потому самое лучшее ничего не говорить и заботиться о суде своей совести, а не о суде людском.
6
Никто не проявляет такого уважения и приверженности к добродетели, как тот, кто охотно теряет славу хорошего человека, только для того, чтобы в душе своей оставаться хорошим.
7
Когда человек привык жить только для славы людской, то ему кажется трудным, если он не делает того, что все делают, прослыть глупым, невежественным или совсем дурным человеком. Но над всем, что трудно, надо работать. А над этим делом надо работать с двух сторон: одно — учиться презирать суждения людей, и другое — учиться жить для делания таких дел, которые, хотя бы и осуждали за них люди, всегда хорошо делать.
8
Я должен поступать так, как я думаю, а не так, как думают люди. Правило это одинаково необходимо как в повседневной, так и в умственной жизни. Правило это трудно, потому что всегда встретишь таких людей, которые думают, что они знают твои обязанности лучше, чем ты сам. В мире легко жить согласно мирскому мнению, а в одиночестве легко следовать своему собственному; но счастлив тот человек, который среди толпы живет так, как он в своем уединении решил, что надо жить человеку.
Эмерсон
9
Все люди живут и действуют и по своим мыслям и по мыслям других людей. В том, насколько люди живут по своим мыслям и насколько по мыслям других людей, главная разница между людьми.
10
Казалось бы, как удивительны люди, которые живут ни для своего блага, ни для блага других людей, а только для того, чтобы люди хвалили их. А между тем как мало людей, которые не дорожили бы одобрением своих поступков чужими людьми более, чем и своим благом и благом других людей.
11
Человека никогда не будут хвалить все. Если он хороший, дурные люди будут находить в нем дурное и будут или смеяться над ним, или осуждать его. Если он дурной, хорошие не будут одобрять его. Для того, чтобы все хвалили человека, ему надо перед добрыми притворяться добрым, а перед дурными — дурным. Но тогда и те и другие угадают притворство, и те и другие будут презирать его. Одно средство: быть добрым и не заботиться о мнении других, а награду за свою жизнь искать не в мнении людском, а в себе.
12
«И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани; ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.
Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое» (Мф. IX, 16-17).
Это значит то, что для того, чтобы начать жить лучше (а все улучшать и улучшать свою жизнь — в этом вся жизнь человека), нельзя оставаться в прежних привычках, а надо заводить новые. Нельзя следовать тому, что по старине людьми считается хорошим, а надо устанавливать для себя новые привычки, не заботясь о том, что люди считают дурным или хорошим.
13
Трудно различить, служишь ли ты людям для души, для Бога или для похвалы от них. Поверка одна: если делаешь дело, которое считаешь добрым, спроси себя, будешь ли делать то же, если знаешь вперед, что никто никогда не узнает о том, что ты делаешь. Если ответишь себе, что все-таки будешь делать, тогда наверное можешь знать: то, что делаешь, — делаешь для души, для Бога.
ТОТ, КТО ЖИВЕТ ИСТИННОЙ ЖИЗНЬЮ, НЕ НУЖДАЕТСЯ В ПОХВАЛЕ ЛЮДЕЙ
1
Живи один, сказал мудрец. Это значит то, что решай вопрос своей жизни сам с собой, с тем Богом, который живет в тебе, а не по советам или суждениям других людей.
2
Выгода служения Богу перед служением людям та, что перед людьми невольно хочешь выказаться в лучшем свете и огорчаешься, когда тебя выставляют в дурном. Перед Богом ничего этого нет. Он знает тебя, каков ты, и перед Ним никто тебя ни восхвалить, ни оклеветать не может, так что тебе перед Ним не нужно казаться, а нужно только быть хорошим.
3
Если хочешь быть спокоен, угождай Богу, а не людям. Разные люди хотят разного: нынче хотят одного, завтра другого. Никогда не угодишь людям. Живущий же в тебе Бог всегда хочет одного, и ты знаешь, чего Он хочет.
4
Человек должен служить одному из двух: душе или телу. Если душе, то он должен бороться с грехом. Если телу, то незачем ему бороться с грехами, ему нужно только делать то, что принято всеми.
5
Есть только одно средство совсем не верить в Бога: средство это в том, чтобы признавать всегда справедливым мнение людей и не придавать никакого значения своему внутреннему голосу.
Джон Рескин
6
Если мы сидим в движущемся корабле и смотрим на какую-нибудь вещь на этом же корабле, то мы не замечаем того, что плывем; если же мы посмотрим в сторону на то, что не движется вместе с нами, например на берег, то тотчас же заметим, что движемся. То же и в жизни. Когда все люди живут не так, как должно, то это незаметно нам, но стоит одному опомниться и зажить по-Божьи, и тотчас же становится явным то, как дурно живут остальные. Остальные же всегда гонят за это того, кто живет не так, как они все.
