нѣтъ, а что въ Россіи есть.
– Да это бываетъ съ ними, это ничего.
Кити хотѣла еще поговорить съ Марьей Николаевной, когда испуганная Княгиня подбѣжала къ ней и отвела ее.
– Благодарю, благодарю очень, – сказала Миссъ Суливанъ съ своей прелестной грустной улыбкой, крѣпко пожавъ ея руку, и пошла за больнымъ. Въ тотже вечеръ докторъ разсказалъ, что Левину лучше, что у него порвался сосудъ и онъ потерялъ много крови и ослабѣлъ, но онъ можетъ протянуть еще года. При этомъ докторъ разсказалъ, что Миссъ Суливанъ цѣлый вечеръ сидѣла у него, читая ему[894] Евангеліе и что онъ былъ очень тронутъ и доволенъ этимъ. На другое утро Кити уже прямо подошла къ Миссъ Суливанъ.
– Какъ вы хороши, – сказала она ей. – Мнѣ говорили, что вы вчера просидѣли весь вечеръ у нашего больнаго соотечественника.
– Я исполнила только долгъ всякой христіанки, – сказала Миссъ Суливанъ краснѣя.
– Да, но я не исполнила его, – сказала Кити.
– Вамъ неудобно это было въ этотъ разъ, но я увѣрена, что вы его исполняли не разъ.
– Я боюсь, что нѣтъ.
– Тѣмъ болѣе это доказываетъ, что вы его понимаете.
– Какъ онъ принялъ васъ?
[895]– Онъ не знаетъ по англійски, и я читала по французски. Но у меня не хорошъ выговоръ, и ему было непріятно первое время. Но дѣйствіе словъ Спасителя одно и тоже на всѣхъ языкахъ. Онъ успокоился и былъ радъ.
– Какъ вы хороши, – повторила Кити.
– Мнѣ давно хотѣлось сойтись съ вами.
– И мнѣ тоже. Это чувствуется. Вы говорите по англійски?
– О да, немного.
Когда Миссъ Суливанъ стала говорить на элегантномъ англійскомъ языкѣ вмѣсто дурнаго французскаго, она еще болѣе понравилась Кити. И съ этаго дня началось сближеніе, которое со стороны Кити перешло въ[896] восхищеніе и преданность. Кити никогда не встрѣчала еще такихъ людей, какъ Миссъ Флора Суливанъ. И въ томъ состояніи совершенной[897] путаницы, потери всякой руководительности въ жизни она влюбилась въ миссъ Суливанъ и въ ея нравственный характеръ. До сихъ поръ Кити жила однимъ чувствомъ, отдавалась ему, и все было хорошо, нетолько хорошо, но превосходно – она была счастлива, и счастливы были всѣ ея окружающіе; она жила всѣмъ существомъ своимъ, отдаваясь только инстинктамъ, но эта же жизнь чувства привела ея въ то постыдное и горестное положеніе, въ которомъ она себя теперь чувствовала, и руководства у ней не было никакого. Она пробовала многое, чтобы утѣшиться, пробовала трудъ, затѣяла работу изученія музыки, пробовала разсѣяніе, пробовала[898] и религію; но религія была катихизисъ и объясненія литургіи съ Славянскими текстами или обѣдни въ Вдовьемъ домѣ съ дамами въ элегантныхъ шубкахъ и шляпкахъ: it did not answer.[899] Родные ея, мать, утѣшали тѣмъ, что она выйдетъ еще лучше замужъ, но ей отвратительно было думать о замужествѣ, отецъ – тѣмъ, что все это вздоръ бабій; и надо взять на себя и быть веселой,[900] Долли, сестра, тѣмъ, что тутъ она сама не виновата, а что это бываетъ со всѣми; но это все были не утѣшенья. Одно возможное утѣшеніе было то, чтобы найти такой несомнѣнный и возвышенный складъ мысли, вслѣдствіи котораго можно бы имѣть цѣль и понятія о своемъ призваніи въ жизни и чтобы съ высоты этой новой цѣли и новаго призванія, не имѣющаго ничего общаго съ прошедшимъ, смотрѣть на это прошедшее. И все это[901] она нашла въ своемъ новомъ другѣ. Жизнь всякаго человѣка и всякой дѣвушки, по взгляду Миссъ Суливанъ и огромнаго количества людей одномыслящихъ (Кити чувствовала, что Миссъ Суливанъ была представитель огромнаго міра) должна быть опредѣлена закономъ, и законъ этотъ не выдуманъ людьми; а этотъ законъ данный и открытый Богомъ. И только живя по этому закону, человѣкъ отличается отъ животнаго. Прежняя жизнь Кити была жизнь животная, и потому на проступки, несчастія той жизни надо смотрѣть какъ на проступки и несчастія дѣтства, безсознательнаго состоянія. Въ жизни законной и христіанской, если и есть паденія и отступленія отъ закона, то законъ показываетъ мѣру этаго паденія.
