кавалериста, один на игреневой, два на рыжих, и остановились.
— Всевышний перст! — сказал торжественно, поднимая руку и палец, Алпатыч. — Офицеры русской армии.
Действительно, кавалеристы — Ростов с Ильиным и только что вернувшимся Лаврушкой — въехали в Богучарово, находившееся последние три дня между двумя линиями неприятельских армий, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард. Из авангарда французского уже приезжали, привезли вперед фальшивых бумажек за провиант и объявили волю всем крепостным и требование, чтобы никто не вывозился, которое и смутило богучаровских мужиков.
Николай Ростов с эскадроном остановился в 15 верстах, в Янькове, но, не найдя достаточно фуража в Янькове и желая прогуляться в прекрасный летний день, поехал с Ильиным и Лаврушкой поискать побольше овса и сена в несколько даже опасное по тогдашнему положению армии Богучарово, — Николай Ростов был в самом веселом духе. Дорогой он расспрашивал Лаврушку о Наполеоне, заставлял его петь будто бы французскую песню, сами пели с Ильиным и смеялись мысли о том, что они повеселятся в богатом помещичьем доме в Богучарове, где должна быть большая дворня и хорошенькие девушки. Николай и не знал, и не думал о том, что это имение того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Они подъехали к бочке на выгоне и остановились. Мужики некоторые сняли шапки, смутившись, некоторые, смелее, и поняв, что два офицера не опасны, не снимали шапок, некоторые же, пьяные, не снимая шапок, продолжали свои разговоры и песни. Два старых, длинных мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из толпы и оба, сняв шапки, с улыбкой, качаясь и распевая какую-то нескладную песню, подошли к офицерам.
— Молодцы! — сказал, смеясь, Ростов.
— И одинакие какие, — сказал Ильин.
— Развесе-оо-ооо-лая бисе… бисе… — распевали мужики с счастливыми улыбками. Ростов подозвал мужика, который показался ему трезвее.
— Что, брат, есть овес и сено у господ ваших под квитанции?
— Овса — страсть, — отвечал, — сена — бог весть.
— Ростов, — по-французски сказал Ильин, — смотри, в барском доме прекрасного пола-то сколько. Смотри, смотри, это — моя, чур не отбивать, — прибавил он, заметив красневшую, но решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
— Наша будет, — подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
— Что, моя красавица, нужно? — сказал он ей, улыбаясь.
— Княжна приказала узнать, какого полка и ваши фамилии.
— Это — граф Ростов, эскадронный командир, а я — ваш покорный слуга. Да какая хорошенькая, — сказал он, взяв ее за подбородок.
— Ай, Ду… ню-шка-ааа, — все распевали оба мужика, еще счастливее улыбаясь, глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Николаю Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу. Он уже узнал его фамилию.
— Осмелюсь обеспокоить, ваше сиятельство, — сказал он с почтительностью, но с пренебрежением к юности этого офицера. — Моя госпожа, дочь генерала-аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, — он указал на мужиков, — просит вас пожаловать… Не угодно ли будет, — с грустной улыбкой сказал Алпатыч, — отъехать несколько, а то не так удобно при… — Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около самого его, улыбаясь и еще радостнее распевая и приговаривая:
— А, Алпатыч? А, Яков Алпатыч? Важно?
Николай посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
— Или, может, это утешает ваше сиятельство, — сказал Яков Алпатыч с степенным видом, с заложенной рукой, указывая на стариков.
— Нет, тут утешенья мало, — сказал Ростов и отъехал. — Скажи, что сейчас буду, — сказал он Алпатычу и, приказав вахмистру Лаврушке разузнать о овсе и сене и отдав ему лошадь, пошел к дому.
— Так приволокнемся? — сказал он, подмигивая Ильину.
— Смотри, какая прелесть, — сказал Ильин, указывая на мадемуазель Бурьен, выглядывавшую из другого окна. — Этак и заночуешь. Только бы эта княжна прелестная дала бы котлеток, как вчера у городничего, а то подвело.
В таких веселых разговорах они вошли на крыльцо и в гостиную, где княжна в черном платье, раскрасневшаяся и испуганная, встретила их.
Ильин, тотчас же решив, что в хозяйке дома мало интересного, посматривал на щели дверей, из которых выглядывал, он наверное знал, глаз хорошенькой Дуняши. Николай, напротив, как только увидал княжну, ее глубокие, кроткие и грустные глаза и услыхал ее нежный голос, тотчас же весь переменился (хотя он и не вспомнил, что она была сестра князя Андрея), и в позе, в выражении лица его выразилась нежная почтительность и робкое участие. «Моя сестра, мать завтра могут быть в таком же положении», — думал он, слушая ее робкий сначала, но простой рассказ. Она не говорила, что мужики ее не выпускают и не давали подвод, но говорила о том, что запоздала здесь по случаю смерти отца и теперь боится попасться неприятелю, тем более, что в народе даже стали заметны беспорядки.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал и слезы навернулись на глаза.
— Вот вам мое положение, и я надеюсь, что вы не откажетесь помочь мне.
Николай тотчас же встал и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, объявил, что он сочтет себя счастливым, ежели будет в состоянии оказать услугу, и сейчас отправляется, чтобы исполнить ее приказания.
