обществе, что мое малое и давнишнее знакомство с вами не дает мне права на ваше посещение, если у вас нет до меня дела – в чем оно?
Князь Абрезков. Не буду отрицать, вы угадали. У меня есть дело. Но все-таки прошу вас верить, что изменение вашего положения никак не может влиять на мое отношение к вам.
Федя. Совершенно уверен.
Князь Абрезков. Дело мое в том, что сын моего старого друга, Анны Дмитриевны Карениной, и она сама просили меня прямо непосредственно от вас узнать о ваших отношениях… Вы мне позволите говорить о ваших отношениях к вашей жене, Лизавете Андреевне Протасовой?
Федя. Мои отношения с моей женой – могу сказать: моей бывшей женой – совершенно прекращены.
Князь Абрезков. Я так и понимал. И потому только взял на себя эту трудную миссию.
Федя. Прекращены, спешу заявить, не по ее, а по моей, или, скорее, моим бесконечным винам. Она же как была, так и осталась самой безупречною женщиной.
Князь Абрезков. Так вот Виктóр Каренин, в особенности его мать просили меня узнать у вас о ваших намерениях.
Федя (горячась). Какие намерения? Никаких. Я предоставляю ей полную свободу. Мало того, никогда не нарушу ее спокойствия. Я знаю, что она любит Виктóра Каренина. И пускай. Я считаю его очень скучным, но очень хорошим, честным человеком, и я думаю, что она будет с ним (как это говорится обыкновенно) счастлива. И que Le Bon Dieu les bénisse.[17] Вот и все.
Князь Абрезков. Да, но мы бы…
Федя (перебивает). И не думайте, чтобы у меня было малейшее чувство ревности. Если я сказал про Виктóра, что он скучный, то я беру это слово назад. Он прекрасный, честный, нравственный человек, почти что противуположность мне. И он любил ее с детства. Может быть, и она его любила, когда вышла за меня. Это бывает. Самая лучшая любовь бывает такая, про которую не знаешь. Она, я думаю, всегда любила. Но, как честная женщина, даже себе не признавалась в этом, но это какая-то тень лежала на нашей семейной жизни… впрочем, что я делаю вам признание.
Князь Абрезков. Пожалуйста, делайте. Верьте, что для меня важнее моей миссии определенные к вам мои человеческие отношения, мое желание понять вполне эти отношения. Я понимаю вас. Понимаю, что эта тень, как вы прекрасно выразились, могла быть…
Федя. Да и была, и, может быть, от этого я не мог удовольствоваться той семейной жизнью, которую она мне давала, и чего-то искал и увлекался. Да, впрочем, я как будто оправдываюсь. Я не хочу, да мне и нельзя оправдываться. Я был, смело говорю был дурной муж, был, потому что теперь я в сознании своем давно не муж и считаю ее совершенно свободной. Стало быть, вот вам и ответ на вашу миссию.
Князь Абрезков. Да, но вы знаете семью Виктóра и его самого. Его отношения к Лизавете Андреевне все время были и остаются самыми почтительными и далекими. Он помогал ей, когда ей было трудно.
Федя. Да, я своим распутством помогал их сближению. Что же делать, так должно было быть.
Князь Абрезков. Вы знаете его и его семьи строгие православные убеждения. Я не разделяю их. Я шире смотрю на вещи. Но уважаю их и понимаю. Понимаю, что для него и в особенности для матери немыслимо сближение с женщиной без церковного брака.
Федя. Да, я знаю его туп… прямолинейность, консерватизм в этом отношении. Но что же им нужно? Развод? Я давно сказал им, что готов дать, но условия принятия вины на себя, всей лжи, связанной с этим, очень тяжелы.
Князь Абрезков. Я понимаю вполне вас и разделяю. Но как же быть? Я думаю, можно так устроить. Впрочем, вы правы. Это ужасно, и я понимаю вас.