7
Надо приучать себя жить так, чтобы не думать о людском мнении, чтобы не желать даже любви людской, а жить только для исполнения закона своей жизни, воли Бога. При такой одинокой, с одним Богом жизни, правда, нет уж побуждений к добрым поступкам ради славы людской, но зато устанавливается в душе такая свобода, такое спокойствие, такое постоянство и такое твердое сознание верности пути, которых никогда не узнает тот, кто живет для славы людской.
И приучить себя к этому может каждый человек.
XVII. СУЕВЕРИЕ ГОСУДАРСТВА
В ЧЕМ ЛОЖЬ И ОБМАН УЧЕНИЯ О ГОСУДАРСТВЕ
1
Лжеучение государства состоит в признании себя соединенным с одними людьми одного народа, одного государства и отделенным от остальных людей других народов, других государств. Люди мучают, убивают, грабят друг друга и самих себя из-за этого ужасного лжеучения. Освобождается же от него человек только тогда, когда признает в себе духовное начало жизни, одно и то же во всех людях. Признавая это начало, человек уже не может верить в те человеческие учреждения, которые разъединяют то, что соединено Богом.
2
Разумно любить добродетель, уважать подвиги, признавать добро, откуда бы мы его ни получали, и даже лишаться своего удобства для славы и выгоды того, кого любишь, и кто того заслуживает: таким образом, если жители страны нашли такое лицо, которое показало им большую мудрость, чтобы охранять их, большую храбрость, чтобы их защищать, и великую заботу, чтобы управлять ими, — и если вследствие этого они привыкли повиноваться ему так, чтобы предоставить ему некоторые выгоды, я не думаю, чтобы это было неразумно.
Но, Боже мой! Как назовем мы то, когда видим, что большое число людей не только повинуются, но служат, не только подчиняются, но раболепствуют перед одним человеком или перед немногими некоторыми людьми, — и раболепствуют так, что не имеют ничего своего: ни имущества, ни детей, ни даже самой жизни, которые бы они считали своими, и терпят грабежи, жестокости не от войска, не от варваров, но от одного человека, и не от Геркулеса или Самсона, но от людей большей частью очень плохих в нравственном отношении. Как назовем мы это? Скажем ли мы, что такие люди трусы? Если бы два, три, четыре не защищались от одного, это было бы странно, но все-таки возможно, и можно было бы сказать, что это от недостатка мужества, но если сто тысяч людей, сто тысяч деревень, миллион людей не нападают на тех немногих, от которых все страдают, будучи их рабами, то что это за удивительное явление?
А между тем это совершается во всех странах со всеми людьми всякий день, — совершается то, что несколько людей властвуют над ста тысячами деревень и лишают их свободы; кто бы поверил этому, если бы только слышал, а не видел это. И если бы это можно было видеть только в чужих и удаленных землях, кто бы не подумал, что это скорее выдумано, чем справедливо! Ведь тех нескольких людей, которые угнетают всех, не нужно побеждать, не нужно от них защищаться, — они всегда побеждены, только бы народ не соглашался на рабство. Не нужно ничего отнимать у них, нужно только ничего не давать им, и народ будет свободен. Так что сами народы отдают себя во власть угнетателей, сами перерезают себе горло. Народ, который может быть свободным, отдает сам свою свободу, сам надевает себе на шею ярмо, сам не только соглашается с своим угнетением, но ищет его. Если бы ему стоило чего-нибудь возвращение своей свободы и он не искал бы ее, этого самого дорогого для человека естественного права, отличающего человека от животного, то я понимаю, что он мог бы предпочесть безопасность и удобство жизни борьбе за свободу. Но если для того, чтобы получить свободу, ему нужно только пожелать ее, то неужели может быть народ в мире, который бы считал ее купленной слишком дорогой ценой, раз она может быть приобретена одним желанием свободы.
Бедные, несчастные, бессмысленные народы, упорные в своем зле, слепые к своему добру, вы позволяете отбирать от вас лучшую часть вашего дохода, грабить ваши поля, ваши дома; вы живете так, как будто все это принадлежит не вам, позволяя отнимать у вас вашу совесть, соглашаясь быть убийцами. И все эти бедствия и разорения, развращения происходят не от врагов, но от врага, которого вы сами себе создаете. Откуда бы была у этого врага власть над вами, если бы вы не давали ее ему? Что бы он мог сделать вам, если бы вы не были укрывателями того вора, который вас грабит, участниками того убийцы, который вас убивает, если бы вы не были изменниками самим себе? Вы сеете для того, чтобы он уничтожал ваши посевы, вы наполняете и убираете ваши дома для его грабежей; вы воспитываете ваших детей с тем, чтобы он вел их на свои войны, на бойни, чтобы он делал их исполнителями своих похотей, своих мщений. И от этих ужасов, которых не перенесли бы и животные, вы можете освободиться, если захотите даже не освободиться, но только пожелать этого.
Решитесь не служить ему более, и вы свободны одним желанием освобождения. Я не хочу, чтобы вы нападали на этого врага, но чтобы
