Троцкий Л. Д. Дневники и письма.
Если вы начнете перелистывать в архивах русские и зарубежные газеты за период Октябрьской революции и гражданской войны в России, то в качестве организаторов большевистской победы вы встретите только имена двух большевистских вождей, неразрывно связанных между собой как «сиамские близнецы» — это Ленин и Троцкий. Чтобы их исторически и политически разъединить, нужны были хирургический нож инквизитора в руках Сталина и безбрежное море фальсификаторской макулатуры его так называемого «исторического фронта».
Путем такой операции место Троцкого около Ленина занял Сталин, о существовании которого под именем Коба тогда знали лишь верхи партии в Петрограде и Москве и старые уголовники — «эксы» в Тифлисе и Баку.
Сталин пошел дальше. В своем пресловутом «Кратком курсе» он решил взять на себя одного роль организатора Октябрьской революции, лишив этой роли не только Троцкого, но и самого Ленина. Для этой цели Сталин выдумал никогда не существовавшим мифический «Партийный центр», поставив себя во главе него. Вот что писал Сталин:
«16 октября (1917 г. — А. А.) состоялось расширенное заседание ЦК партии. На нем был избран Партийный центр (выделено в оригинале. — А. А.) по руководству восстанием во главе со Сталиным. Этот Партийный центр руководил фактически всем восстанием». [История ВКП(б). Краткий курс, М., 1938, с. 197].
Между тем по свежим следам Октябрьского восстания 1917 г. память Сталина функционировала отлично. Так, в «Правде» в день первой годовщины Октябрьской революции, Сталин писал: «Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому».
Спрашивается, как мог Сталин, противореча историческим документам, фактам, свидетелям и самому себе, столь вопиюще фальсифицировать подлинную историю Октябрьской революции? «История ВКП(б). Краткий курс» вышла в свет осенью 1938 г. К этому времени Сталин уже был единоличным диктатором в со
ветском государстве. Неограниченная власть давала ему неограниченную возможность фальсифицировать историю возникновения этого государства. Чтобы сама фальсификация Октябрьской революции выглядела правдоподобной, Сталин изъял из обращения сначала всех свидетелей — вождей революции, а потом все исторические документы — старые газеты, журналы, книги, в том числе все сочинения Ленина первого, второго и третьего изданий, ибо к ним был приложен богатый документальный аппарат, из которого было видно, кто на самом деле руководил революцией. Поэтому вполне можно согласиться с характеристикой «Краткого курса», которую дает Троцкий, полемизируя с неким Гамильтоном в письме в редакцию «Нью-Йорк Таймс» от 4 декабря 1939 г.:
«Гамильтон пытался обвинить меня в сокрытии одной цитаты Ленина (о возможности победы социализма в одной стране- А. А.). Я обвиняю Коминтерн не в сокрытости цитаты, а в систематической фальсификации идей, фактов, цитат в интересах правящей клики Кремля. Кодифицированный сборник такого рода фальсификаций, «История ВКТ1», переведен на все языки цивилизованного человечества и издан в СССР и за границей в десятках миллионов экземпляров. Я берусь доказать перед любой беспристрастной комиссией, что в библиотеке человечества нет книги более бесчестной, чем эта «История».
Фальсификация истории была хоть и бесчестным, но более-менее безобидным ударом по историческому авторитету Льва Троцкого по сравнению с чудовищным обвинением его и его бывших единомышленников на московских процессах тридцатых годов в организации заговора против советского государства по прямому поручению гестапо. Французские организаторы знаменитого процесса Дрейфуса, офицера еврейского происхождения, обвиненного в шпионаже в пользу генштаба кайзеровской Германии, были беспомощными дилетантами по сравнению со сталинскими чекистами, объявившими всю плеяду русских революционеров еврейского происхождения во главе с Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Радеком и Сокольниковым просто-напросто наемными шпионами антисемитского гестапо гитлеровской Германии.