Всего этаго не разсказывала Миссъ Суливанъ, но все это видѣла Кити во всемъ существѣ Миссъ Суливанъ. Въ жизни ея не было мѣста инстинктамъ, все было подчинено христіанскому закону, и потому все въ ея жизни было твердо, ясно, возвышенно и внѣ сомнѣній. Все въ жизни Миссъ Суливанъ было стройно и возвышенно. Она выросла въ большой семьѣ нравственнаго строгаго пастора, получила прекрасное образованіе, учила меньшихъ братьевъ и сестеръ и влюбилась въ дѣтствѣ въ сына Джентльмена Фармера уже 18 лѣтъ тому назадъ. Она полюбила его, когда ей было 10 лѣтъ, и ему pledged her troth.[902] Но они оба были бѣдны, и она ждала. Онъ работалъ въ Лондонѣ адвокатомъ, и рѣшено было, что онъ женится, когда у него будетъ 800 фунтовъ дохода. Она сама между тѣмъ не жила ожиданіемъ будущаго счастья, а жила полной жизнью, исполняя отъ всей души свой христіанскій долгъ.[903] Она жила у отца и завѣдывала бѣдными и школами прихода съ Леди Гербертъ. Но она не завѣдывала ими такъ, какъ это дѣлается въ Англіи, изъ приличія: она всю себя отдавала этому дѣлу. Она ходила по котеджамъ воспитывать дѣтей, мирить супруговъ, уговаривать пьяницъ, утѣшать больныхъ, старыхъ и несчастныхъ. Какъ натура очень энергичная, ей мало было и этой дѣятельности; она была участницей еще общества помощи преступникамъ.[904] Труды эти разстроили ея здоровье, но она не могла оставить своего поста и работала до тѣхъ поръ, пока будетъ угодно ея Творцу[905] призвать ее къ себѣ или призвать ее къ обязанности жены и матери. Но она далеко была не педантка. Она была охотница читать, имѣла обо всемъ понятіе, умѣла и любила рисовать цвѣты и была мастерица шить, хозяйничать и вести разговоръ въ гостиной.
–
Припадокъ Николая Левина прошелъ, и онъ скоро появился опять на водахъ. Миссъ Суливанъ подходила къ нему спрашивать о его здоровьи; но онъ особенно сердито и неохотно отвѣчалъ ей и, видимо, избѣгалъ ее. Князь, не любившій Миссъ Суливанъ, по этому случаю разсказывалъ своимъ знакомымъ, что будто, когда она пришла къ нему съ предложеніемъ почитать ему божественную книгу, онъ отвѣчалъ ей: «дура», а что она по свойствамъ Англійскаго произношенія, при которомъ р не выговаривается, приняла слово «дура», за «да» и стала читать. И что вся ихъ дружба основана была на томъ, что Левинъ говорилъ ей дура, а она разумѣла подъ этимъ да, т. е. «да, пожалуйста».
– Папа, полно, ты не вѣришь этому, и, право, нельзя такъ шутить надъ Миссъ Суливанъ, – укоризненно говорила Кити.
И Князь самъ чувствовалъ, что совѣстно было смѣяться надъ Миссъ Суливанъ, но всетаки не могъ удержаться отъ смѣшной исторіи. Скоро однако послѣ этаго случая Левинъ исчезъ, не окончивъ курса водъ, и Кити была совершенно довольна, оставшись одна съ своимъ новымъ другомъ.
* № 50 (рук. № 33).
