inner will of the world… in action to do that will by the so-discovered means»* — то самое, что на моем языке выражается словами: познать в себе волю бога и исполнять ее.
Во втором же мне особенно понравилось ваше отношение к цивилизации и прогрессу, та совершенно справедливая мысль, что, сколько бы то и другое ни продолжалось, оно не может улучшить состояние человечества, если люди не переменятся*.
Различие в наших мнениях только в том, что, по-вашему, улучшение человечества совершится тогда, когда простые люди сделаются сверхчеловеками или народятся новые сверхчеловеки, по моему же мнению, это самое сделается тогда, когда люди откинут от истинных религий, в том числе и от христианства, все те наросты, которые уродуют их, и, соединившись все в том одном понимании жизни, лежащем в основе всех религий, установят свое разумное отношение к бесконечному началу мира и будут следовать тому руководству жизни, которое вытекает из него.
Практическое преимущество моего способа освобождения людей от зла перед вашим в том, что легко себе представить, что очень большие массы народа, даже мало или совсем необразованные, могут принять истинную религию и следовать ей, тогда как для образования сверхчеловека из тех людей, которые теперь существуют, также и для нарождения новых, нужны такие исключительные условия, которые так же мало могут быть достигнуты, как и исправление человечества посредством прогресса и цивилизации.
Dear mr. Shaw, жизнь большое и серьезное дело, и нам всем вообще в этот короткий промежуток данного нам времени надо стараться найти свое назначение и насколько возможно лучше исполнить его. Это относится ко всем людям, и особенно к вам, с вашим большим дарованием, самобытным мышлением и проникновением в сущность всякого вопроса.
И потому, смело надеясь не оскорбить вас, скажу вам о показавшихся мне недостатках вашей книги.
Первый недостаток ее тот, что вы недостаточно серьезны. Нельзя шуточно говорить о таком предмете, как назначение человеческой жизни, и о причинах его извращения и того зла, которое наполняет жизнь нашего человечества. Я предпочел бы, чтобы речи Дон-Жуана не были бы речами привидения, а речами Шоу, точно так же и то, чтобы The Revolutionist’s Handbook был приписан не несуществующему Tanner’y, а живому, ответственному за свои слова Bernard Shaw.
Второй упрек в том, что вопросы, которых вы касаетесь, имеют такую огромную важность, что людям с таким глубоким пониманием зол нашей жизни и такой блестящей способностью изложения, как вы, делать их только предметом сатиры часто может более вредить, чем содействовать разрешению этих важных вопросов.
В вашей книге я вижу желание удивить, поразить читателя своей большой эрудицией, талантом и умом. А между тем все это не только не нужно для разрешения тех вопросов, которых вы касаетесь, но очень часто отвлекает внимание читателя от сущности предмета, привлекая его блеском изложения.
Во всяком случае, думаю, что эта книга ваша выражает ваши взгляды не в полном и ясном их развитии, а только в зачаточном положении. Думаю, что взгляды эти, все более и более развиваясь, придут к той единой истине, которую мы все ищем и к которой мы все постоянно приближаемся.
Надеюсь, что вы простите меня, если найдете в том, что я вам сказал, что-нибудь вам неприятное. Сказал я то, что сказал, только потому, что признаю в вас очень большие дарования и испытываю к вам лично самые дружелюбные чувства, с которыми я остаюсь.
Лев Толстой.
205. Л. Н. Андрееву
1908 г. Сентября 2. Ясная Поляна.
Ясная Поляна. 2 сентября 1908 года.
Получил ваше хорошее письмо*, любезный Леонид Николаевич. Никогда не знал, что значит посвящение, хотя, кажется, и сам кому-то посвящал*. Одно знаю, что ваше посвящение мне означает ваши ко мне добрые чувства, то же, что я видел и в письме вашем ко мне, и это мне очень приятно.
Вы в вашем письме так искренно скромно судите о своих писаниях, что я позволю себе сказать свое мнение не о ваших собственно писаниях, но вообще мои мысли о писательстве, которые, может быть, пригодятся и вам.
Думаю, что писать надо, во-первых, только тогда, когда мысль, которую хочется выразить, так неотвязчива, что она до тех пор, пока, как умеешь, не выразишь ее, не отстанет от тебя. Всякие же другие побуждения для писательства, тщеславные и, главное, отвратительные денежные, хотя и присоединяющиеся к главному, потребности выражения, только могут мешать искренности и достоинству писания. Этого надобно очень бояться. Второе, что часто встречается и чем, мне кажется, часто грешны особенно нынешние современные писатели (все декадентство на этом стоит), желание быть особенным, оригинальным, удивить, поразить читателя. Это еще вреднее тех побочных соображений, о которых я говорил в первом. Это исключает простоту. А простота — необходимое условие прекрасного. Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо. Третье: поспешность писания. Она и вредна и, кроме того, есть признак отсутствия истинной потребности выразить свою мысль. Потому что если есть такая истинная потребность, то пишущий не пожалеет никаких трудов, ни времени для того, чтобы довести свою мысль до полной определенности и ясности. Четвертое: желание отвечать вкусам и требованиям большинства читающей публики в данное время. Это особенно вредно и разрушает вперед уже все значение того, что пишется. Значение ведь всякого словесного произведения только в том, что оно не в прямом смысле поучительно, как проповедь, но что оно открывает людям нечто новое, неизвестное мне и, большей частью, противоположное тому, что считается несомненным большой публикой. А тут как раз ставится необходимым условием то, чтобы этого не было.
