Глафира Федоровна. Войдет мой голубчик, пойдут поздравления, даже со стороны трогательно смотреть. Не так у вас.
Фиона Андреевна. Без слез вспомнить не могу. Вот уж именины так именины, не то, что в нынешнее время… На их любовь глядючи наплачешься… (Плачет.)
Марья Дмитриевна. Так вот как бывало, maman, — a теперь хуже?
Глафира Федоровна. Да, мой друг, хуже.
Явление третье
Те же; вбегает Наталья Павловна, Люба и студент.
Люба. Здравствуйте, Глафира Федоровна, честь имею поздравить с именинами! Здравствуйте, Семен Иваныч, и вас поздравляю.
Наталья Павловна (жеманно приседает). Bonjour, madame, je vous félicite, et vous aussi, monsieur.[109]
Люба (весело). Что это вы плачете, Фиона Андреевна! (Отходит в сторону.)
Хрисанф Васильевич (к Маше тихо). Достал, посмотрите.
Марья Дмитриевна (тоже тихо), Хорошо, очень хорошо.
Семен Иваныч. Что?
Сцена общего молчания.
Хрисанф Васильевич (к Семену Иванычу). Так как существует обычай поздравлять, то и я поздравляю вас.
Семен Иваныч (к Марье Дмитриевне). Что, ты не видалась с Хрисанфом Васильевичем?
Марья Дмитриевна (с замешательством). Нет… Да… Нет, мы не видались, здравствуйте.
Хрисанф Васильевич (кланяясь). Нет, мы уже виделись с вами. (К приживалке.) Что это вы, Фиона Андреевна, так разрюмились? В нынешние времена прогресса доказано, что слезы есть только отправление организма.
Фиона Андреевна. Ну вас с сурганизмом, я те сама так обругаю, и почище вас видала. (Отворачивается.)
Глафира Федоровна. Очень рада, mes chers amis,[110] что приехали навестить моего сына, боюсь только, не соскучились бы с нами, старухами. Теперь время уже не то. Et vous, ma chère, avez vous terminé vos études?[111] (Обращается к Наталье.)
Наталья Павловна. Non, madame, pas encore.[112]
Люба дергает ее сзади за платье. Нельзя, узнают.
Марья Дмитриевна. Ах, как здесь жарко. (Идет к молодежи.) Ради бога, осторожнее, чтоб он не видал!
Молчание.
Глафира Федоровна. Как, однако, твоя жена скоро сошлась с этими господами.
Семен Иваныч. Что?
Фиона Андреевна. Очень обходительна.
Явление четвертое
Те же и Николенька.
Николенька (вбегает). Поздравляю вас с именинником, Глафира Федоровна, и вас, дяденька. (Кланяется комично Фионе Андреевне; отходит к молодежи; перешептываются и все убегают.)
Семен Иваныч (им вслед). Маша, а Маша!
Явление пятое
Глафира Федоровна, Фиона Андреевна и Семен Иваныч.
Глафира Федоровна. Да, мой друг, молодость нынче по-своему смотрит на эти вещи. Не скажу, чтоб была большая разница в ваших летах, все-таки могла бы оказать больше внимания. Грустно, очень грустно.
Фиона Андреевна. Точно все на пожар побежали.
Семен Иваныч (с сердцем). Уж вы-то молчите!
Фиона Андреевна встает с испугом.
Глафира Федоровна. Ах, мой друг, как ты кричишь. Жена твоя убежала с этим стюдентом, вместо того, чтоб с мужем посидеть, а она-то чем виновата, что ты приревновал ее к этому мальчишке.
Семен Иваныч (вставая). Ах, maman, что вы только говорите! С какой стати! Неужели я унижусь до такой степени, чтоб ревновать! И слово-то это мне мерзко. (С сердцем стукает кулаком по столу.) А позвольте мне сказать, что ежели вы хотите меня поссорить с моей женой…
Глафира Федоровна. Ах, батюшка, Христос с тобой, на меня-то не кричи. Назвал бог знает кого, а я виновата. Пойдемте, Фиона Андреевна, я вижу, что мы лишние.
Фиона Андреевна. Лишние, матушка, лишние.
Уходят.
Явление шестое
Семен Иваныч, один.
Семен Иваныч. Ревновать — не ревновать, это глупости. Но странно, действительно странно. Что за перемигиванье, перешептыванье, — убежала… И все они, эти девчонки, обрадовались этому костлявому Хрисанфу какому-то. Все это пример. Девчонки кокетничают, и она за ними. Но то девчонки! Непостижимо! Однако что это за таинственные улыбки, перемигиванье? Ах, как досадно! Нет, это даже страшно… Да, страшно. Ах, женщины! (Уходит.)
Действие второе
Явление первое
Марья Дмитриевна, Люба, Наталья Павловна, Николенька рассматривают транспарант. В комнате беспорядок, бумага, крахмал, костюмы.
Марья Дмитриевна. Отлично, отлично устроил Хрисанф, нам бог послал этого Хрисанфа.