Федя (жмет руку). Благодарствуйте, милый князь. Я всегда знал вас за честного, доброго человека. Ну, скажите, как мне быть? Что мне делать? Войдите во все мое положение. Я не стараюсь сделаться лучше. Я негодяй. Но есть вещи, которые я не могу спокойно делать. Не могу спокойно лгать.
Князь Абрезков. Я вас тоже не понимаю. Вы, способный, умный человек, с такой чуткостью к добру, как это вы можете увлекаться, можете забывать то, что сами от себя требуете? Как вы дошли до этого, как вы погубили свою жизнь?
Федя (пересиливает слезы волнения). Вот уж десять лет я живу своей беспутной жизнью. И в первый раз такой человек, как вы, пожалел меня. Меня жалели товарищи, кутилы, женщины, но разумный, добрый человек, как вы… Спасибо вам. Как я дошел до своей гибели? Во-первых, вино. Вино ведь не то что вкусно. А что я ни делаю, я всегда чувствую, что не то, что надо, и мне стыдно. Я сейчас говорю с вами, и мне стыдно. А уж быть предводителем, сидеть в банке – так стыдно, так стыдно… И, только когда выпьешь, перестанет быть стыдно. А музыка – не оперы и Бетховен, а цыгане… Это такая жизнь, энергия вливается в тебя. А тут еще милые черные глаза и улыбка. И чем это увлекательнее, тем после еще стыднее.
Федя. Пробовал. Все нехорошо. Всем я недоволен. Ну, да что о себе говорить. Спасибо вам.
Князь Абрезков. Так что же мне сказать?
Федя. Скажите, что сделаю то, что они хотят. Ведь они хотят жениться, – чтобы ничто не мешало им жениться?
Князь Абрезков. Разумеется.
Федя. Сделаю. Скажите, что наверное сделаю.
Князь Абрезков. Когда же?
Федя. Постойте. Ну, скажем, две недели. Довольно?
Князь Абрезков (вставая). Так и могу сказать?
Федя. Можете. Прощайте, князь, еще раз благодарю вас.
Князь Абрезков уходит.
Явление пятое
Федя один.
Федя (сидит долго, молча улыбается). Хорошо. Очень хорошо. Так и надо. Так и надо. Так и надо. Чудесно.
Действие четвертое
Картина первая
В трактире. Отдельный кабинет. Половой вводит Федю и Ивана Петровича Александрова.
Явление первое
Федя, Иван Петрович и половой.
Половой. Сюда пожалуйте. Здесь никто не обеспокоит, а бумагу сейчас подам.
Иван Петрович. Протасов! Я войду.
Федя (серьезный). Пожалуй, войди, но я занят и… Хочешь – войди.
Иван Петрович. Ты хочешь ответить на их требования? Я тебе скажу как. Я бы не стал так. Я всегда говорю прямо и действую решительно.
Федя (половому). Бутылку шампанского.
Половой уходит.
Явление второе
Федя и Иван Петрович.
Федя (вынимает револьвер и кладет). Подожди немножко.
Иван Петрович. Что ж? что ты застрелиться хочешь. Можно, можно. Я тебя понимаю. Они хотят тебя унизить. А ты им покажешь, кто ты. Себя убьешь револьвером, а их великодушием. Я понимаю тебя. Я все понимаю, потому что я гений.
Федя. Ну да, ну да. Только…
Входит половой с бумагой и чернильницей.
Явление третье
Те же и половой.
Федя (прикрывает пистолет салфеткой). Откупори. Давай выпьем. (Пьют. Федя пишет.) Погоди немного.
Иван Петрович. За твое… большое путешествие. Я ведь стою выше этого. Я не стану удерживать тебя. И жизнь и смерть для гения безразличны. Я умираю в жизни и живу в смерти. Ты убьешь себя, чтобы они, два человека, жалели тебя. А я – я убью себя затем, чтобы весь мир понял, что он потерял. И я не стану колебаться, думать. Взял (хватает револьвер) – раз, и готово. Но еще рано. (Кладет револьвер.) И мне писать нечего, они сами должны понять… Ах, вы…
Федя (пишет). Немножко подожди.