Но заметим: даже после того, как на XX и XXII съездах партии было доложено, что в основу политических процессов тридцатых годов над троцкистами, зиновьевцами и бухаринцами легли ложные фальсифицированные обвинения, жертвы этих процессов, однако, не были юридически и политически реабилитированы.
Троцкий-самая трагическая фигура в истории русской революции. Трагедия его не только в том, что он был свидетелем гибели идеалов революции, которую он возглавлял; свидетелем гибели друзей и единомышленников, вместе с которыми он завоевал власть; свидетелем гибели собственных детей от рук чекистов; но и в том еще, что Троцкий до самых последних дней своей жизни так и не понял, что он, его дети и его единомышленники стали
жертвами не «бюрократии», не «кремлевской камарильи» и даже не мстительного Сталина, как Троцкий думал, а жертвами той самой террористической системы диктатуры, которую Троцкий и Ленин создали в октябре 1917 г. Тут уж воистину: «кто посеет ветер, пожнет бурю».
Троцкий борется не против этой системы власти, а против Сталина и его «камарильи», которые узурпировали у него эту власть. Он пишет в «Письме в СССР»: «От Октябрьской революции еще сохранились, к счастью, национализированная промышленность и коллективизированное сельское хозяйство. Кто не умеет защищать старые завоевания, тот не способен бороться за новые. От империалистического врага мы будем охранять СССР всеми силами».
Письмо Троцкого кончается программными лозунгами:
«Долой Каина Сталина и его камарилью!
Долой хищную бюрократию!
Да здравствует СССР, крепость трудящихся!
Да здравствует мировая социалистическая революция!»
Словом, СССР — не каторга народов, а «крепость трудящихся»; Сталин не убийца миллионов, а всего навсего «Каин», — то есть братоубийца, ибо уничтожил «ленинскую гвардию»; в стране свирепствует не чекистский корпус, а «хищная бюрократия». Надо только убрать Сталина и во главе СССР поставить Троцкого «путем восстания рабочих, крестьян, красноармейцев и краснофлотцев против новой касты угнетателей и паразитов». Вот тогда Троцкий позаботится, чтобы СССР стал очагом «мировой социалистической революции». Надо быть безнадежным Дон Кихотом в политике, чтобы в 1940 году призывать советский народ готовить восстание против гигантской террористической машины диктатуры в надежде, что кто-то может отозваться на такой призыв.
Троцкий и Сталин не были антиподами в идеологии большевизма, а были соперниками в борьбе за власть в его рамках и на его основах. Троцкизм и сталинизм тоже не являются враждебными ленинизму течениями, а разными вариантами его интерпретации. По коренному вопросу их спора — о судьбе социализма и мировой революции — Сталин утверждал, что сначала надо построить социализм в СССР, чтобы организовать мировую революцию, а Троцкий, наоборот, доказывал, что сначала нужно организовать мировую революцию, чтобы в СССР мог победить социализм. Ленинизм допускал обе интерпретации, ибо Ленин, как истинный «диалектик», столько раз противоречил самому себе, что Троцкий и Сталин всегда находили у него нужные им цитаты.
Из этого спора между Троцким и Сталиным внешний мир сделал совершенно ложные выводы: Троцкий был объявлен опасным проповедником мировой революции, а Сталин — безопасным для
внешнего мира либеральным «национал-большевиком». Опаснее, на самом деле, был не романтик революции и утопист Троцкий, а мастер мирового революционного заговора Сталин. Ведь это не Троцкий, а Сталин писал: «Мировое значение Октябрьской революции состоит не только в том, что она является великим почином одной страны в деле прорыва системы империализма и первым очагом социализма… но также и в том, что она составляет первый этап мировой революции и могучую базу его дальнейшего развертывания» («Вопросы ленинизма», стр. 105).
Сталин строго следовал этой своей стратегической программе и не пугал мировую буржуазию ура-революционной фразеологией Троцкого. Он вошел в доверие к западной демократии и после второй мировой войны поставил под знамя коммунизма одну треть человечества.