Почтительностью своего тона Николай показывал как будто то, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею. Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
— Наш управляющий видит все в черном свете, не очень слушайте его, граф, — сказала ему княжна, тоже вставая. — Я только желала бы, чтобы мужики эти разошлись и оставили меня ехать без проводов.
— Княжна, ваши желания для меня приказ, — сказал Николай, кланяясь, как маркиз двора Людовика ХIV, и вышел из комнаты.
— Я не знаю, как благодарить вас.
Выходя, Николай думал о двух мужичках, певших ему песни, и о других, не снявших шапок. Он покраснел, поджал губы и поторопился идти распорядиться, отказываясь от чая и обеда, которые предлагали ему. В передней Алпатыч доложил Ростову всю сущность дела.
— Ну, брат, что же ты это ушел, — говорил Ильин, — а я девочку эту ущипнул-таки… — но, взглянув на лицо Николая, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
— Вот какие несчастные бывают существа, — проговорил он, нахмурясь. — Эти мерзавцы…
Он подозвал Лаврушку, велел отдать лошадей кучерам княжны, а с ним вместе направился к выгону.
Два веселых мужичка лежали один на другом, один храпел внизу, а верхний все еще добродушно улыбался и пел.
— Эй! Кто у вас староста тут? — крикнул Николай, быстрым шагом войдя и останавливаясь в толпе.
— Староста-то, — сказал мужик, — на что вам?
Но не успел он договорить, как шапка его слетела и голова мотнулась набок от сильного удара.
— Шапки долой, изменники! — крикнул полнокровный голос Николая. Все шапки соскочили с голов, и толпа сдвинулась плотнее. — Где староста?
Дронушка неторопливой походкой, издали, почтительно, но достойно сняв шапку, с своим строгим римским лицом и твердым взглядом подходил к Ростову.
— Я староста, ваше благородие, — сказал он.
— Ваша помещица требовала подвод. Отчего вы не поставили? А?
Все глаза смотрели на Дронушку, и Николай не совсем спокойно говорил с ним, так внушительна была представительность и спокойствие Дрона.
— Лошади под войсками все в разброде, извольте посмотреть по дворам.
— Гм. Да. Хорошо. А для чего вы все здесь, все на выгоне, и для чего вы приказчику сказали, что не выпустите княжну?
— Кто говорил, не знаю. Разве можно так господам говорить? — сказал Дрон с усмешкой.
— А так, старички в мирском деле собрались.
— Хорошо. Вы все слушайте меня. — Он обратился к мужикам. — Сейчас марш по домам и вот этому человеку, — он указал на Лаврушку, — с пяти дворов по подводе, чтоб сейчас были. Слышишь ты, староста?
— Как не слыхать.
— Ну, марш, — Николай обратился к ближайшему мужику, — марш, веди подводу.
Мужик рыжий смотрел на Дрона. Дрон мигнул мужику. Мужик не двигался.
— Ну? — крикнул Ростов.
— Как Дрон Захарыч прикажут.
— Видно, новое начальство оказалось, — сказал Дрон.
— Что? — закричал Николай, подходя к Дрону.
— Э, пустое-то говорить, — вдруг махнув рукой, сказал Дрон, отворачиваясь от Ростова. — Будет болтать-то. На чем старики порешили, тому и быть.
— Тому и быть, — заревела толпа, шевелясь, — много вас начальства тут. Сказано — не вывозиться.
Дрон было, повернувшись, пошел прочь.
— Стой! — закричал Николай Дрону, поворачивая его к себе. Дрон нахмурился и прямо угрожающе двинулся на Николая. Толпа заревела громче. Ильин, бледный, подбежал к Николаю, хватаясь за саблю.
Лаврушка бросился к лошадям, за поводья которых хватали мужики. Дрон был головой выше Николая, он, казалось бы, должен смять его. Презрительным ли, решительным ли или угрожающим жестом сжав кулак, он отмахнул назад правой рукой. Но в тот же момент Николай ударил его в лицо один, другой, третий раз, сбил его с ног и, не останавливаясь ни мгновения, бросился к рыжему мужику.
— Лаврушка! Вяжи зачинщиков.
Лаврушка, оставив лошадей, схватил Дрона сзади за локти и, сняв с него кушак, стал вязать его.
— Что же, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости, — послышались голоса.
— Марш за подводами. По домам.
Толпа тронулась и стала расходиться. Один мужик побежал рысью, другие последовали его примеру. Только два пьяные лежали друг на друге и Дрон с связанными руками, с тем же строгим, невозмутимым лицом, остались на выгоне.
— Ваше сиятельство, прикажите! — говорил Лаврушка Ростову, указывая на Дрона. — Только прикажите, только этого, да рыжего уж так взбузую, по-гусарски, только за Федченкой съездить.
Но Николай не отвечал на желания Лаврушки, велел ему помогать укладываться в доме, сам пошел на деревню с Алпатычем выгонять подводы, а Ильина послал за гусарами. Через час Ильин привел взвод гусар, подводы стояли на дворе, и мужики особенно заботливо укладывали господские вещи, старательно затыкая сенцом в углах и под веревками, чтобы не потерялись.
— Ты ее так дурно не клади, — говорил тот самый рыжий мужик, который грознее всех кричал на сходке, принимая из рук горничной шкатулку. — Она ведь тоже денег стоит. Что ж ты ее так-то вот бросишь, а