Иван Петрович. Жалкие люди. Копошатся, хлопочут. И не понимают – ничего не понимают… Я не тебе. Я так, высказываю свои мысли. А что нужно для человечества? Очень мало: ценить своих гениев, а они всегда казнили их, гнали, мучали. Нет. Я не буду вашей игрушкой. Я выведу вас на чистую воду. Не-е-ет. Лицемеры!
Федя (кончил писать, выпивает и читает). Уйди, пожалуйста.
Иван Петрович. Уйти? Ну, прощай. Я не стану удерживать тебя. Я то же сделаю. Но еще рано. Я только хочу сказать тебе…
Федя. Хорошо. Ты скажешь, но после, а теперь вот что, дружок: пожалуйста, отдай вот это хозяину (подает ему деньги) и спроси на мое имя письмо и посылку. Пожалуйста.
Иван Петрович. Хорошо. Так ты меня подождешь? Я еще важное скажу тебе. Такое, чего ты не услышишь не только на этом свете, но и в будущем, по крайней мере до тех пор, пока я не приду туда. Так все отдать?
Федя. Сколько нужно.
Иван Петрович уходит.
Явление четвертое
Федя один.
Федя (вздыхает облегченно, запирает за Иваном Петровичем дверь, берет револьвер, взводит, прикладывает к виску, вздрагивает и осторожно опускает. Мычит). Нет, не могу, не могу, не могу.
Стучат в дверь.
Кто там?
Кто я? Ах, Маша… (Отворяет дверь.)
Явление пятое
Федя и Маша.
Маша. Была у тебя, у Попова, у Афремова и догадалась, что здесь. (Видит револьвер.) Вот хорошо-то. Вот дурак. Право, дурак. Да неужели ты в самом деле?
Федя. Нет, не мог.
Маша. А меня-то нет разве? Безбожник. Меня-то не пожалел. Ах, Федор Васильевич, грех, грех. За мою любовь…
Федя. Хотел их отпустить, обещал. А лгать не могу.
Маша. А я-то?
Федя. Что ты? И тебя бы развязал. Разве тебе лучше со мной мучаться.
Маша. Стало быть, лучше. Не могу я без тебя жить.
Федя. Какая со мной жизнь? Поплакала бы, да и прожила бы.
Маша. И совсем не плакала бы, черт с тобой. Коли ты меня не жалеешь. (Плачет.)
Федя. Маша! Дружок! Ведь я хотел лучше сделать.
Маша. Себе лучше.
Федя (улыбаясь). Да как же себе лучше, коли бы я себя убил?
Маша. Разумеется, лучше. Да что тебе нужно? Ты скажи.
Федя. Как что нужно? Много нужно.
Маша. Ну что? Что?
Федя. Нужно, во-первых, сдержать обещание. Это первое, и этого довольно. Лгать и делать все эти гадости, что нужно для развода, не могу.
Маша. Положим, что гадко. Я сама…
Федя. Потом нужно точно их освободить, и жену и его. Что же, они хорошие люди. Зачем им мучаться? Это два.
Маша. Ну уж хорошего в ней мало, коли она тебя бросила.
Федя. Не она бросила – я бросил.
Маша. Ну хорошо, хорошо. Все ты. Она ангел. Еще что ж?
Федя. А еще то, что ты хорошая, милая девочка – люблю тебя, и коли останусь жить, то погублю тебя.
Маша. Это уж не твое дело. Я сама про себя знаю, где погибну…
Федя (вздыхает). А главное, главное… Что моя жизнь? Разве я не вижу, что я пропал, не гожусь никуда. Всем и себе в тягость, как говорил твой отец. Негодящий я…
Маша. Вот вздор. Я от тебя не отлеплюсь. Прилепилась я, да и все. А что ты плохо живешь, пьешь да кутишь… А ты живой человек – брось. Вот и все.
Федя. Легко сказать.
Маша. И сделай так.
Федя. Да вот как смотрю на тебя, так, кажется, все сделаю.
Маша. И сделаешь. Все сделаешь. (Видит письмо.)