Л. Авторханов
ОТ РЕДАКТОРА
Настоящее издание составлено по материалам трех крупнейших западных архивов, хранящих документы Троцкого: архива Троцкого в Хогтонокой библиотеке Гарвардского университета (Бостон), архива Гуверовского института при Стенфордском университете (Стенфорд, Калифорния) и архива Международного института социальной истории (Амстердам). Из архива Троцкого в Гарвардском университете заимствованы дневниковые записи 1926-1927, 1933, 1935 и 1937 годов, носящая дневниковый характер запись Троцкого от 8 марта 1938 года о процессе над Бухариным, запись о сталинской историографии, завещание Троцкого, написанное им незадолго до смерти, письма, телеграммы и заявления 1928-1940 годов. Остальные документы заимствованы из амстердамской и калифорнийской коллекций, о чем указано в каждом конкретном случае. Примечания составлены редактором только для материалов основной части книги.
Документы публикуются с любезного разрешения администрации архивов. Подготовка текстов к печати, примечания, комментарии и переводы с иностранных языков выполнены редактором.
«Дневники и письма» Троцкого на русском языке выходили в 1986 г. (Изд-во «Эрмитаж», США). Однако настоящее издание существенным образом отличается от предыдущего: в него вошел ряд новых документов, более полно представлены комментарии, введен раздел «Из прессы тех лет».
Бостон, 1993 Юрий Фельштинский
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ 1926-1927 ГОДОВ
ИЗ ДНЕВНИКА (для памяти)1
За революциями в истории всегда следовали контрреволю
ции. Контрреволюции всегда отбрасывали общество назад, но ни
когда- до той черты, с какой начиналась революция. Чередование
революций и контрреволюций вызывается некоторыми основными
чертами механики классового общества, в котором только и воз
можны революции и контрреволюции.
Революция невозможна без вовлечения широких народных
масс. Такое вовлечение, опять-таки, возможно лишь в том случае,
если угнетенные массы связывают надежды на лучшую судьбу
с лозунгом революции. В этом смысле надежды, порождаемые ре
волюцией, всегда преувеличены. Это вызывается классовой меха
никой общества, ужасающим положением подавляющего боль
шинства народных масс, объективной необходимостью сосредото
чения величайших надежд и усилий для того, чтобы обеспечить
даже и скромное продвижение вперед, и пр. и пр.
Но в этих же условиях заложен один из важнейших — и
притом наиболее общих — элементов контрреволюции. Достиг
нутые в борьбе завоевания не соответствуют и, по существу, не
могут непосредственно соответствовать ожиданиям широких отс
талых масс, впервые пробужденных в ходе самой революции.
Разочарование этих масс, их возвращение к обыденщине, к без
надежности является таким же составным элементом пореволю
ционного периода, как и переход в лагерь «порядка» «удовлетво
ренных» классов или слоев, участвовавших в революции.
В тесной связи с этими процессами, в лагере господствую
щих классов параллельно развиваются процессы иного, в зна
чительной мере противоположного характера. Пробуждение широ
ких масс выбивает господствующие классы из привычного рав
новесия, лишает их как непосредственной опоры, так и уверен
ности, и тем дает возможность революции захватить гораздо боль
ше, чем она впоследствии способна удержать.
Разочарование значительной части угнетенных масс в не
посредственных завоеваниях революции и связанное с этим пони
жение политической силы и активности революционного класса
порождают прилив уверенности у контрреволюционных масс, —
как у тех, которые были опрокинуты революцией, но не добиты,
так и у тех, которые содействовали революции на известном эта
не, но дальнейшим развитием ее были отброшены в лагерь реак
ции.
6. Исходя из намеченной выше схемы, отражающей более или
менее механику всех предшествовавших революций, попытаемся
более конкретно рассмотреть те же вопросы применительно к ус
ловиям первой пролетарской революции, приближающейся к
своему десятилетию.
Влияние империалистической войны, с одной стороны, и сочетание мелкобуржуазной аграрной революции с пролетарским захватом власти с другой, вовлекли в революционную борьбу невиданные и небывалые массы и тем самым придали самой революции невиданный и небывалый
