другъ къ другу съ виномъ, говорятъ другъ другу рѣчи. Глаза разгораются, голоса становятся крикливѣе, громче, глаза слезятся, люди <то обнимаются>, то умиляются, то храбрятся, то обижаются – всѣ говорятъ, никто не слушаетъ другихъ.4 Къ вечеру нѣкоторые спотыкаются, падаютъ, нѣкоторые засыпаютъ, нѣкоторыхъ уводятъ и держатъ тѣ, которые еще въ силахъ, и нѣкоторые валяются и корчатся, какъ больные холерой, наполняя воздухъ алкогольнымъ, смѣшаннымъ съ ѣдой, зловоніемъ.
Что же это случилось? Ничего не случилось. Въ объясненіе этаго удивительнаго явленія вамъ отвѣтятъ только:
– А какже! Престолъ, храмовой праздникъ.
Въ одномъ мѣстѣ Знаменье, въ другомъ Введенье, въ 3-мъ 10-я пятница, въ 4-мъ Казанская. Спросите, что значитъ Знаменье или Казанская, едва ли изъ 100 празднующихъ вы получите что-нибудь похожее на отвѣтъ отъ однаго. Знаменье и кому, кто Казанская, никто не знаетъ. Знаютъ одно, что престолъ и надо гулять. И ждутъ этаго гулянья и послѣ тяжелой трудовой жизни рады, дорвавшись до этаго гулянья. Несчастный, заблудшій, дикій необразованный заброшенный народъ. И вы говорите про народъ, про его нравственность, его воззрѣнія, слышатся разговоры среди насъ людей высшаго образованія, развѣ можно говорить про нравственность и воззрѣнія животныхъ, это существа, напивающіеся при каждомъ удобномъ случаѣ, подъ предлогомъ престола и т. п. Это существа, стоящіе на предѣлахъ животнаго. Не даромъ оставлена для нихъ розга и проэктируется распространеніе этаго средства управленія этими существами.
Слышишь эти разговоры, знаешь постоянное отношеніе или презрѣніе или съ высоты величія своего образованія, соболѣзнованіе нашего сословія къ этимъ полузвѣрямъ, и вдругъ приходить 12 Января, и цвѣтъ просвѣщенія, все считающее себя самой квинтэссенціей образованія <собирается по трактирамъ и> празднуетъ свой праздникъ такъ, какъ свойственно праздновать не полузвѣрямъ, а самымъ образованнымъ людямъ.
Положимъ, что поводъ празднества день св. Татьяны, также мало связываетъ съ праздникомъ, какъ и знаменье или Казанская, и только есть поводъ къ тому, чтобы напиться, но разница большая.
Во-первыхъ, образованные люди начинаютъ ѣсть и пить не въ 11 часовъ, а въ 5 и 6, во-вторыхъ, ѣдятъ не стюдень и лапшуг а креветы, сыры, потажи, филеи и т. п., и пьютъ не одну сивуху, какъ полузвѣри, а водки усовершенствованныя разныхъ сортовъ, и вины сухія и мокрыя, крѣпкія и слабыя, горькія и сладкія, бѣлыя и красныя, и шампанское и fine champagne; ѣдятъ не на 20 копѣекъ, какъ звѣри, а на 6 и больше рублей, а пьютъ и на 20 и больше. Въ-третьихъ, говорятъ образованные люди не рѣчи о томъ, что они проздравляютъ и любятъ другъ друта и кумовей, а о томъ, что они любятъ alma mater и такія вещи, которыя они не только не любятъ, но которыя и любить нельзя, потому что нельзя понимать. Въ 4-хъ, образованные люди, когда падаютъ, то не падаютъ въ грязь, а на бархатные диваны, на которые ихъ относятъ лакеи. Полузвѣри выходятъ на улицу, чтобы освободить желудокъ, образованные дѣлаютъ это и въ комнатахъ въ фарфоровые лоханки. Въ 5-хъ,5 что образованные люди празднуютъ не на улицѣ на виду людей, а въ закрытыхъ помѣщеньяхъ, гдѣ нельзя ихъ видѣть во всей ихъ праздничной красотѣ. Въ 6-хъ, звѣри, напившись пьяны, всегда просятъ прощенья <и всегда> чувствуютъ, что они дѣлаютъ скверно, образованные же люди гордятся своимъ пьянствомъ, радуются на это, съ удовольствіемъ готовятся къ этому, поминая прошлогодніе подвиги.
Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ вѣдь это ужасно. Ужасно не то, что все то, что считаетъ себя цвѣтомъ образованія считаетъ, что ничѣмъ оно лучше не можетъ ознаменовать память о своемъ этомъ образованіи, какъ тѣмъ, чтобы собраться поглотить въ желудки произведете труда людскаго на десятки тысячъ рублей6 и часовъ 10 сряду сидѣть, ѣсть, пить, курить и врать, и не то ужасно, что старые люди, професіональные учителя молодежи7 поощряютъ отравленія алкоголемъ молодыхъ людей, такое отравленіе, которое по даннымъ ихъ же науки, какъ отравленіе ртутью, никогда не проходитъ безслѣдно на всю послѣдующую дѣятельность организма, не то ужасно, что люди, находящіеся въ обладаніи всего того, что сдѣлало человѣчество для своего сознанія, считаютъ похвальнымъ одурять самихъ себя, ужасно то, что эти люди, которые послѣзавтра съ заплетающимся языкомъ и опьяненными глазами будутъ лопотать всякій вздоръ, что для большинства людей нашего времени эти то люди суть учителя жизни нашего времени. Ужасно то, что эти люди такъ затуманили людей и самихъ себя, что имъ совершенно искренно кажется, что они, дѣлая то, что дѣлаютъ, могутъ продолжать соболѣзновать о невѣжественномъ, грубомъ народѣ, могутъ поучать его и что ихъ жизнь не имѣетъ въ себѣ ничего подобнаго тому, въ чемъ они укоряютъ народъ.
Ужасно то, что эти люди8 не могутъ оглянуться на себя разумно и. не могутъ предъявлять къ себѣ нравственныхъ требованій, потому что считаютъ себя образованными, нрав[ственными?], т. е. непогрѣшимыми. Ужасно то освобожденіе отъ всякихъ нравственныхъ простыхъ жизненныхъ требованій, которое допустило для себя во имя такъ называемого просвѣщенія извѣстное сословіе людей. Пользованіе проституціей <умѣренный развратъ>, роскошью всякаго рода, возбуждающія зрѣлища, театръ, обжорство, куреніе, пьянство, требованіе услугъ людей всякихъ сортовъ рабовъ, всякаго рода симонія, все это съ поразительной наивностью признается совершенно совмѣстнымъ съ хорошей нравственной жизнью.
Какой нибудь особенный развратъ,9 особенное воровство, да и то не вездѣ считается развратомъ. А то, чтобы человѣку пообѣдать, выпить, поѣхать на рысакѣ, въ театръ и еще куда-нибудь, это только самое невинное удовольствіе. Отъ этого то дошло дѣло до того, что безобразнѣйшая оргія,10 въ которой спаиваются юноши стариками, оргія ежегодно повторяющаяся, никого не оскорбляетъ и никому не мѣшаетъ похмѣлившись послѣ 12-го Января продолжать за стаканомъ вина и съ папиросой] о нравственности высокой говорить.11 Гадко это и стыдно это.
Есть и всегда были и будутъ чистыя дѣти, съ нетронутой чистотой переходящіе въ юность. Эти юноши знаютъ и чувствуютъ, что12 всякая нечистота тѣлесная, всякія возбуждающiя зрѣлища, всякіе одурманивающіе напитки и куренья, затуманивающiя совѣсть, есть безнравственность, что для нравственной жизни нужно не слова и рѣчи говорить за стаканомъ вина, а нужно самое простое – прежде всего воздерживаться отъ женщинъ, объяденія, роскоши, вина, куренья.
Юноши знаютъ это въ глубинѣ души, но какъ имъ устоять бѣднымъ, когда тѣ самые учителя ихъ, которыхъ имъ велятъ уважать, которымъ имъ велятъ подражать, учатъ ихъ, что это все мелочи, это все пустяки, есть нѣчто важнѣе. Господа, вѣдь вы знаете, что ничего лучше и важнѣе нѣтъ чистоты тѣлесной и духовной, что ничего вѣдь вы не нашли, что бы вамъ замѣнило ее. Вы знаете, что вся ваша риторика съ этой пошлой alma mater васъ самихъ не трогаетъ даже и въ полпьяна и что вамъ нечего дать юношамъ въ замѣнъ ихъ чистоты. – Такъ не развращайте ихъ, не путайте ихъ. А знайте, что какъ было Ною, какъ есть всякому мужику, такъ точно есть и будетъ всякому распропрофесору не то что напиться такъ, чтобъ говорить глупо[сти], но возбудить себя даже рюмкой вина гадко и стыдно.
