отцу, къ одному Отцу безъ всякаго отношенія къ людямъ. Легко сказать, но рѣдко удается установить это отношеніе. Когда же установи[лось], то одно это отношеніе уже даетъ большую силу. Свято для меня твое имя. Имя чтó? Имя то, какъ я называю предметъ, то, чѣмъ для меня представляется предметъ. Я не понимаю всего предмета, но одинъ признакъ мнѣ понятенъ, и по этому признаку я называю. Признакъ, понятный мнѣ въ Отцѣ — любовь. Она то свята для меня, ее я буду святить, ею буду жить; ею буду жить для того, чтобы пришло царство Твое и воля Твоя совершалась бы на землѣ, какъ на небѣ. (Тутъ смѣшное, но такое, отъ к[отораго] нельзя удержаться, соображеніе). На небѣ движутся по волѣ Твоей свѣтила, и движенія ихъ руководятся не ихъ волею, но ихъ стремленіемъ къ другимъ свѣтиламъ (любовь). Таковъ же законъ установленія царства Б[ожія] на землѣ. Хлѣбъ нашъ насущный д[аждь] н[амъ] д[несь]. Только дай мнѣ возможность служить Твоему дѣлу установленія Твоего царства (это есть хлѣбъ моей жизни), дай мнѣ возможность тѣмъ, что освободи меня отъ послѣдствій моихъ ошибокъ, мѣшающихъ служенію (по Лукѣ «ибо»),1 п[отому] ч[то] я тоже прощаю людямъ всѣ ихъ прежнія ошибки ихъ и предковъ ихъ (великое слово!) Если прощаешь, то вѣдь для тебя уже не существуетъ ничего отталкивающаго, не говорю, въ убійцѣ, ворѣ, но въ хвастунѣ, наглецѣ, лицемѣрѣ, издѣвателѣ. Да, прощены намъ всѣ грѣхи, если мы такъ простили. Cercle vicieux. (Вы обѣщали съ полслова понимать). И не введи насъ во искушеніе, (тоже, чтобъ не мѣшать исполненію твоего дѣла). Я слабъ. Дай мнѣ служить тебѣ, но не дьяволу, себѣ, злу.

Гвинп[ленъ] Горе-смѣхъ2 я вчера прочелъ вслухъ въ нашемъ большомъ обществѣ и взрослыхъ и дѣтей и всѣмъ понравилось, какъ и не можетъ не понравиться. Прекрасная вышла книжка.

Нынче поправилъ О жизни. Да, это полезно уяснить.

Какъ я теперь вижу много папиросочнаго тумана и возбужденія и какъ теперь я бы написалъ проще, скромнѣе, безъ кокетства умственнаго и отъ того доступнѣе и яснѣе. — Я все хочу писать, но не пишу, хотя въ головѣ, кажется, многое ясно. Я говорю не пишу, п[отому] ч[то] пишу мало, урывками, но каждый день пытаюсь.

Спасибо и за письмо Чистякова.3 Кланяйтесь Эртелю. Что здоровье Гали и дѣтей? Цѣлую васъ всѣхъ.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 79—80. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: «Я. П. 21 Июня 89, № 225». В Дневнике Толстого от 18 июня 1889 г. сделана запись об этом письме: «Погуляв, сел за письмо и написал 1) Ч[ерткову], 2) П[оше] 3) Бондареву, от к[оторого] получил письмо о Каине, 4) Анненк[овой], 5) Русанову 6) Медведеву и 7) Желтову, от к[оторого] б[ыло] письмо о статьях против пьянства. [… ] Утром записал мысли об Отче Наш. Написал их Ч[ерткову]. Письмо датируется на основании этой записи.

Толстой отвечает на письмо Черткова, написанное около 12 июня и полученное Толстым 16 июня 1889 г., как это видно из записи Дневника Толстого от этого числа: «Письмо от Черткова хорошее». В этом письме Чертков писал Толстому: «… письмо к вам становится для меня всё «следующим на очереди» из всего того, что я делаю. Т. е. я живу в очень близком общении с вами. Но зато, когда имеется всегда следующее на очереди дело, то не успеваешь оставаться без определенного дела и молиться, т. е. пассивно принимать от отца нашего хлеб наш насущный. И я теперь заметил, что желание личного общения с вами часто становится во мне поперек принятию духовной пищи от бога. Я вас лично так, так люблю, что бывает «веселее» поговорить с вами, чем, сосредоточиваясь внутри себя, готовиться принимать к себе — отца нашего небесного и старшего брата — Христа и слушать, какие указания они мне дают для осуществления общего дела (Иоанна 14. 23.) Мне постоянно хочется не только беседовать с вами, но еще гораздо больше того — чтобы вы беседовали со мною, так как я получаю не только удовольствие, но и радость, и не только радость, но и помощь от вашего голоса, — помощь в служении другим. Бывало, я ждал не дождусь ваших писем. А теперь я понял, что не только безрассудно ожидать того, чего не знаешь, будет ли оно; но часто перед богом возмутительно желать того, чего нет.

«Желая общения с вами, я желал его, как вижу теперь преимущественно для себя. Теперь же мне всё больше и больше хочется помогать вам, или вернее я просто вам, вас больше и больше люблю. Прежде, посылая вам письма, я не мог отделываться от желания вызывать от вас письма, т. е. именно писал вам больше для себя, чем желая вам содействовать. Теперь я всё больше и больше чувствую, как крепко Христос нас соединяет, тебя, меня, всех людей сознательно стремящихся к богу отцу и какою любовью это проникает нашу душу к тем, кто бессознательно стремятся туда же. И потому нет нужды нам — что летящие туда, к нему, плотски льнут друг к другу. Но вот те, кто сознательно стремится ко злу, прочь от бога, они меня смущают, их положение ужасное, — они наводят на меня страх, потому что я чувствую как будто я должен им помочь, и — не могу. Я в них подозреваю больше отвращения от добра, чем есть, и этим развожу в себе зло и их ожесточаю». Чертков не закончил письмо, но приложил к нему листки из своего дневника с размышлениями об отношении человека к богу, и с другими мыслями.

1 Толстой имеет в виду текст из Евангелия от Луки гл. 11, ст. 4: «И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему».

2 Толстой имеет в виду выполненную Анной Юрьевной Бизюкиной (Юрьевой) переработку книги В. Гюго «Человек, который смеется». Чертков в письме от 30 мая писал Толстому, что посылает ему эту рукопись на отзыв. Книга была издана «Посредником»: «Гвинплен горе-смех». Повесть из английской жизни начала XVIII века. В двух частях. Изложено А. Юрьевой, тип. Сытина. М. 1891.

3 Чертков переслал Толстому для ознакомления письмо М. Н. Чистякова к И. Д. Ростовцеву, написанное около 15 июня, в котором М. Н. Чистяков по поручению Черткова приглашал Н. Д. Ростовцева приехать к Чертковым, а затем делится своими мыслями и наблюдениями о том, как переносят крестьяне тяжелое горе и «откуда берется» та «духовная