Может быть, что-нибудь из всего этого пригодится вам. Вы пишете, что достоинство ваших произведений есть искренность. Я признаю не только это, но что и цель их добрая: желание содействовать благу людей. Думаю, что вы искренни и в своем скромном суждении о своих произведениях. Это тем более хорошо с вашей стороны, что тот успех, которым они пользуются, мог бы заставить вас, напротив, преувеличивать их значение. Я слишком мало и невнимательно читал вас, как я мало вообще читаю художественные произведения и интересуюсь ими, но по тому, что я помню и знаю из ваших писаний, я бы посоветовал вам больше работать над ними, доводя в них свою мысль до последней степени точности и ясности.
Повторяю то, что ваше письмо мне было очень приятно. Если будете в наших странах, рад буду повидаться с вами*.
Любящий вас
Лев Толстой.
206. Табачной фабрике «Оттоман»
1908 г. Сентября 3. Ясная Поляна.
Ясная Поляна. 3 сент. 1908 г.
Получил ваше милое письмо и подарок*. Очень сожалею, что не могу принять его, так [как] с тех пор, как уже более 20 лет оставил куренье, как дело вредное, всегда предостерегал всех от этой дурной привычки и печатно и изустно. Пожалуйста, поверьте мне, что мой отказ принять подарок нисколько не уменьшает мою благодарность вам за ваши добрые чувства ко мне. Прекрасный, присланный вами ящик, в который были положены коробки с папиросами, я оставлю у себя, как память о вас, для размещения моих бумаг; самые же папиросы возвращаю назад. Одну коробку с папиросами жена моя взяла для помещения в музей, в который она собирает все относящиеся до меня предметы. Повторяю мою просьбу не принять это возвращение в дурную сторону.
207. Дженингсу Райерсону
<перевод с английского>
1908 г. Сентября 15/28. Ясная Поляна.
28 сентября 08.
Уважаемый г. Райерсон Дженингс,
В ответ на ваше письмо от 24 августа* выражаю искреннее пожелание успеха кандидатуре г. Брайана в президенты Соединенных Штатов*. С моей точки зрения, то есть поскольку я вообще не признаю никакого государства, основанного на насилии, я не могу оправдывать функций президента республики, но, поскольку эти функции еще существуют, безусловно, желательно, чтобы они выполнялись людьми, заслуживающими доверия.
Я отношусь с большим уважением и симпатией к г. Брайану и знаю, что принципы, на которых основана его деятельность, совпадают с моими в отношении сочувствия к трудящимся массам, антимилитаризму и признанию зол, приносимых капитализмом.
Мне еще неизвестно, но я надеюсь, что г. Брайан будет сторонником земельной реформы в духе Генри Джорджа и его системы единого налога*, проведение которой я считаю в настоящее время делом совершенно необходимым и которое каждый передовой реформатор должен иметь прежде всего в виду.
Преданный вам
Лев Толстой.
208. Лицам и учреждениям, приславшим поздравления ко дню восьмидесятилетия
1908 г. Октября 5. Ясная Поляна.
Когда я, еще несколько месяцев назад, услыхал о намерениях моих друзей праздновать мое восьмидесятилетие, я печатно заявил о том, что очень бы желал, чтобы ничего этого не делали*. Я надеялся, что мое заявление будет принято во внимание и никакого празднования не будет.
Но случилось то, чего я никак не ожидал, а именно: начиная с последних дней августа и до настоящего дня я получил и продолжаю получать с самых разных сторон такие лестные для меня приветствия, что чувствую необходимость выразить мою искреннюю благодарность всем тем лицам и учреждениям, которые так доброжелательно и ласково отнеслись ко мне*.
Благодарю все университеты, городские думы, земские управы, различные учебные заведения, общества, союзы, группы лиц, клубы, товарищества, редакции газет и журналов, приславшие мне адреса и приветствия. Благодарю также всех моих друзей и знакомых, как в России, так и за границей, вспомнивших меня в этот день. Благодарю всех незнакомых мне людей, самых разнообразных общественных положений вплоть до заключенных в тюрьмах и каторгах, одинаково дружелюбно приветствовавших меня. Благодарю юношей, девушек и детей, приславших мне свои поздравления. Благодарю и лиц духовного звания, — хотя и очень немногих, но приветствия которых тем более дороги для меня, — за их добрые пожелания. Благодарю также тех лиц, которые вместе с поздравлениями прислали мне тронувшие меня подарки.
Сердечно благодарю всех приветствовавших меня, и в особенности тех из них, которые (большинство обращавшихся ко мне) совершенно неожиданно для меня и к великой моей радости выражали в своих обращениях ко мне свое полное согласие не со мною, а с теми вечными истинами, которые я старался, как умел, выражать в моих писаниях. Среди этих лиц, что было мне особенно приятно, было больше всего крестьян и рабочих.
Извиняясь в том, что не имею возможности отвечать отдельно каждому учреждению и лицу, прошу принять это мое заявление как выражение моей искренней благодарности всем лицам, выразившим мне в эти дни свои добрые чувства, за доставленную ими мне радость*.
Лев Толстой.
5 октября 1908 года.
209. С. А. Энгельгардту
<неотправленное>
1908 г. Ноября 12. Ясная Поляна.
Сергей Александрович,
Вопрос ваш поставлен так ясно и определенно, что мне хочется так же ясно и определенно ответить на него*.
