стану ж лечить! — Так куда тебе! генерал-то и гордость свою забыл, всячески улещает. Батюшка! только не бросай!
1-й мужик. А тысячу-то отдали?
Яков. А то как же?..
2-й мужик. То-то шальные деньги-то. Что б мужик на эти деньги наделал!
3-й мужик. А я думаю, пустое все. Как у меня тады нога прела. Лечил, лечил, скажем, рублей пять пролечил. Бросил лечить, а она и зажила.
Старый повар на печке кашляет.
Яков. Опять тут, сердешный!
1-й мужик. Какой такой мужчинка будет?
Яков. Да нашего барина повар был, к Лукерье ходит.
1-й мужик. Кухмистер, значит. Что ж, здесь проживает?
Яков. Не… Здесь не велят. А где день, где ночь. Есть три копейки — в ночлежном доме, а пропьет все — сюда придет.
2-й мужик. Как же он так?
Яков. Да так, ослаб. А тоже человек какой был, как барин! При золотых часах ходил, по сорока рублей в месяц жалованья брал. А теперь давно с голоду бы помер, кабы не Лукерья.
Явление двенадцатое
Те же и кухарка (с капустой).
Яков (к Лукерье). А я вижу, Павел Петрович опять тут?
Кухарка. Куда ж ему деться — замерзнуть, что ли?
3-й мужик. Что делает винцо-то! Винцо-то, скажем… (Щелкает языком с соболезнованием.)
2-й мужик. Известно, окрепнет человек — крепче камня; ослабнет — слабее воды.
Старый повар (слезает с печи, дрожит и ногами и руками). Лукерья! Говорю, дай рюмочку.
Кухарка. Куда лезешь! Я те дам такую рюмочку!..
Старый повар. Боишься ты бога? Умираю. Братцы, пятачок…
Кухарка. Говорю, полезай на печь.
Старый повар. Кухарка! пор-рюмочки. Христа ради, говорю, понимаешь ты — Христом прошу!
Кухарка. Иди, иди. Чаю вот на!
Старый повар. Что чай? Что чай? Пустое питье, слабое. Винца бы, только глоточек… Лукерья!
3-й мужик. Ах, сердешный, мается как.
2-й мужик. Да дай ему, что ль.
Кухарка (достает в поставце и наливает рюмку). На вот, больше не дам.
Старый повар (хватает, пьет дрожа). Лукерья! Кухарка! Я выпью, а ты понимай…
Кухарка. Ну, ну, разговаривай! Лезь на печку, и чтобы духа твоего не слышно было.
Старый повар лезет покорно и не переставая ворчит что-то себе под нос.
2-й мужик. Что значит — ослаб человек!
1-й мужик. Двистительно, слабость-то человеческая.
Старый повар укладывается и все ворчит. Молчание.
2-й мужик. Ну, что я хотел спросить: эта вот девушка живет у вас с нашей стороны — Аксиньина-то. Ну что? Как? Как она живет, значит, честно ли?
Яков. Девушка хорошая, похвалить можно.
Кухарка. Я тебе, дядя, истину скажу, как я здешнее заведение твердо знаю: хочешь ты Татьяну за сына брать — бери скорее, пока не изгадилась, а то не миновать.
Яков. Да, это истинно так. Вот летось Наталья, у нас девушка жила. Хорошая девушка была. Так ни за что пропала, не хуже этого… (Показывает на повара.)
Кухарка. Потому тут нашей сестры пропадает — плотину пруди. Всякому манится на легонькую работу да на сладкую пищу. Ан глядь, со сладкой-то пищи сейчас и свихнулась. А свихнулась, им уж такая не нужна. Сейчас эту вон — свеженькую на место. Так-то Наташа сердешная: свихнулась — сейчас прогнали. Родила, заболела, весною прошлой в больнице и померла. И какая девушка была!
3-й мужик. О господи! Народ слабый. Жалеть надо.
Старый повар. Как же, пожалеют они, черти! (Спускает с печи ноги.) Я у плиты тридцать лет прожарился. А вот не нужен стал: издыхай, как собака!.. Как же, пожалеют!
1-й мужик. Это двистительно, положения известная.
2-й мужик. Пили, ели, кудрявчиком звали; попили, поели — прощай, шелудяк!
Старый повар. Понимаешь ты много. Что значит: сотей а ла бамон? Что значит: бавасари? Что я сделать мог! Мысли! Император мою работу кушал! А теперь не нужен стал чертям. Да не поддамся я!
