от этой. Что, говорю, как помрет мужик этот, можно ли, я говорю, войти на вдову эту в двор чужому мужику? Можно, я говорю, этому мужику дочерей замуж отдать и самому во дворе остаться? Можно, говорит, да только надо, говорит, старанья тут много. С деньгами, говорит, можно это дело оборудовать, а без денег, говорит, и соваться нечего.
Никита (смеется).
Да уж это что говорить, только подавай им деньги-то. Денежки всем нужны.
Матрена.
Ну, ягодка, я и открылась ему во всех делах. Первым делом, говорит, надо твоему сыночку в ту деревню приписаться. На это денежки нужно, – стариков попоить. Они, значит, и руки приложат. Всё, говорит, надо с умом делать. Глянь-ка сюда (достает из платка бумагу). Вот и бумагу отписал, почитай-ка, ведь ты дошлый. (Никита читает, Матрена слушает.)
Никита.
Бумага, известно, приговор значит. Тут мудрости большой нет.
Матрена.
А ты слухай, что Иван Мосеич приказывал. Пуще всего, говорит, тетка, смотри, чтоб денежки не упустить. Не ухватит, говорит, она деньги, не дадут ей на себя зятя принять. Деньги, говорит, всему делу голова. Так мотри. Дело, сынок, доходит.
Никита.
Мне что? Деньги ее, она и хлопочи.
Матрена.
Эка ты, сынок, судишь! Разве баба может обдумать? Если что и возьмет она деньги, где ж ей обдумать, – бабье дело известно, а ты всё мужик. Ты, значит, можешь и спрятать и все такое. У тебя всё-таки ума больше, коли чего коснется.
Никита.
Эх! женское ваше понятие не обстоятельное совсем.
Матрена.
Как же необстоятельно! Ты заграбь денежки-то. Баба-то у тебя в руках будет. Если случаем и похрапывать начнет или что, ей укороту можно сделать.
Никита.
Ну вас совсем, пойду.
ЯВЛЕНИЕ XIX.
Никита, Матрена и Анисья (выбегает бледная из избы за угол к Матрене).
Анисья.
На нем и были. Вот они. (Показывает под фартуком.)
Матрена.
Давай Микитке, он схоронит. Микитка, бери, схорони куда.
Никита.
Что ж, давай.
Анисья.
О-ох, головушка, да уж я сама, что ли. (Идет к воротам.)
Матрена (хватает ее за руку).
Куда идешь? Хватятся, вон сестра идет, ему давай, он знает. Эка бестолковая!
Анисья (останавливается в нерешительности).
О, головушка!
Никита.
Что ж, давай, что ль, суну куда.
Анисья.
Куда сунешь-то?
Никита.
Аль робеешь? (Смеется.)
ЯВЛЕНИЕ XX.
Те же и Акулина (идет с бельем).
Анисья.
О-ох, головушка моя бедная! (Отдает деньги.) Микита, мотри.
Никита.
Чего боишься-то? Туда запхаю, что и сам не найду. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XXI.
Матрена, Анисья и Акулина.
Анисья (стоит в испуге).
О-ох! Что как он…
Матрена.
Что ж, помер?
Анисья.
Да помер никак. Я снимала, он и не почуял.
Матрена.
Иди в избу-то, вон Акулина идет.
Анисья.
Что ж, я нагрешила, а он да что с деньгами…
Матрена.
Буде, иди в избу, вот и Марфа идет.
Анисья.
Ну, поверила я ему. Что-то будет. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XXII.
Марфа, Акулина, Матрена.
Марфа (идет с одной, Акулина с другой стороны. К Акулине).
Я бы даве пришла, да к дочери пошла. Ну, что старик-от? Аль помирать хочет?
Акулина (снимает белье).
А кто его знает. Я на речке была.
Марфа (указывая на Матрену).
Эта чья ж?
Матрена.
А из Зуева, Микиты мать я, из Зуева, родимая. Здравствуйте. Изныл, изныл сердечный, братец-то. Сам выходил. Пошли мне, говорит, сестрицу, потому, говорит…. О! да уж не кончился ли?
ЯВЛЕНИЕ XXIII.
Те же и Анисья (выбегает из избы с криком, хватается за столбик и начинает выть).
О-о-о, и на кого-о-о и оставил и о-о-о и на ко-ого-о-о по-ки-нул о-о-о… вдовой горемычной… век вековать, закрыл ясны очи…
ЯВЛЕНИЕ XXIV.
Те же и кума (Кума и Матрена подхватывают ее под руки. Акулина и Марфа идут в избу. Народ приходит).
Матрена (засучивает рукава).
Вода в чугуне-то есть, что ли? А то и в самоваре, я чай, есть. Не вылили. Потружусь и я.
–
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
ЛИЦА ТРЕТЬЕГО ДЕЙСТВИЯ.
Аким.
Никита.
Акулина.
Анисья.
