аресты и расстрелы собственников и их семей — но Ленин отдал распоряжение, чтобы многочисленную семью «Армандов» не трогали. Никто из этой семьи не пострадал даже в 30-40-е годы).
Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? к Серго на Кавказ? Серго устроит отдых, солнце, хорошую работу, наверное, устроит. Он там власть. Подумайте об этом.
Крепко, крепко жму руку.
Ваш Ленин».
Инесса решила отдыхать на Кавказе с сыном, и Ленин проявляет много заботы об организации их отдыха. 18 августа 1920 г. он обращается к Серго Орджоникидзе, напоминая ему о необходимости организации отдыха Инессы: «…т. Серго! Инесса Арманд выезжает сегодня. Прошу Вас не забыть Вашего обещания».
На Кавказе Инесса начала писать дневник. Вот выдержка из её дневниковой записи от 1 сентября 1920 г., за три недели до смерти: «Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное — почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В. И. Во всех других отношениях сердце как будто бы вымерло. Как будто бы, отдав все свои силы, всю свою страсть В. И. и делу работы, в нем истощились все источники любви, которыми оно раньше было так богато. У меня больше нет, за исключением В. И. и детей моих, каких-либо личных отношений с людьми, а только деловые. И люди чувствуют эту мертвенность во мне и они оплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили). А сейчас — иссякает и горячее отношение к делу. Я человек, сердце которого постепенно умирает…»
Последняя запись Инессы Арманд от 11 сентября 1920 года, за две недели до скоропостижной смерти: «…поражает меня, как мы далеко ушли благодаря революции от прежних романтических представлений о значении любви в человеческой жизни. Для романтиков любовь занимает первое место в жизни человека, она выше всего. И ещё недавно я была гораздо ближе к такому представлению, чем сейчас. Правда, для меня любовь никогда не была единственным. Наряду с любовью было общественное дело. И в моей жизни, и в прошлом было немало случаев, когда ради дела я жертвовала своим счастьем и своей любовью. Но все же раньше казалось, что по своему значению любовь имеет такое же место, как и общественное дело, сейчас это уже не так. Значение любви по сравнению с общественной жизнью становится совсем маленьким, не выдерживая никакого сравнения с общественным делом. Правда, в моей жизни любовь занимает и сейчас большое место, заставляет меня тяжело страдать, занимает значительно мои мысли».
Инесса Арманд заразилась холерой и умерла 24 сентября 1920 года. В условиях гражданской войны не могли найти ни свинцового гроба, ни отдельного вагона. Пришлось вмешиваться лично Ленину, и только 11 октября тело Арманд смогли доставить в Москву.
Инессу хоронили на Красной площади. Среди венков, возложенных на её могилу, был венок из живых белых цветов с надписью на траурной ленте: «Товарищу Инессе от В. И. Ленина».
Бывшей секретарь председателя ВЦИК и секретаря ЦК Я. М. Свердлова Елизавета Драбкина в книге «Зимний перевал» вспоминала:
«Ночь была по-осеннему сырой и темной. Мы сильно продрогли и с нетерпением ждали утра.
Уже почти рассвело, когда, дойдя до почтамта, мы увидели похоронную процессию. Черные худые лошади, запряженные цугом, с трудом тащили черный катафалк, на котором стоял очень большой и поэтому особенно страшный длинный цинковый ящик, отсвечивающий тусклым блеском.
Стоя у обочины, мы пропустили мимо себя этих еле переставлявших ноги костлявых лошадей, этот катафалк, покрытый облезшей черной краской, и увидели идущего за ним Владимира Ильича, а рядом с ним Надежду Константиновну, которая поддерживала его под руку. Было что-то невообразимо скорбное в его опущенных плечах и низко склоненной голове. Мы поняли, что в этом страшном ящике находится гроб с телом Инессы».
«Не только лицо Ленина, — вспоминала секретарь Коминтерна, итальянская социалиста Анжелика Балабанова, — весь его облик выражал такую печаль, что никто не осмеливался даже кивнуть ему. Было ясно, что он хотел быть наедине со своим горем. Он казался меньше ростом, лицо его было прикрыто кепкой, глаза, казалось, исчезли в болезненно сдерживаемых слезах. Всякий раз, как движение толпы напирало на нашу группу, он не оказывал никакого сопротивления толчкам, как будто был благодарен за то, что мог вплотную приблизиться к гробу».
Всех пятерых детей Инессы Арманд усыновили Ленин и Крупская.
* * *
В печати появилось несколько легенд и домыслов и о других любовницах Ленина. Кое-какие сведения, говорят о том, что почва для таких предположений имеется. А. Г. Латышев в своей книге «Рассекреченный Ленин» на стр. 288 пишет: «Личная жизнь властителей судеб миллионов людей, будь то Наполеон или Ленин, Сталин или Гитлер, всегда вызывала повышенный интерес. Как пишет Н. Валентинов в книге «Встречи с Лениным», ещё в 30-е годы в издательстве «Bandiniere» увидела свет книга «Тайные любовные увлечения Ленина», написанная двумя авторами: французом и русским (первый, скорее всего, был только переводчиком)… Книга рассказывала об интимных отношениях Ленина с некоей Елизаветой К. — дамой «аристократического происхождения». В ней приводились письма Ленина к этой К., которые даже на глаз неспециалиста выглядели фальшивкой.