Кухарка. Ну, ну, разговорился. Вот я тебя!.. Залезай в угол, чтоб не видать тебя было, а то Федор Иваныч зайдет или еще кто, и выгонят меня с тобой совсем.
Молчание.
Яков. Так знаете мою сторону-то, Вознесенское?
2-й мужик. Как же не знать. От нас верст семнадцать, больше не будет, а бродом меньше. Ты что же землю-то держишь?
Яков. Брат держит, а я посылаю. Я сам хоть здесь, а умираю об доме.
1-й мужик. Двистительно.
2-й мужик. Анисим, значит, брат тебе?
Яков. Как же, брат родный! На том концу.
2-й мужик. Как не знать — третий двор.
Явление тринадцатое
Те же и Таня (вбегает).
Таня. Яков Иваныч! что вы тут прохлаждаетесь? Зовет!
Яков. Сейчас. Что там?
Таня. Фифка лает, есть хочет; а она ругается на вас: какой, говорит, он злой. Жалости, говорит, в нем нет. Ей давно обедать пора, а он не несет!.. (Смеется.)
Яков (хочет уходить). О, сердита? Как бы чего не вышло!
Кухарка (Якову). Капусту-то возьмите.
Яков. Давай, давай! (Берет капусту и уходит.)
Явление четырнадцатое
Те же, без Якова.
1-й мужик. Кому же это обедать теперь?
Таня. А собаке. Собака эта ее… (Присаживается и берется за чайник.) Чай-то есть ли? а то я принесла еще. (Всыпает.)
Таня. Как же! Коклетку особенную делают, чтобы не жирная была. Я на нее, на собаку-то, белье стираю.
Таня. Как тот барин, что собаку хоронил.
2-й мужик. Это как же так?
Таня. А так, — рассказывал один человек, — издох у него пес, у барина-то. Вот он и поехал зимой хоронить его. Похоронил, едет и плачет, барин-то. А мороз здоровый, у кучера из носу течет, и он утирается… Дайте налью. (Наливает чай.) Из носу-то течет, а он все утирается. Увидал барин: «Что, говорит, о чем ты плачешь?» А кучер говорит: «Как же, сударь, не плакать, какая собака была!» (Хохочет.)
2-й мужик. А сам, я чай, думает: хоть бы ты и сам издох, так я бы плакать не стал… (Хохочет.)
Старый повар (с печки). Это правильно, верно!
Таня. Хорошо, приехал домой барин, сейчас к барыне: «Какой, говорит, наш кучер добрый: он всю дорогу плакал, — так ему жаль моего Дружка. Позовите его: на, мол, выпей водки, а вот тебе награда — рубль». Так-то и она, что Яков собаки ее не жалеет.
Мужики хохочут.
1-й мужик. Хворменно!
2-й мужик. Вот так тáк!
3-й мужик. Ай, девушка, насмешила!
Таня (наливает еще чай). Кушайте еще!.. То-то, оно так кажется, что жизнь хорошая, а другой раз противно все эти гадости, за ними убирать. Тьфу! В деревне лучше.
Мужики перевертывают чашки. (Наливает.) Кушайте на здоровье, Ефим Антоныч! Я налью, Митрий Власьевич!
3-й мужик. Ну, налей, налей.
1-й мужик. Ну как же, умница, дело наше происходит?
Таня. Ничего, идет…
1-й мужик. Семен сказывал…
Таня (быстро). Сказывал?
2-й мужик. Да не понять от него!
Таня. Мне сказать теперь нельзя, а только стараюсь, стараюсь. Вот она — и бумага ваша! (Показывает бумагу за фартуком.) Только бы одна штука удалась… (Взвизгивает.) Уж как бы хорошо было!
2-й мужик. Ты смотри, бумагу-то не затеряй. За нее тоже денежки плачены.
Таня. Будьте покойны. Ведь только чтобы подписал он?
3-й мужик. А то чего же еще? Подписал, скажем, и крышка. (Перевертывает чашку.) Да будет уж.
Таня (сама с собой). Подпишет, вот увидите, подпишет. Еще кушайте. (Наливает.)
1-й мужик. Только охлопочи насчет свершения продажи земли, миром и замуж можем отдать. (Отказывается от чая.)
Таня (наливает и подает). Кушайте.