[906]Какъ и во всѣхъ мѣстахъ, гдѣ собираются люди, и на всѣхъ водахъ, такъ и на водахъ, на которыя пріѣхали Щербацкіе, совершалась по мѣрѣ появленія новыхъ лицъ какъ бы кристаллизацiя общества, опредѣляющая каждому его члену свое неизмѣнное мѣсто. Также опредѣленно и неизмѣнно, какъ частица воды на холодѣ получаетъ извѣстную форму снѣжнаго кристалла, такъ точно это общество разобралось и постоянно разбиралось по своимъ составнымъ частямъ: высшаго, средняго и низшаго и придатковъ того, другаго и третьяго. Фюрстъ Чербацкі замтъ гемалинъ ундъ тохтеръ[907] и по отелю, въ которомъ онѣ стали, и по имени, и по знакомымъ, которыхъ онѣ нашли,[908] тотчасъ же кристаллизировались въ высшее общество водъ.
<Княгиня, несмотря на свою заботу о дочери, несмотря на свое твердое положеніе въ русскомъ обществѣ, была не равнодушна къ тому положенію, которое она, а въ особенности ея дочь займутъ на водахъ. Княгиня всегда за границей притворялась Европейской grande dame, тогда какъ она была русская барыня совсѣмъ съ другими вкусами, и это притворство тяготило ее, хотя она ни за что въ этомъ бы не призналась. Князь, въ противоположность княгинѣ, нетолько не притворявшійся Европейцемъ за границей, а, напротивъ, отрекавшійся за границей отъ всего Европейскаго и потому старался всегда разсѣиваться за границей, тяготился всегда заграничной жизнью, самъ уѣхалъ въ Карлсбадъ, гдѣ ему совѣтовали пить воды. Но, не допивъ водъ, онъ поѣхалъ въ Баденъ, Висбаденъ, Киссингенъ, вездѣ, гдѣ онъ надѣялся найти побольше русскихъ знакомыхъ и развлеченія отъ давившей его за границей скуки. Кити, освѣженная уже самымъ переѣздомъ и удаленіемъ отъ привычныхъ условій жизни и въ особенности отъ знакомыхъ, вмѣстѣ съ матерью была увлечена первое время тѣмъ процессомъ кристаллизаціи, которому, дѣлая одно знакомство и избѣгая другихъ, она подчинялась въ первую недѣлю послѣ пріѣзда на воды. Была свечера пересмотрена «курлисте», сдѣланы соображенія о томъ, кто знакомые: тѣ ли это или другіе, распрошена прислуга, обдуманъ туалетъ, не слишкомъ элегантный и не слишкомъ простой, и на другое утро, не безъ волненія, вступлено въ зданіе и сады водъ съ видомъ совершеннаго равнодушія и заботы только о своемъ здоровьѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ съ страстнымъ любопытствомъ догадаться – кто кто и желаніемъ познакомиться съ этими и избавиться отъ знакомства съ тѣми.>
На водахъ въ этотъ годъ была нѣмецкая принцесса, вслѣдствіе чего кристаллизація общества совершалась еще энергичнѣе.
Княгиня непремѣнно пожелала представить ей свою дочь и на второй же день совершила этотъ обрядъ. Кити очень низко и граціозно присѣла въ своемъ выписанномъ изъ Парижа очень простомъ лѣтнемъ платьѣ. Принцесса сказала, что она надѣется, что розы скоро вернутся на это хорошенькое личико и что докторъ, вѣрно, не лишитъ ея вечеровъ такой танцующей…
И для Щербацкихъ тотчасъ же въ средѣ этой массы людей изобрались тѣ, съ которыми надо и надо и съ которыми не надо знакомиться, и твердо установились одни опредѣленные пути жизни,[909] изъ которыхъ нельзя уже было выдти. Сдѣлалось то, что бываетъ во всѣхъ обществахъ, что, приходя съ гулянья, на которомъ княгиня насилу могла проходить между народомъ, – такъ его было много, – она говорила: «никого не было!» И про кружокъ десятка людей, собравшихся у принцессы, она говорила: «всѣ были». Княгиня была довольна, когда все это такъ твердо установилось.[910] Князь тоже былъ спокоенъ, когда онъ устроилъ своихъ и увидалъ, изъ кого состоитъ ихъ общество.[911] Кити же, напротивъ, въ первое утро появленія ея на водахъ и въ первые дни, когда они, зная по курлисте, кто и кто были на водахъ, угадывали кто? кто? и дѣлали соображенія о томъ, съ кѣмъ надо и съ кѣмъ не надо быть знакомыми и какой окажется этотъ и эта.[912] Она была оживлена только это первое