Анютка.
Митрич – старик-работник, отставной солдат.
Кума Анисьи.
Изба Петра. Зима. После 2-го действия прошло 9 месяцев. Анисья ненарядная сидит за станом, ткет. Анютка на печи. Митрич, старик-работник.
ЯВЛЕНИЕ I.
Митрич (входит медленно, раздевается).
О, Господи помилуй! Что ж, не приезжал хозяин-то?
Анисья.
Чего?
Митрич.
Микита-то из города не бывал?
Анисья.
Нету.
Митрич.
Загулял, видно. О, Господи!
Анисья.
Убрался на гумне-то?
Митрич.
А то как же? Всё как надо убрал, соломкой прикрыл. Я не люблю как-нибудь. О, Господи! Микола милослевый! (Ковыряет мозоли.) А то бы пора ему и быть.
Анисья.
Чего ему торопиться. Деньги есть, гуляет с девкой, я чай…
Митрич.
Деньги есть, так чего ж не гулять. Акулина-то почто в город поехала?
Анисья.
А ты спроси ее, зачем туда нелегкая понесла.
Митрич.
В город-то зачем? В городу всего много, только бы было на что. О, Господи!
Анютка.
Я, матушка, сама слышала. Полушальчик, говорит, тебе куплю, однова дыхнуть, куплю, говорит; сама, говорит, выберешь. И убралась она хорошо как: безрукавку плисовую надела и платок французский.
Анисья.
Уж и точно девичий стыд до порога, а переступила – и забыла. То-то бесстыжая!
Митрич.
Вона! Чего стыдиться-то? Деньги есть, так и гуляй. О, Господи! Ужинать-то рано, что ли? (Анисья молчит.) Пойти погреться пока что. (Лезет на печь.) О, Господи, Матерь пресвятая Богородица, Микола угодник!
ЯВЛЕНИЕ II.
Те же и кума.
Кума (входит).
Не ворочался, видно, твой-то?
Анисья.
Нету.
Кума.
Пора бы. В наш трактир не заехал ли. Сестра Фекла сказывала, матушка моя, стоят там саней много из города.
Анисья.
Анютка! а Анютка!
Анютка.
Чего?
Анисья.
Сбегай ты, донюшка, в трактир, посмотри, уж не туда ли он спьяна заехал?
Анютка (спрыгивает с печи, одевается).
Кума.
И Акулину с собой взял?
Анисья.
А то бы ехать не-зачем. Из-за нее дела нашлись. В банку, говорит, надо, получка вышла, а всё только она его путает.
Кума (качает головой).
Уж и что говорить. (Молчание.)
Анютка (в дверях).
Анисья.
Ты посмотри только, там ли?
Анютка.
Ну что ж, я живо слетаю. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ III.
Анисья, Митрич и кума. (Долгое молчание.)
Митрич (рычит).
О, Господи, Микола милослевый.
Кума (вздрагивая).
Ох, напугал. Это кто ж?
Анисья.
Да Митрич, работник.
Кума.
Ох, натращал как! Я и забыла. А что, кума, сказывали, сватают Акулину-то.
Анисья (вылезает из-за стана к столу).
Посыкнулись было из Дедлова, да видно слушок-то есть и у них, посыкнулись было, да и молчок; так и запало дело. Кому же охота?
Кума.
А из Зуева-то Лизуновы?
Анисья.
Засылка была. Да тоже не сошлось. Он и к себе не примает.
Кума.
Анисья.
Уж как надо-то. Не чаю, кума, как со двора спихнуть, да не паит дело-то. Ему неохота. Да и ей тоже. Не нагулялся, видишь, еще с красавой-то с своей.
Кума.
И-и-и! грехи. Чего вздумать нельзя. Вотчим ведь ей.
Анисья.
Эх, кума. Оплели меня, обули так ловко, что и сказать нельзя. Ничего-то я сдуру не примечала, ничего-то я не думала, так и замуж шла. Ничегохонько не угадывала, а у них согласье уж было.
Кума.
О-о, дело-то какое!
Анисья.
Дальше – больше, вижу от меня хорониться стали. Ах, кума, и уж тошно ж мне, тошно житье мое было. Добро б не любила я его.
Кума.
Да что уж и говорить.
Анисья.
И больно ж мне, кума, от него обиду такую терпеть. Ох, больно!
Кума.
Что ж, сказывают и на руку ерзок стал?
Анисья.
Всего есть. Бывало, во хмелю смирен был. Зашибал он и допрежде того, да всё, бывало, хороша я ему была, а нынче как надуется, так и лезет на меня, стоптать ногами хочет. Намедни в косы руками увяз, насилу вырвалась. А уж девка хуже змеи, и как только таких злющих земля родит.
Кума.
О-о-о! Кума, болезная ж ты, погляжу я на тебя! Каково ж терпеть; нищего приняла, да он над тобой так измываться будет. Ты что ж ему укороту не сделаешь?