Но если ужъ вамъ такъ хочется этаго, то знайте, что это стыдно, и потому дѣлайте это потихоньку, а не съ гордостью и увѣренностыо, что такъ надо. Это стыдно и гадко.
–
Комментарии А. И. Никифорова13
ПРАЗДНИК ПРОСВЕЩЕНИЯ.
Статья «Праздник просвещения 12 января» появилась впервые в газете «Русские ведомости» 1889, № 11 от 12 января. К статье дана и подпись: «10-го января 1889 г. Лев Толстой». С другой стороны первый черновик-автограф статьи начинается словами: «В газетах 9 января читается объявление»… Действительно под 9 января 1889 г. в «Русских ведомостях» помещено объявление: «Товарищеский обед бывших воспитанников Императорского московского университета в день его основания 12-го января имеет быть в 5 час. дня в ресторане Большой Московской гостиницы с главного подъезда. Билеты на обед по 6 р. можно получать: в канцелярии попечителя учебного округа, в кабинете ѴІ-го отделения Окружного суда, в помещении совета присяжных поверенных, у гг. членов комитета общества для пособия нуждающимся студентам и у казначея этого комитета Н. С. Тростянского (Спиридоновка, дом Марконета)».
Сопоставление приведенных дат показывает, что статья написана 9—10 января 1889 года и тотчас же была отправлена для напечатания в газету.
Дневниковые записи Толстого 9—11 января 1889 г. (Толстой в это время был в Москве) хранят интересные подробности. 9 января: «Писал с утра статью, потом пошел к Гольцеву…»,14 10 января: «Встал рано и до завтрака продолжал писать статью 12 ян[варя]. Пришел Гольцев. Прочел ему, он одобрил. Докончил и пошел в редакцию (Философовы довезли). Великолепие необычайное. Книжники лицемеры. После обеда написал Поше.15 Погулял и, вернувшись, застал редактора. Потом Дунаев.16 Переправил статью, потом с Левой17 и Дунаевым пошли гулять в типографию», 11 января: «Утром Фомич18 одобрил статью… Грот защищал и пьянство и всё, чтò есть»… Эти записи показывают, что Толстой, написав статью 9—10 января, сам носил ее в редакцию «Русских ведомостей», а вечером того же 10 января имел какую-то беседу с редактором (и, может быть, под влиянием этой беседы «переправил» статью).
Хотя рукописи статьи сохранились не все, но и по сохранившимся картина работы Толстого над ней ясна. Первый черновик без заглавия, написанный 9 января 1889 г., печатается нами на стр. 657—660 и представляет первую, непосредственно отвечающую на газетный вызов, редакцию статьи (рукопись № 1). С этого черновика была сделана копия (рукопись № 2), которую Толстой очень крупно правит: сокращает строки 4—19 св. стр. 658 первой редакции; стр. 658, строки 39—46, стр. 659 строки 8—24 св., производит ряд логических и стилистических поправок, но общая правочная работа не меняет характера статьи первой редакции. Однако статья не удовлетворила автора, и он по новой несохранившейся копии правит текст еще раз. В результате этой правки получается новое начало, которое имеем в основном тексте, и ряд сравнительно несложных поправок всего текста. Текст всё еще остается без заглавия. Далее, может быть, под влиянием беседы с редактором «Русских ведомостей» правленный текст копируется и правится еще раз (рукопись № 3). На этот раз Толстой дает статье заглавие и, исправив стилистически отдельные части статьи, зачеркивает в самом конце 1-й редакции слова: «Гадко и стыдно!» и вместо их приписывает заново большой конец со слов: «окружающую вас прислугу»… (осн. стр. 449, строка 32), кончая словами: «…ничего не потеряло бы» (основной текст стр. 450, строка 18). Повидимому, здесь же производятся довольно крупные вставки и в середину статьи. Эти большие вставки и новое начало позволяют говорить о второй редакции статьи. С нее была сделана еще копия, не сохранившаяся среди рукописей, правленная стилистически Толстым и снабженная новой концовкой (основной текст стр. 450, строки 18—23). Она и была передана в газету. Мы печатаем вторую редакцию в