Наталья Павловна (смеется). Ах, Марья Дмитриевна, как он мне надоел! Выдумал за мной ухаживать, говорит о какой-то разумной любви, такой противный.
Люба. Неправда, Маша, она очень рада. Сама с ним кокетничает.
Наталья Павловна. Я? вот еще вздор! Нет, Марья Дмитриевна, это она с ним кокетничала. Все об эмансипации говорила.
Люба. Нет, ты.
Наталья Павловна (обиженно). Уж извините, совсем не я.
Люба. Нет, ты!
Наталья Павловна (тем же тоном). Уж сделай милость, не я.
Люба. Нет, ты.
Марья Дмитриевна. Будет, будет вам спорить. Пора за дело приниматься. У нас еще и S[113] не кончен.
Люба. Нет, Маша, я не умею; надо Хрисанф Васильевича позвать.
Наталья Павловна. Nicolas, бегите ж за ним скорей. (Николенька убегает.)
Явление второе
Те же, без Николеньки.
Наталья Павловна (с живостью подходит к Маше). Марья Дмитриевна, когда он работает, он снимает сюртук. Вы уж ему позвольте. Посмотрите, какая у него рубашка ситцевая.
Явление третье
Те же, входят студент с Николенькой.
Марья Дмитриевна. Стихи готовы?
Люба. Мажьте сажей transparent, a то я руки замараю.
Наталья Павловна. Что ж фонари?
Хрисанф Васильевич (останавливается в дверях). Вот она, равноправность женщин. Вездесущим может быть только один бог, а я всюду не поспею. Нет, я говорил вам, Наталья Павловна, что еще далеко нашим женщинам до понятия о разумной любви.
Люба. Не в любви дело, мажьте сажей.
Марья Дмитриевна. Снимайте сюртук.
Наталья Павловна. Клейте фонари.
Хрисанф Васильевич. Так позвольте же; (Снимает сюртук.)
Марья Дмитриевна. Сделайте одолжение. Николенька, ступай на крыльцо; если кто пройдет, беги сказать.
Hиколенька. Уж будьте покойны, ни кота, ни кошки не пропущу. (Убегает.)
Явление четвертое
Те же, без Николеньки.
Все обращают внимание на рубашку студента.
Наталья Павловна (насмешливо). Лиловая!
Марья Дмитриевна (так же). Грязная!
Люба. С голубыми цветочками!
Хрисанф Васильевич. Что? Что?
Люба. Ничего, я только говорю, что голубенькие цветочки будут очень хороши на фонаре.
Хрисанф Васильевич. Но прошу вашего содействия, господа.
Наталья Павловна. Хорошо, я подклею. (Подклеивает ему звезду на рубашке.)
Люба (красит ему ворот рубашки). А я подкрашу.
Марья Дмитриевна. Ну, что ж стихи?
Хрисанф Васильевич. Позвольте минуту вдохновенья, Марья Дмитриевна. (Проводит рукой по волосам и мажет лоб сажей.)
Наталья Павловна и Люба (вместе). Еще, еще вдохновенья!
Хрисанф Васильевич (пачкает опять лицо, не замечая этого). Извольте. (Отходит в сторону и становится в позу.) «С именинами поздравить…» Нет, не хорошо…
Николенька (вбегает). Идет, идет!
Марья Дмитриевна. Кто идет?
Николенька. Николай-повар.
Люба. Ах, дурак!
Марья Дмитриевна. Не в поваре дело, а если кто из наших придет…
Хрисанф Васильевич. Позвольте, позвольте, господа. Вы меня измазали и приклеили. Приклеили двояко.
Наталья Павловна. А стихов все-таки нет.
Марья Дмитриевна. Ну, как хотите с вашим вдохновеньем, а мы будем клеить.
Хрисанф Васильевич (в сторону). «С именинами поздравить…» Нет, не хорошо. «Поздравление принесть…» (Подумав.) Возьму готовое… Пожалуйте, Марья Дмитриевна, готово. (Декламирует.)
Хоть поздравлять несовременно
В костюме грации с цветами,—
Я консерватор совершенно,
Я занята одними вами!
Позвольте еще?
Марья Дмитриевна. Довольно. Отлично, очень хорошо. Мы в костюмах трех граций поднесем ему вензель, и я спою стихи. Очень вам благодарна, Хрисанф Васильевич. (Жмет руку студенту.)
В это время отворяется окно и показывается голова Семена Иваныча. (Испуганно, между тем как девочки закрывают фонари.) Ах, Семен Иваныч, не ходи сюда, не ходи!
Семен Иваныч (глядит с ужасом на жену). А, вы все здесь. Я очень рад, что вам весело. Хорошо, хорошо, я уйду.
Наталья Ивановна. Боже мой, он все видел!
Люба. Не видал, не видал!
Марья Дмитриевна. Где же этот проклятый Николенька? Люба, притащи его сюда.
Люба убегает и сталкивается с Николенькой.
Николенька (вбегает). Идет, сам идет.
Марья Дмитриевна. Что ты наделал?
Люба. Где ты был?
Наталья Павловна. Ах, все пропало!
