И нынче все утро был занят этим уменьшением своего знаменателя. И, кажется, не бесполезно: живо вспомнил в себе все то, что теперь осуждаю в сыновьях: игрецкую страсть, охоту, тщеславие, разврат, скупость… Главное, понять, что ты — самый ниже среднего уровня по нравственности, слабости, по уму, в особенности по знаниям, ослабевающий в умственных способностях человек, и не забывай этого, и как легко будет жить. Дорожить оценкой бога, а не людей. Признавать справедливость низкой оценки людей.
[…] 6) Ошибаюсь или нет, но мне кажется, что только теперь — хороши ли, дурны ли? — но созрели плоды на моем дереве.
[…] 11) Не хотелось бы умереть, не выразив того, что нынче особенно ясно чувствовал и понимал. Смешно писать такую всем известную истину в конце жизни, а истина эта для меня, как я ее теперь понимаю, скорее, чувствую, представляется совершенно новой. Истина эта в том, что надо всех любить и всю жизнь строить так, чтобы можно было всех любить. Хотелось бы написать такой закон божий для детей.
[…] 17) Глядел на портреты знакомых писателей 1856 года, всех умерших, живо представил себе, что это все тот один он, который во мне, который проявлялся различно во всех их, который проявляется теперь во всех людях, встречающихся мне, и в Великанове, и в Shaw. Ах, если бы всегда не только помнить, но чувствовать это!
18) По мере остарения все менее и менее чувствуешь реальность людей. В детстве все люди, которых я знал, были, казалось, неизменны, такие, какие были, но по мере движения жизни они все более и более изменяющиеся духовные проявления. И теперь для меня маленькая Танечка есть уже не определенное существо, а изменяющаяся форма проявления духа. […]
16 января 1907. Ясная Поляна. […] Читал статейку, присланную Bolton Наll’ом о непротивлении*. Автор говорит, что нарушает свойственное людям единство, единение отдельная воля каждого, что надо отречься от своей воли (и в этом он прав) и не только не противиться, но исполнять все то, что от тебя требуют, потому что предъявляемые к тебе требования, это — требования жизни мира. А жизнь знает, что ей нужно. И в этом он не прав, потому что жизнь мира есть жизнь существ, руководящихся свойственными каждому — органами. В числе органов человека высший есть разум, и человек не может, не должен отказаться от него, так как жизнь мира складывается из деятельности людей, руководимых разумом. Единение людей совершится не отказом людей от разума, а признанием всеми его законов.
2 февраля 1907. Ясная Поляна. Не писал больше полмесяца. Был нездоров — и теперь не поправился вполне. Вчера было письмо от сына Льва, очень тяжелое. Я прочел только начало и бросил. Я написал было ответ серебряных слов, но, успокоившись, предпочел золотые*. Ездил верхом и только тогда опомнился. Именно на эти-то случаи и нужна любовь к богу — добру, правде, и если не любовь, то не нелюбовь к людям. Удивительное и жалостливое дело — он страдает завистью ко мне, переходящей в ненависть. Да и этому можно и должно радоваться, как духовному упражнению. Но мне оно еще не под силу, и я вчера был очень плох — долго не мог (да и теперь едва ли вполне) побороть недоброго чувства, осуждения к нему. Соблазн тут тот, что мне кажется главным то, что он мешает мне заниматься моими «важными делами». А я забываю, что важнее того, чтобы уметь добром платить за зло, ничего нет. Заботиться о том, чтобы исправить его, даже помочь ему, нельзя и не нужно. Одно нужно: не чувствовать к нему недоброго чувства, вызвать простое, независимее от его поступков доброжелательство. И это я, к счастию, сейчас, но только сейчас (после 24 часов) испытываю.
За это время написал очень много писем: Bolton Hall’у, родным Crosby, Daniel’ам и Baba Baraty (которому не послал еще) и много небольших русских писем. […]
Нынче 13 февраля 1907. Ясная Поляна. Я, кажется, не записал о том, что написал длинное письмо Baba Baraty. Боюсь, что он славолюбив. За это время пробовал писать уроки для детей*, и все неудачно. Вчера читал им два урока и обоими очень недоволен. Написал письмо Рейхолю. Перевел Душан Петрович. Не знаю, пошлю ли?* Не отчаиваюсь в законе божием для детей и рад, что при этой работе не имею никаких внешних целей. Только хочу, как умею, наилучше употребить данную мне в этом мире отсрочку. Записать надо многое:
[…] 14) Суди о других, как о себе же. Ведь это — ты же. И потому будь в их дурных делах так же снисходителен, как ты бывал и бываешь к себе. И так же, как в своих грехах, надейся на их раскаяние и исправление.
15) Видел во сне, что мы приготавливаемся к изданию несуществующего журнала нравственности. 1-й отдел. Религиозно-метафизические учения. Истории и обзор религии. 2-й отдел: а) правила жизни, относящиеся к одному себе, б) к людям. 3-й отдел: воспитание детей.
[…] 18) Почему мы стремимся вперед, все вперед? — потому что жизнь только в раскрытии.
14 февраля 1907. Ясная Поляна. Писать Ясная Поляна, должно быть, не нужно. Мало вероятий, чтобы я уехал куда-нибудь до смерти. Вчера был очень недоволен и запутан уроком с детьми. Необходимо начать с метафизики.
