ваш… князь, говорил офицер, который видимо находился в недоумении как ему обращаться с этим адъютантом: он боялся одинаково и унижаться, и не быть достаточно вежливым, — ведь вы сами знаете, князь, что походом бывали дни, что солдаты не емши, ну, как запретить… вы сами посудите…

— Ежели вы требуете моего личного убеждения, — сказал князь Андрей, — то я вам скажу, что, по моему мнению, мародерство всегда есть важный проступок, а в земле союзников нет за него достаточно строгого наказания. Но главное, вы поймите, что я ничего не могу сделать, мое дело доложить главнокомандующему что̀ я нашел. Не могу же я для вас лгать. — И улыбнувшись этой странной мысли, он поклонился офицеру и пошел назад. Возвращаясь к себе, он увидел идущих по коридору генерала Штрауха и члена гофкригсрата. На встречу им шли Несвицкий и Жерков.

Стр. 154, строка 6.

Вместо: приехавшие — в I изд. 68 г.: приехавший

Стр. 154, строка 7.

Вместо: свободно разойтись с тремя офицерами; — в Р. В.: обойти двух офицеров,

Стр. 154, строка 13.

Вместо: шутника Жеркова — в Р. В.: Жеркова

Стр. 154, строка 30.

Вместо: но Болконский, еще более кончая: до господского дела. — в Р. В.: и повлек его в свою комнату.

Вслед за Несвицким в комнату вошел князь Андрей, и не обращая внимания на его хохот, подошел к своему столу и сбросил с него на пол лежавшую фуражку Жеркова.

— Нет, что за рожа! — сквозь смех говорил Несвицкий. — Это чудесно! Только немного тут зашибся… ха, ха, ха!…

— Ничего смешного нет, — сказал князь Андрей.

— Как не смешно? Одна рожа чего сто̀ит…

— Ничего смешного. Я не большой друг австрийцев, но есть приличия, которых может не знать этот chenapan, но которые мне и тебе должно соблюдать.

— Полно, он сейчас войдет, — испуганно перебил Несвицкий.

— Мне всё равно. Как это хорошо нас выказывает перед союзниками, как тут много такта!.. Офицер этот, который украл корову для роты, право не хуже твоего Жеркова. Тот по крайней мере нуждался в этой корове.

— Да как ты хочешь, братец, это всё очень жалко, а всё-таки смешно. Ежели бы ты…

— Ничего смешного.

Стр. 154, строка 33.

Вместо: поражении — во II изд. 68 г.: положении

Стр. 154, строка 39.

Вместо (в сноске): Боже, как наивен! — в I и II изд. 68 г. Боже мой, как он прост! —

Стр. 155, строка 6.

Вместо: не нашедшегося, — в I и II изд. 68 г.: не находившегося

Стр. 155, строка 14.

Вместо: как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. — в изд. 73 г.: по-французски.

Стр. 155, строки 7–18.

Вместо: прибавил князь Андрей — в Р. В., I и II изд. 68 г.: сказал князь Андрей

Стр. 155, строка 19.

Вместо: мог еще слышать его. — в Р. В.: вошел в комнату.

Стр. 155, строки 20–21.

Вместо: повернулся и вышел из коридора. — в Р. В.: ничего не отвечал, взял свою фуражку и, подмигнув Несвицкому, вышел.

Стр. 155, строка 21.

После слов: вышел из коридора: — в Р. В. продолжение главы IV: —

— Приходи же обедать! крикнул Несвицкий. Князь Андрей пристально посмотрел на корнета, и когда он скрылся, сел за стол.

— Я тебе давно хотел сказать, — обратился он к Несвицкому, который с улыбкой в глазах смотрел теперь на князя Андрея. Казалось, для него всякое развлечение было приятно, и он теперь не без удовольствия слушал звук голоса и речь князя Андрея.

— Я тебе давно хотел сказать — твоя страсть со всеми быть фамильярным, и кормить и поить без разбора всех на свете. Всё это прекрасно, и хоть я с тобой живу, для меня это не стеснительно, потому что я этим господам умею дать почувствовать их место. И я говорю не для себя, а для тебя. Со мною ты можешь шутить. Мы понимаем друг друга и знаем границы шутки, а с этими Жерковыми нельзя быть фамильярным. Его цель только в том, чтобы как-нибудь выскочить, получить крестик, да чтобы ты его даром кормил и поил; дальше он ничего не видит и готов тебя забавлять чем угодно, не соображая значения своих шуток, а тебе этого нельзя.

— Ну, что ж, он добрый малый, — заступаясь сказал Несвицкий, — добрый малый.

— Этих Жерковых можно после обеда подпоить и заставить представлять комедии, это я понимаю, но не дальше.

— Ну, полно брат, ну, неловко… Да что же, ну, не буду, да только замолчи! — закричал смеясь Несвицкий, и вскочив с дивана, обнял и поцеловал князя Андрея. Князь Андрей улыбнулся как учитель ласкающемуся школьнику.

— У меня внутренность переворачивается, когда эти Жерковы лезут к тебе в интимность. Ему хочется подняться и отчиститься в сближении с тобой, и он не отчистится, а только тебя запачкает.

Стр. 155, строка 22.

Вместо: IV. — в Р. В.: V. в I изд. 68 г. XXXIII. — в изд. 73 г.: XXIX.

Ч. II, гл. IV.

Стр. 155, строка 33.

Вместо: еще не приходил домой, — в Р. В.: еще спал,

Стр. 155, строка 34.

Вместо: с фуражировки. — в Р. В.: домой в рейтузах и гусарской куртке.

Стр. 156, строка 3.