А Д. Волкогонов приводит документ из Архива Президента, согласно которому С. Тихомиров, которому было поручено участвовать в собирании и хранении ленинского наследия, в ходе своей поездки в Париж в середине 30-х годов вел переговоры с бывшим большевиком Г. А. Алексинским… В записке с грифом «сов. секретно» Тихомиров докладывал:
«При первой встрече он показал мне очень осторожно письма, судя по всему, написанные Лениным. Почерк, насколько я мог убедиться (вчитываться в них Алексинский не давал), абсолютно схож с ленинским. Эти письма, как говорит Алексинский, писались Лениным одной писательнице, которая была в близких отношениях с ним, но не была членом партии. Лицо это не хочет передавать эти письма нам, пока жива Надежда Константиновна. Эта женщина вполне обеспечена, так как получала средства от нас из Москвы и они проходили через Менжинского или через Дзержинского, а сейчас получает регулярно соответствующую сумму из вклада в банке».
Как мы видим из этой цитаты, речь идет о двух женщинах: одной дамы «аристократического происхождения», и о «писательнице.»
«Писательница» не была любовницей Ленина, а лишь агентом НКВД и попросту получала деньги за свою службу.
Вторая женщина — чистый вымысел авторов книги «Тайные любовные увлечения Ленина». Письма Ленина, которые в ней цитируются, — фальшивка. Текст надуман от начала до конца.
Вот одно из воспоминаний Елизаветы К.:
«Он (Ленин) производил впечатление человека очень неловкого и мало опытного в обращении с женщинами и старательно избегал всех тем, которые большинство мужчин любят затрагивать, когда они находятся наедине с не старой и не очень безобразной женщиной. Но я инстинктивно чувствовала, что я ему нравлюсь. Однажды я обожгла себе руки угольком, выпавшим из самовара, который мой гость раздувал слишком сильно. Я вскрикнула от боли. Он обернулся и, схватив мою руку, поцеловал её и потом покраснел, как провинившийся школьник. Вероятно, ему стало очень неловко, потому что в этот день он сократил свой визит, отказался слушать музыку и ушел со смущенным и недовольным видом». (Цит. по газете «Комсомольская правда», 2.11.99 г.).
Следует сказать, что Ленин никогда не ставил самовар и не умел это делать. Далее. Он никогда не целовал руки женщинам, за исключением одного случая: поцеловал руки своей матери, утешая её после казни царским режимом своего старшего брата Александра.
К домыслам относится и то, что российский писатель Борис Соколов на страницах своей книги «Арманд и Крупская: женщины вождя» (Смоленск: Русич, 1999) в поисках «тайной любовницы» Ленина соединил двух женщин в одну «аристократку» и «писательницу», дал ей имя Елизаветы К. и считает, что «теоретически когда-нибудь можно будет восстановить её имя».
Болезнь Ленина — склероз сосудов головного мозга — стала прогрессировать, и врачи посоветовали ему взять отдых, пока на время. Ленин поселился в бывшем барском имении Горки под Москвой. Выбор пал на это место потому, что в имении было свое электричество.
Вся болезнь Ленина может быть разделена на три больших периода. Начало первого из них относится к марту 1922 года, второго — к декабрю 22-го года и третьего — к марту 23-го года. Болезнь проявлялась скачками, делая промежутки, во время которых Ленин чувствовал себя относительно хорошо, но потом она обострялась, процесс развивался дальше, болезнь прогрессировала.
Ленин не раз болел в годы после революции. В августе 1918 года был ранен (покушение эсерки Ф. Каплан), в марте 1920 был очень болен, с конца 1921 года (после смерти Инессы Арманд) и до конца марта 1922 года был болен и отошел от дел, но поправился и 27 марта 1922 года сделал на XI съезде партии политический отчет ЦК. 25 мая 1922 года произошел первый удар у Ленина, и до октября 1922 года он практически был не у дел. В декабре 1922 года Ленин снова занимается делами.
Со слов Крупской:
«С июля шло выздоровление, и, в связи с этим, совершенно изменилось настроение. Владимир Ильич много шутил, смеялся, даже напевал иногда «Интернационал», «Червоный штандарт», «В долине Дагестана».
В Большом доме в Горках мы устроили Владимира Ильича так, как он хотел, в той комнате, в которой он жил раньше, до болезни — самой скромной во всем доме, — сняли со стен картины, поставили ширму, поставили кресло, столик. Комната и теперь стоит так, как была. Кресло стояло против окна, а из окна было видно село Горки. Как-то раз (кажется, в декабре 1920 г.) Ильич был в Горках. В самую большую избу набились все хозяева деревни, негде было яблоку упасть, Ильич делал доклад, а после долго беседовал с собравшимися. Заботился он потом о том, чтобы провели электричество в Горки (что и было сделано), чтобы давали крестьянам семена, рассаду, машины…
Со свиданиями дело налаживалось плохо — раньше всего он случайно встретился с Евгением Алексеевичем Преображенским, очень обрадовался, но на вопрос, доволен ли он, покачал головой. Виделся с Евгением Алексеевичем ещё раз, потом два раза с Иваном Ивановичем Скворцовым, с Пятницким, с Воронским, с Шумкиным, Панковым (крестьянином, ставящим в Горках хозяйство), с богородскими рабочими, с Крестинским. Каждое свидание волновало Владимира Ильича. На вопрос, не хочет ли он повидать кого-нибудь из товарищей, близко связанных по работе, он отрицательно качал головой, знал что это будет непомерно тяжело. Но он очень охотно слушал рассказы о них. После каждой поездки в город надо было рассказать, что делала и кого видела. Каждый раз — я ездила