3-й мужик. Только сделай: и замуж отдадим и на свадьбу, скажем, плясать приду. Хоть отродясь не плясывал, плясать буду!
Таня (смеется). Да уж я буду в надежде.
Молчание.
2-й мужик (оглядывая Таню). Так-то так, а не гожаешься ты для мужицкой работы.
Таня. Я-то? Что ж, вы думаете, силы нету? Вы бы посмотрели, как я барыню затягиваю. Другой мужик так не потянет.
2-й мужик. Да куда ж ты ее затягиваешь?
Таня. Да так на костях исделано, как куртка, по сих пор. Ну, на шнуры и стягиваешь, как вот запрягают, еще в руки плюют.
2-й мужик. Засупониваешь, значит?
Таня. Да, да, засупониваю. А ногой в нее ведь не упрешься. (Смеется.)
2-й мужик. Зачем же ты ее затягиваешь?
Таня. А вот затем.
2-й мужик. Что ж, она обреклась, что ль?
Таня. Нет, для красоты.
1-й мужик. Пузу, значит, ей утягивает для хвормы.
Таня. Так тáк стянешь, что у нее глаза вон лезут, а она говорит: «Еще». Так все руки обожжешь, а вы говорите: силы нет.
Мужики смеются и качают головами. Однако я заболталась. (Убегает, смеясь.)
3-й мужик. Вот так девушка, насмешила!
1-й мужик. Да уж как аккуратна!
Явление пятнадцатое
Три мужика, кухарка, старый повар (на печке).
Входят Сахатов и Василий Леонидыч. У Сахатова в руках ложка чайная.
Василий Леонидыч. Не то чтобы обед, a déjeuner dînatoirх.[8] И прекрасный, я вам скажу, был завтрак: поросячья окорочка — прелесть! Рулье отлично кормит. Я ведь только сейчас приехал. (Увидев мужиков.) А мужики опять здесь?
Сахатов. Да, да, это все прекрасно, но мы пришли спрятать предмет. Так куда же спрятать?
Василий Леонидыч. Виноват, я сейчас. (К кухарке.) А собаки где же?
Кухарка. В кучерской собаки. Разве можно в людскую?
Василий Леонидыч. А, в кучерской? Ну хорошо.
Сахатов. Я жду.
Василий Леонидыч. Виноват, виноват. А, что? спрятать? Да, Сергей Иваныч, так вот что я вам скажу: мужику, одному из этих, в карман. Вот хоть этому. Ты послушай. А, что? Где у тебя карман?
3-й мужик. А на что тебе карман! Ишь ты, карман! У меня в кармане деньги.
Сахатов. Ну, где кошель?
3-й мужик. А тебе на что?
Кухарка. Что ты! Молодой барин это.
Василий Леонидыч (хохочет). А вы знаете, отчего он испугался так? Я вам сейчас скажу: у него денег пропасть. А, что?
Сахатов. Да, да, понимаю. Ну, так вот что: вы поговорите с ними, а я покамест незаметно положу вон в эту сумку — так, чтоб и они не знали, не могли ничем указать ему. Поговорите с ними.
Василий Леонидыч. Сейчас, сейчас. Ну, так как же, ребятушки, купите землю-то? А, что?
1-й мужик. Мы-то предлагаем как всей душой. Да вот все не происходит в движение делу.
Василий Леонидыч. А вы не скупитесь. Земля — дело важное. Я вам говорил — мяту. А то можно табак еще.
1-й мужик. Это двистительно, всякие продухты можно.
3-й мужик. А ты, отец, попроси батюшку. А то как жить? Земля малая, — курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
Сахатов (положил ложку в сумку 3-го мужика). C’est fait.[9] Готово. Пойдемте. (Уходит.)
Василий Леонидыч. А вы не скупитесь. А? Ну, прощайте. (Уходит.)
Явление шестнадцатое
Три мужика, кухарка и старый повар (на печке).
3-й мужик. Я говорил: на фатеру. Ну, по гривне, скажем, отдали бы, по крайности покойно, а тут помилуй бог. Деньги, говорит, давай. К чему это?
Мужики переворачивают чашки, встают и крестятся.
1-й мужик. А ты помни, как он слово закинул, чтоб мяту сеять? Тоже понимать надо.
2-й мужик. Как же, мяту сей, вишь. Ты попытай-ка, горбом поворочай — запросишь мяты небось… Ну, благодарим покорно!.. А что ж, умница, где нам лечь тут?