17 февраля 1907. Ясная Поляна. Здоровье хуже. Хорошо приближаюсь к переходу. Занят Лабрюером*. Вчера прочел о Шекспире — Le Nazarén, le grand corrupteur de l’humanité*. Сейчас Таня говорила про Ивана, что он ненавидит господ, завидует. И мне так мучительно стало больно, грустно. Как жить под такой ненавистью?!
17 марта 1907. Ясная Поляна. Очень давно не писал, но многое записано в книжечках. За это время был занят только детскими уроками. Что дальше иду, то вижу большую и большую трудность дела и вместе с тем большую надежду успеха. Все, что до сих пор сделано, едва ли годится. Вчера разделил на два класса. Нынче с меньшим классом обдумывал. За это время были разные посетители и хорошие письма. […]
1) Странная вещь, неслыханная мной, это — причина нелюбви сыновей к отцам (разумеется, в нехристианских семьях): это — зависть и соперничание сыновей с отцами.
[…] 5) Чувствую благо старости и болезней, освобождающих меня от заботы о мнении людском. Помогает этому и то, что меня теперь больше бранят, чем хвалят.
6) Только в области сознания человек свободен. Сознание же возможно только в моменте настоящего.
[…] 8) Благотворительность подобна тому, что бы сделал человек, который, иссушив сочные луга водосточными канавами, потом поливал бы эти луга в тех местах, где они представлялись бы особенно сухими. У народа отберут то, что ему нужно, и тем лишат его возможности кормиться своим трудом, а потом стараются поддержать его слабых, распределяя между ними часть того, что у него отобрано.
[…] 13) Как должно бы быть мучительно тем, у кого много денег. У них много просят, и как им разобрать, кому дать? Одно средство — отдать все.
14) Себя забыть хорошо бы, да нельзя, и потому надо хоть равнять: поступать с другими, как хочешь, чтоб поступали с тобой.
15) Если заметил, что в споре человек защищает свое внешнее положение, поскорей прекрати разговор.
16) Трудно молодому пренебречь телом. И не надо стараться сразу. Сначала не делать дурного, потом делать хорошее, потом отдать себя.
[…] 19) Вспомнил так живо милого мальчика Николашу, что мне представилось, что я — он, что я улыбаюсь его улыбкой, блещу его глазами. Так это бывает, когда любишь. Разве это не явное доказательство того, что во всех нас живет один дух и что любовь уничтожает разделение.
[…] 22) Живут истинной жизнью только старики и дети, свободные от половой похоти. Остальные только завод для продолжения животных. Оттого так отвратителен разврат в стариках и детях. А люди думают, что вся поэзия — только в половой жизни. Вся истинная поэзия всегда вне ее. […]
5 апреля 1907. Ясная Поляна. Не писал больше полмесяца. Жил за это время порядочно. Был сильный насморк, и теперь чувствую себя очень слабым. Детские уроки и приготовление к ним поглощает меня всего. Замечаю ослабление сил и физических и умственных, но обратно пропорционально нравственным. Хочется многое писать. Но многое уже навсегда оставил неоконченным и даже не начатым. Записать: едва ли успею нынче.
1) Рассказ о заваленных в шахте двух врагах*.
[…] 5) Написать жизнь человека, прожившего все три искушения Христа в пустыне*.
[…] 10) Вся разница между человеком и животным та, что человек знает, что он умрет, а животное не знает. Разница огромная.
11) Благотворительница довольна собой, что она сжалилась и дала бедной. А бедная только о том думает и тем довольна и хвалится, что она хорошо умеет выпрашивать. «От меня не отвертится».
12) Есть память своя личная, что я сам пережил; есть память рода — что пережили предки и что во мне выражается характером; есть память всемирная, божия — нравственная память того, что я знаю от начала, от которого изшел.
[…] 15) Насмешка, особенно умная, представляет насмехающегося выше того, над чем он смеется; а большей частью (всегда даже) насмешка есть верный признак непонимания человеком того предмета, над которым он смеется.
[…] 18) Для того, чтобы простить, надо забыть, желать забыть то, за что прощаешь, и начинать отношения сначала.
[…] 20) Читал письмо Веригина и подумал об ужасном вреде осуждения. Да, лучше 100 раз ошибиться, считая дурного за хорошего, чем один раз разлюбить одного.
9 апреля 1907. Ясная Поляна. Вчера испытал, только что вставши, странное радостное («радостное» мало), блаженное чувство спокойствия, уверенности — старости. Je m’entends[55]. Уверенности в том, что жизнь моя в духе, а не в теле; и потому свободы, удовлетворения… И тут же очень дурно целый день чувствовал себя физически. Нынче неприятное было отношение с женой засыпанного Володькиного*. Я не выдержал. К Леве лучше чувствую. С Таней радостно. С мальчиками понемногу идет дело, но я недоволен и далеко не уверен. […]
11 апреля 1907. Ясная Поляна. Третий день испытываю какое-то новое, радостное чувство живого сознания своего духовного существа и вытекающее из него бесстрашие, спокойствие, любовность и жизнерадостность.
16 апреля 1907. Ясная Поляна. Прошло пять дней, и нынче в совсем другом настроении. Не могу преодолеть недовольства окружающим. Тоскливо, хочется плакать. Все кажется тяжело. Сейчас после обеда и урока с детьми, — пришли только двое, — сидел один и думал, что только теперь совершенно, вполне предаюсь воле бога. Будь что