Хрисанф Васильевич. Неверный раб, я заставил тебя караулить вертоград мой, а ты спал.
Все тормошат Николеньку.
Люба. Защекочу.
Наталья Павловна. А я сажей вымажу.
Николенька (барахтается). Пустите, пустите!
Явление пятое
Те же, Фиона Андреевна.
Фиона Андреевна (с ужасом). Батюшки, ребенка задушили. Кузьма! люди! народ!
Хрисанф Васильевич. Сударыня! сколь ни приятно нам ваше общество, но в настоящую минуту мы без слез обойдемся без оного.
Фиона Андреевна. Тьфу ты!
Люба. Идите, ступайте. (Захлопывает дверь.)
Фиона Андреевна (жалобно, показывая разорванное платье). Креп-рашелевое! Благодетельница подарила!
Марья Дмитриевна. Ну вас с благодетельницей!
Фиона Андреевна (выглядывает из двери). Ай, страсти какие, стюдент чертом нарядился! Все пойду расскажу. (Уходит.)
Марья Дмитриевна. Ступайте. Николенька, беги на часы, а мы примемся за дело.
Хрисанф Васильевич. Что ж это она, однако, сказала, что студент чертом нарядился? Дай посмотрю. (Смотрится в зеркало и с досадой срывает бумажку). Как глупо. Ничего остроумного нет. Покорно вас благодарю, Наталья Павловна, это все ваше остроумие. (Надевает сюртук.)
Люба. Это вовсе не Наташа, а она сама приклеилась.
Наталья Павловна и Марья Дмитриевна. Сама, сама.
Хрисанф Васильевич. Какое недоразвитие!
Марья Дмитриевна. Ну полноте, Хрисанф Васильевич. Как это шутки не понимать! Однако мне надо идти, как бы не хватились.
Николенька (бежит). Идет, идет сама, распросама!
Бегают без толку кругом стола, кричат: «Батюшки!»
Марья Дмитриевна. Полноте, несите все вон, прячьте!
Все убегают, кроме Марьи Дмитриевны и Хрисанфа Васильевича.
Явление шестое
Марья Дмитриевна, Хрисанф Васильевич и Глафира Федоровна.
Глафира Федоровна. Мило, очень мило. Simon, бедный Simon! И ты не пожалела моих седых волос. Для кого? Хорош, помазилка!
Хрисанф Васильевич (с достоинством). Какое вы имеете право?
Марья Дмитриевна. После, maman, после все расскажу. Пойдемте, Хрисанф Васильевич. (Уводит студента.)
Явление седьмое
Глафира Федоровна одна, потом Фиона Андреевна.
Глафира Федоровна (одна). Ни стыда, ни совести! Так, сударыня! Взяла под ручки своего возлюбленного и пошла. Бог мой! Нет, я не перенесу этого. Фиона Андреевна! Фиона Андреевна!
Фиона Андреевна (вбегает). Благодетельница!
Действие третье
Явление первое
Глафира Федоровна и Фиона Андреевна раскладывают карты.
Фиона Андреевна. И слышит она необыкновенный треск, глядит, а у ней под образами круги, все круги…
Глафира Федоровна. Да что за круги?
Фиона Андреевна. Уж это ей, матушка, так бог дал знамение… Ну-с, вот она и пошла к старцу, приходит в келью, глядь, а там свинья сидит… бес над ней. Она так и хлопнулась. Спасибо, послушник вошел, спрыснул ее, говорит: это ничего, он у нас блаженный! Иной раз бог знает чем прикинется.
Глафира Федоровна (отдает ей карты). Помешайте карты.
Фиона Андреевна. Извольте, матушка. Вот, сударыня моя, старец этот и посоветовал: поди, мол, к Соловецким.
Глафира Федоровна. Куда?
Фиона Андреевна. К Соловецким, матушка. Ну-с, она и пошла, — шла, шла, а он-то все в глазах…
Глафира Федоровна. Кто?
Фиона Андреевна. Да бес-то. И заболи-то у нее вдруг нога, шишка.
Глафира Федоровна. Что?
Фиона Андреевна. Шишка, да вот на самом на этом месте — на щиколке. Как тут быть? Остановилась она у старушки, а старец, отец Анфилогий ей сказал: смотри никогда на правом боку не спи, потому — он тут сидит…
Глафира Федоровна. Да что ты, мать моя, так бестолково рассказываешь? Да кто сидит-то?
Фиона Андреевна. Он, матушка. Да как же, — отец Анфилогий говорит: при рождении кажного человека, в писании сказано…
Глафира Федоровна. Да ну, будет вам! У меня не то в голове. Где Сеня-то наш? Бедный Simon! Подумать не могу. Вон и он, уйдемте. (Уходят.)
Явление второе
Семен Иваныч один, потом Наталья Павловна.
Семен Иваныч (входит мрачный). Нет, я не могу этого терпеть больше. Маменька призвала меня и решительно объявила, что она сама видела, как моя жена говорила тайно с этим господином. Она говорит… Но это ужасно, что она говорит и думает… Положим, это вздор, но как
