лучшими, жить лучше. И зачѣмъ ставить себѣ предѣлъ? Это соблазнъ. Можетъ быть вы будете жить много лучше, чѣмъ вы себѣ представляете. Я стою одной ногой въ гробу и все надѣюсь и хочу жить лучше, и можетъ и буду. Можетъ и буду нищимъ съ сумой и умру въ навозѣ. За что же загораживать отъ себя возможность совершенства, ставить себѣ предѣлъ?

Дай вамъ Богъ быть въ любви со всѣми, т. е. имѣть жизнь вѣчную. Мучительно грустно, тяжело терять ее. Цѣлую васъ.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в книге В. Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого», кн. 2, М. 1928, стр. 111. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: «Я. П, 2 Іюля № 313».

Сопоставляя это письмо с записью в Дневнике Толстого, которую он первоначально пометил 6 июля, а затем сделал оговорку: «Я, кажется, ошибся, что 6, нынче 5», можно убедиться, что письмо написано в один день с этой записью. Поэтому оно датируется 5 июля.

Письмо является припиской к письму П. И. Бирюкова, помеченному «2 июля 1892 г. Ясная поляна», в котором Бирюков писал Черткову, что заехал в Ясную поляну по пути из Самары в Костромскую губернию и что откладывает свою поездку к нему до осени.

1 Пересказ молитвы «Царю небесный», принятой в православной церкви и включавшейся во все молитвенники, издававшиеся синодом.

2 П. И. Бирюков уехал из Ясной поляны 5 июля, Толстой отметил в своем Дневнике от этого числа: «Здесь Поша и Страхов». С. А. Толстая в письме к Т. А. Кузминской от 5 июля писала: «Сегодня уезжают Ник. Ник. Страхов и ІІоша» (АТБ).

3 Об этом разговоре с Марьей Львовной Толстой в Дневнике сделал запись: «Вчера поразительный разговор детей. Таня, Лева внушают Маше, что она делает подлость, отказываясь от имения. Ее поступок заставляет их чувствовать неправду своего, а им надо быть правыми, и вот они стараются придумывать, почему поступок нехорош и подлость. Ужасно. Не могу писать. Уж я плакал и опять плакать хочется. Они говорят: мы сами бы хотели это сделать, да это было бы дурно. Жена говорит им: оставьте у меня. Они молчат. Ужасно».

Придя к убеждению о недопустимости владения собственностью и убедившись, что его семья решительно несогласна отказаться от собственности, Толстой еще в начале восьмидесятых годов устранился от хозяйственных дел, связанных с владением имуществом, но отказ этот не был закреплен юридически. В декабре 1890 г., в связи с присуждением двух крестьян за порубку леса в имении Ясная поляна к шестинедельному тюремному заключению и отказом С. А. Толстой их простить, Толстой решил отказаться от владения имуществом, не только фактически, но и формально, и в апреле 1891 г. подписал акт отказа. Окончательный раздел имущества Толстого произошел в июле 1892 г. 7 июля 1892 г. Толстой вместе с женою и со всеми совершеннолетними своими детьми, зa исключением Марии Львовны, засвидетельствовал акт раздела, которым всё имущество Толстого было разделено между всеми его детьми зa исключением дочери Марии. Была выделена соответствующая часть и С. А. Толстой, которая вместе с тем назначалась и опекуншей над имением малолетних детей Толстых: Андрея, Михаила, Ивана Львовичей и Александры Львовны. М. Л. Толстая отказалась от своей доли наследства, но братья и сестры взяли все же на себя обязательство выплатить ей ее часть, когда встретится в этом необходимость, и осуществили это решение в 1897 г., при выходе М. Л. Толстой замуж зa Н. Л. Оболенского.

4 Слова: Я никого не обижал, не сердился, но не люблю и тяжело вписаны между строк.

5 По сообщению Черткова, в тех случаях, когда Толстой просил Черткова уничтожить то или иное письмо, он немедленно уничтожал их в части, касавшейся третьих лиц. Относительно же тех писем, которые не касались третьих лиц, Чертков при ближайшем свидании просил у Толстого разрешение не уничтожать их, обещаясь не показывать их никому при жизни Толстого.

6 Упоминаемое Толстым письмо Черткова к Л. Л. Толстому в архивах не обнаружено.

На это письмо Чертков отвечал письмом от 14 июля, в котором писал: «Милый брат Лев Николаевич, вы были совсем правы, чувствуя, что я сердцем вас пойму в вашей грусти, и я был очень тронут тем, что вы написали мне в такое время. И между тем вот уже несколько дней прошло с получения мною вашего письма, и я всё не могу, просто не могу написать вам, несмотря на то, что всё думаю о вас, в такой я находился душевной пустоте. Теперь мне немного лучше, и я первым делом хочу хоть письменно побеседовать с вами. Первым моим желанием было поехать к вам; но мне трудно это осуществить, так как во время таких жаров, если днем не сижу спокойно в комнате, то у меня голова расстраивается, а больной головой я только причинял бы вам излишнее беспокойство. Утешать вас в вашей грусти конечно не стану: вам доступен Источник жизни и всякого утешения и ободрения…»

* 319.

1892 г. Августа 11. Я. П.