После слов: наконец, спрыгнул — в Р. В.: и, обернув свое разрумяненное, загорелое, с пробивавшимися усиками лицо,

Стр. 156, строка 18.

Слов: Такая будет лошадь!» — нет в Р. В.

Стр. 156, строки 19–20.

Вместо: погромыхивая шпорами. — в Р. В.: и пристукнул каблуками и шпорами, как делают в мазурке.

Стр. 157/158, строки 7/6.

Вместо: Что барин? кончая: Хоть бы драться скорей, — в Р. В.: Накануне офицеры этого эскадрона собирались у ротмистра 4-го эскадрона в другой деревне и провели у него ночь за картами. Ростов там был, но уехал рано. Несмотря на всё его желание быть вполне гусаром и товарищем, он не мог пить больше стакана вина, не делаясь больным, и засыпал за картами. Денег у него было слишком достаточно, так что он не знал куда девать их и не понимал удовольствия выигрывать. Каждый же раз как он, по совету офицеров, ставил карту, он выигрывал деньги, которые ему были не нужны, и замечал, как это было неприятно тому, чьи были деньги, но помочь этому не мог. Ростов, несмотря на то, что эскадронный командир никогда не делал ему замечаний по службе, решил сам про себя, что в военной службе важнее всего добросовестность в исполнении обязанности, и объявил всем офицерам, что он счел бы себя дрянью, ежели бы он позволил себе когда-нибудь пропустить очередь дежурства или командировки. Впоследствии, дежурства и унтер-офицерская служба, к которой никто не принуждал его, становились тяжелы для него, но он помнил сказанное неосторожно слово и не изменил ему. По унтер-офицерской службе, получив с вечера повестку от вахмистра, он велел себя разбудить до зари и вместе со взводом ходил за сеном. Денисов еще спал, а он уже успел наговориться с гусарами, насмотреться на немку, дочь школьного учителя в Зальценеке, проголодаться и прийти в то счастливое состояние духа, в котором все люди добры, милы и приятны. Он, слегка побрякивая солдатскими шпорами, ходил взад и вперед по скрипучему полу, поглядывая на спящего, с головой укутанного, Денисова. Ему хотелось поговорить. Денисов кашлянул и повернулся. Он подошел к нему и дернул за одеяло.

— Пора, Денисов! пора! — крикнул он.

Из-под одеяла быстро выскочила черная, обросшая волосами мохнатая голова с красными щеками и блестящими, чернейшими глазами.

— Пог’а! — закричал Денисов, не выговаривая р. — Что̀ пог’а? пог’а уйти к чог’ту из этого… колбасного цаг’ства! Такого несчастия! такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Пг’одулся я, бг’ат, вчег’а как сукин сын!… Ей, чаю!

Денисов вскочил своими карими, голыми ногами, обросшими как у обезьяны черными волосами, и сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие, крепкие зубы, начал обеими руками лохматить как лес взбитые, черные, густые волосы и усы. С первых слов Денисова видно было, что ему не весело на душе и что он телом слаб от вина и бессонных ночей, и что приемы веселости были не потребностию его, а привычкой.

— Чог’т меня дег’нул пойти к этой кг’ысе (прозвище офицера), растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил Денисов. — Можешь себе пг’едставить, вчег’а, как ты ушел, ни одной каг’ты, ни одной, ни одной каг’ты не дал, — говорил Денисов, возвышая голос до крика, и весь багровея от волнения.

Денисов был один из тех людей, каких теперь не бывает, — один из тех людей, которые постоянно два раза в год пускали себе кровь и назывались горячими.

— Ну, полно, дело прошлое, — сказал Ростов, замечая, что Денисов начинает горячиться при одном воспоминании о своем несчастии. — Давай лучше чай пить.

Видно было, что Ростов еще не свыкся с своим положением, и ему приятно было говорить ты такому старому человеку. Но Денисов уже расходился, глаза его налились кровью, он взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак и, рассыпая огонь, бил ею по полу, продолжая кричать.

— Нет, это надо мной чег’товское несчастие — семпель даст, паг’оль бьет, семпель даст, паг’оль бьет.

Он рассыпал огонь, разбил трубку, бросил ее и замахнулся на денщика. Но через минуту, когда Ростов обратился к нему, горячка уже прошла.

— А я как проехался славно. Мы мимо того парка прошли, где учителева дочка, помнишь?… — сказал Ростов, краснея и улыбаясь.

— Эка кг’овь молодая-то, — уже тихо сказал Денисов, хватая юнкера за руку и потрясая ее. — Кг’аснеет юноша, даже пг’отивно…

— Опять видел…

— Ну, бг’ат, и я видно тепег’ь за пг’екг’асный пол пг’имусь — денег нет, игг’ать баста. Никита, дай-ка, дг’ужок, мне кошелек, — сказал он денщику, которого чуть не прибил. — Вот там. Эка дубина, чог’т! Где г’оешься? Под подушкой. Ну, спасибо, голубчик, — сказал он, принимая кошелек и высыпая на стол несколько золотых. — Эскадг’онные, фуражные, всё тут, сказал он. — Должно быть фуг’ажных одних 45. Да нет, что̀ считать! Не поднимешься.

Он отодвинул золотые.

— Что же, возьми у меня, сказал Ростов.

— Коли в воскг’есенье не пг’ивезут жалованье, сквег’но! — проговорил Денисов, не отвечая Ростову.

— Да возьми у меня, — проговорил Ростов краснея, как это всегда бывает с очень молодыми людьми, когда дело касается денег. У него неясно мелькнула мысль о том, что Денисов уже должен ему, и мысль, что Денисов оскорбляет его, не принимая его предложения.

Лицо Денисова опустилось и стало грустно.

— Вот что̀! Возьми у меня Бедуина, —