Анисья.
Ох, кумушка милая! С сердцем своим что сделаю. Покойник на что строг был, а всё ж я как хотела, так и вертела, а тут не могу, кумушка. Как увижу его, так и сердце всё сойдет. Нет у меня против него и смелости никакой. Хожу перед ним как куренок мокрый.
Кума.
О-о, кума! Да это, видно, сделано над тобой что. Матрена-то, сказывают, этими делами занимается. Должно, она.
Анисья.
Да уж я и сама, кума, думаю. Ведь как обидно другой раз. Кажется, разорвала б его. А увижу его, – нет, не поднимается на него сердце.
Кума.
Видимое дело, напущено. Долго ль, матушка моя, испортить человека. То-то погляжу я на тебя, куда что делось.
Анисья.
Вовсе в лутошку ноги сошлись. А на дуру-то, на Акулину, погляди. Ведь растрепа девка, нехалявая, а теперь погляди-ка. Откуда что взялось. Да нарядил он ее. Расфуфырилась, раздулась, как пузырь на воде. Тоже, даром что дура, забрала себе в голову: я, говорит, хозяйка. Дом мой. Батюшка на мне его и женить хотел. А уж зла, Боже упаси. Разозлится, с крыши солому роет.
Кума.
О-ох, житье твое, кума, погляжу. Завидуют тоже люди. Богаты, говорят. Да видно, матушка моя, и через золото слезы льются.
Анисья.
Есть чему завидовать. Да и богатство-то всё так прахом пройдет. Мотает денежки, страсть.
Кума.
Да что ж ты, кума, больно просто пустила? Деньги твои.
Анисья.
Кабы ты всё знала. А то сделала я промашку одну.
Кума.
Я бы, кума, на твоем месте прямо до начальника до большого дошла. Деньги твои. Как же он может мотать? Таких правов нет.
Анисья.
На это нынче не взирают.
Кума.
Эх, кума, посмотрю я на тебя. Ослабла ты.
Анисья.
Ослабла, милая, совсем ослабла. Замотал он меня. И сама ничего не знаю. О-о, головушка моя бедная!
Кума.
Никак идет кто? (Прислушивается. Отворяется дверь, и входит Аким.)
ЯВЛЕНИЕ IV.
Те же и Аким.
Аким (крестится, обивает лапти и раздевается).
Мир дому сему. Здорово живете? Здорово, тетинька.
Анисья.
Здорово, батюшка. Из двора, что ль? Проходи, раздевайся.
Аким.
Думал, тае, дай, значит, схожу, тае, к сынку, к сынку пройду. Не рано пошел, пообедал, значит, пошел; ан снежно как, тае, тяжко, итти, тяжко, вот и, тае, запоздал, значит. А сынок дома? Дома сынок то есть?
Анисья.
Нетути; в городу.
Аким (садится на лавку).
Дельце до него, то есть, тае, дельце. Сказывал, значит, ему намедни, тае, значит, об нужде сказывал, лошаденка извелась, значит, лошаденка-то. Объегорить, тае, надоть, лошаденку-то какую ни на есть, лошаденку-то. Вот и, тае, пришел, значит.
Анисья.
Сказывал Микита. Приедет, потолкуете. (Встает к печи.) Поужинай, а он подъедет. Митрич, иди ужинать, а Митрич?
Митрич (рычит, просыпается).
Чего?
Анисья.
Митрич.
О, Господи, Микола милослевый!
Анисья.
Иди ужинать.
Кума.
Я пойду. Прощавайте. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ V.
Аким, Анисья и Митрич.
Митрич (слезает).
И не видал, как заснул. О, Господи, Микола угодник! Здорово, дядя Аким.
Аким.
Э! Митрич! Ты что же, значит, тае?
Митрич.
Да вот в работниках, у Никиты, у сына у твоего, живу.
Аким.
Ишь ты! Значит, тае, в работниках у сына-то. Ишь ты!
Митрич.
То в городу жил у купца, да пропился там. Вот и пришел в деревню. Причалу у меня нет, ну и нанялся. (Зевает.) О, Господи!
Аким.
Что ж, тае, али, тае, Микишка-то что делает? Дело, значит, еще какое, что работника, значит, тае, работника нанял?
Анисья.
Какое ему дело? То управлялся сам, а нынче не то на уме, вот и работника взял.
Митрич.
Аким.
Это, тае, напрасно. Вот ото совсем, тае, напрасно. Напрасно это. Баловство, значит.
Анисья.
Да уж избаловался, избаловался, что и беда.
Аким.
То-то, тае, думается, как бы получше, тае, а оно, значит, хуже. В богатстве-то избалуется человек, избалуется.
Митрич.
С жиру-то и собака бесится. С жиру как не избаловаться! Я вон с жиру-то как крутил. Три недели пил без просыпу. Последние портки пропил.