Боюсь, начинаю писать на письмѣ Ев[генія] Ивановича]1 и испорчу и нельзя будетъ переписать, а хочется написать на ваше послѣднее письмо о вашей милой, бѣдной женѣ. Paзсуждать мнѣ о ней и, главное, осуждать, мнѣ ужъ никакъ не приходится. Я болѣе «бѣдный», чѣмъ она, если и не ѣмъ мяса, но дѣлаю много хуже. Сказать же все таки скажу, чтó думалось, читая ваше письмо, и вы мнѣ и она скажетъ обо мнѣ, чтó мнѣ на пользу. Думалъ я вотъ чтó: Ужасно страшно усомниться въ истинности истины. Вѣдь стоитъ только усомниться въ томъ, что 2 меньше 3-хъ, и все пропало. Стоить усомниться въ томъ, что болѣе важное не болѣе важно, и всѣ соотношенія размѣровъ потеряются и все пропало. Пропало, главное, для насъ, для кот[орыхъ] не только нѣтъ другихъ утѣшеній, но нѣтъ и тѣхъ ширмъ, к[оторыми] прежде загораживалъ отъ себя то, чего не хотѣлъ видѣть. Ширмы всѣ эти стали прозрачны — насквозь все видишь. А то, чтó утѣшало и веселило, удручаетъ. Что если бъ мы съ вами вдругъ рѣшили, что хорошо бы поѣздить на охоту. Вѣдь не говоря ужъ о стыдѣ не передъ людьми, передь собой, радости ужъ не было бы the zest of the thing is gone.2 А главное, послѣ охоты ужъ ничего бы не осталось для насъ святаго. Стоить только въ одномъ мѣстѣ надорвать холстъ и весь раздерется. Это дурная сторона того, что Галя начала опять ѣсть мясо, но хорошая та, что это отступленіе — шагъ назадъ, надрывъ въ полотнѣ она сдѣлала въ самомъ, въ самомъ безопасномъ мѣстѣ. Вѣдь она не одна: я увѣренъ, что на нее производится давленіе со всѣхъ сторонъ, да оно не можетъ не производиться, когда вся медицина это говоритъ. А больному нельзя не вѣрить медицинѣ. Вѣдь это намъ здоровымъ хорошо говорить. Это двѣ первыя мысли, кот[орыя] пришли мнѣ при чтеніи вашего письма. Теперь же, когда пишу, думаю: и вы знаете это также, какъ и я, и она знаетъ точно также, что жизнь, истинная жизнь, независима отъ здоровья, скорѣе въ обратномъ отношеніи. И что поддержаніе здоровья для жизни есть поразительная иллюзія. Я никогда такъ не жилъ, какъ когда болѣлъ, и никогда такъ мало не жилъ, не спускался низко, какъ когда ботѣлъ,3 какъ ботва на картофелѣ. —

4 Прощайте, цѣлую васъ. Нынче получилъ чудесное письмо о жизни и страхѣ смерти отъ Русанова,5 к[оторое] подтверждаете то, чтó пишу. Поша у насъ.

Л. Толстой.

Скажите Сопоцько, что я получилъ его письмо и очень радъ буду его видѣть;6 но что я въ Ясной. Если же онъ хочетъ видѣть наше дѣло, то пусть заѣдетъ въ Бѣгичевку. Поша его приметъ и все ему покажетъ.

Печатается впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова: «Я. П. 11 авг. № 314». Дата эта подтверждается словами Толстого: «нынче получил… письмо… Русанова». — На конверте письма Русанова имеется штемпель отправления: «Землянск, 9 августа», и надо думать, что оно должно было быть получено Толстым 11 августа.

Толстой отвечает на письмо Черткова от 22 июля и, может быть, и на другое письмо, не сохранившееся в архивах. В письме от 22 июля Чертков писал, что его удручает страх, с которым А. К. Черткова относится к болезням их ребенка: «Чувствуется в этом такое недоверие к богу. Вместе с тем ее очень жаль… но решительно не знаю, как ей помочь. Никакого ободрения она в этом случае от меня не принимает. Видно мое собственное отношение к тому, от кого всё зависит, мало для нее привлекательно и не внушает ей доверия. И действительно я верно слишком часто и много сам изменяю своему богу, для того чтобы других к нему приближать. А всё ж таки так хотелось бы, чтобы Галя откуда-нибудь получила бы ту духовную помощь в этом отношении, в которой она так нуждается, и которую, повидимому, она сама не в силах раздобыть…»

Возможно, что Чертков писал о настроении А.К. Чертковой и в другом письме, так как Толстой пишет ему в связи с известиями о том, что А. К. Черткова начала есть мясо для поддержания своего здоровья, о чем Чертков не упоминает в этом письме.

1 Повидимому, Толстой предполагал первоначально написать письмо в виде приписки к письму Е. И. Попова Черткову, но затем решил написать свое письмо на отдельном листке. Е. И. Попов приехал к Толстому в Бегичевку 24 июля с тем, чтобы помочь ему в качестве переписчика книги «Царство Божие внутри вас», рукопись которой он должен был по окончании отвезти к Черткову. Из Бегичевки Е. И. Попов переехал в Ясную поляну, где и продолжал помогать Толстому, переписывая его рукописи. Из Ясной поляны Е. И. Попов уехал около 20 ноября.

2 [соль вещи пропала].

3 Ботеть, то есть тучнеть — расти в ботву, а не в корень.

4 Абзац редактора.

5 Толстой имеет в виду письмо Русанова, начатое 10 июля и оконченное 8 августа (АТБ). В этом письме Русанов писал, что с конца 1885 года перестал лечиться от своей основной болезни — сухотки спинного мозга, и обращался к доктору только в случае или какой-нибудь новой болезни, неизвестной ему или такой известной, в которой он по опыту знал, что можно помочь. — «Впрочем, — писал Русанов, — обращаясь к врачу я оставляю за собой полную свободу следовать или не следовать его совету, руководствуясь собственными размышлениями… Вы спрашиваете, дорогой Лев Николаевич, о моем теперешнем отношении к смерти. Прежде до начала 1883