радикальной тенденции, – говорит Бэнвиль, – как «Leipziger Volkszeitung»[241] ответили, что они не хотят «свободы, принесенной на конце штыков». Нужно и по этой мечте возложить на себя траур».
Критическая позиция, какую занимает роялистский публицист, вооружает его несомненной проницательностью, – в тех пределах, по крайней мере, в каких это совместимо с политическими интересами его партии. Ко второй годовщине войны никто из официозно-республиканских социал-патриотических политиков не вспомнил о «судьбе идей». Эти последние выполнили свою роль: для одних они были орудием обмана, для других – средством успокоения собственной совести в наиболее критический период. Но теперь дело сделано, позиции заняты, и приходится нести на спине ношу последствий. Иллюзорные идеи не нужны более, – и те, которые их сеяли, пытаются теперь отделаться от них молча. Но реакция, не только роялистская – не хочет и не допустит этого. Ей важно показать, что там, где были идеи, осталось пустое место, которое должно быть заполнено – религией, авторитетом, традицией. Нельзя бороться с реакцией, противопоставляя ей пустое место или выветрившееся вольтерьянское зубоскальство, как «Bonnet Rouge», Сикст-Кенены[242] и пр. и пр. Вожделениям черной реакции, как и питающему ее идейному пустому месту правящих, должны быть противопоставлены те идеи, которые снова подтверждены всем опытом двух лет, – идеи революционного социализма.
«Наше Слово» N 181, 6 августа 1916 г.
Л. Троцкий. «ГАРАНТИЯ МИРА» (К характеристике пацифизма)
I
Пацифизм характеризуется, вообще говоря, стремлением создать «гарантии» против войн. Буржуазный пацифизм, вытекающий не только из идеологических предрассудков, но и из материальных интересов известных кругов буржуазии, хочет установить на капиталистических основах, которых он не отвергает, международные правовые нормы (правила, установления), которые обеспечивали бы долгий, если не вечный мир. Социалистический пацифизм «в принципе», разумеется, признает, что основной причиной войн являются капиталистические противоречия, но считает, что впредь до наступления социализма, которое в сознании оппортунистов отодвигается всегда в туманную даль, необходимо и возможно «упорядочить» международные отношения путем установления международного третейского суда, ограничения и международного регулирования вооружений и пр. и пр. Социал-пацифистская программа, как и программа буржуазного пацифизма, ставит своей задачей гармонизацию, упорядочение, регулирование международных отношений в эпоху, когда выросшие из капиталистического развития империалистические антагонизмы непреодолимо возрастают и будут возрастать, доколе существует капиталистическая форма хозяйства. Социал-пацифизм, следовательно, глубоко утопичен. Серьезные буржуазные писатели и политики, когда они пишут для своего круга, а не для «народного» потребления, дают нередко убийственные аргументы против пацифистских идей и лозунгов, ставших главным политическим орудием социал-патриотизма, – особенно французского, – как марки Реноделя, так и марки Лонге.
В английском журнале «Nineteenth Century»[243] лорд Кромер напечатал на тему о «последней войне» и «долгом мире» в высшей степени интересную статью, которая, судя по изложению ее во французской газете «L’Eclair», дает чрезвычайно ценные аргументы в пользу… кинтальской резолюции, категорически отвергающей, как известно, пацифистские лозунги.
Прежде всего, лорд Кромер совершенно правильно констатирует, что программы вечного мира возникали не раз в эпохи великих войн. «Так, эта идея была широко распространена, когда, после битвы у Ватерлоо, Европа свергла иго Наполеона,[244] – его падение возвещало, казалось, наступление царства всеобщего мира». Как теперь нам обещают всеобщий мир – после «разрушения» прусского милитаризма…
В одном, как и в другом лагере утверждают, что нужно идти «до конца» – именно для обеспечения мира: нужно сразить противника, обуздать его или обескровить, дабы помешать ему в близком времени начать новую войну: «нужно избавить наших сыновей от тех страданий, какие переносим мы». Эта идея также не нова. В своей книге «Чтобы покончить с Германией» г. М. Прива приводит, в качестве эпиграфа, заявление Комитета Общественного Спасения в 1794 г.: «Франции не перемирие нужно, но мир, который положил бы конец войнам, обеспечивая за республикой ее естественные границы». Сейчас, когда «Temps», помимо Эльзас-Лотарингии, выдвинул требование «естественных границ» (левый берег Рейна), официоз республики тоже прикрывается идеей «мира, который положил бы конец войнам». Народы, к несчастью, плохо знают свою историю, и поэтому они так плачевно делают ее. Но лорд Кромер достаточно хорошо знает исторические прецеденты, и это не позволяет ему питать доверие к новейшим перепевам старой лжи.
Английскими пацифистами, в частности International Defence League[245] (Международной лигой защиты), разработано было за последнее время немало проектов, имеющих целью положить конец войнам. В основе этих проектов всегда лежит идея третейского суда, или верховного «совета наций», решения которого должны пользоваться обязательной силой. Но как обеспечить ее? Одни предлагают предоставить в распоряжение третейского суда «интернациональную» армию и такой же флот, чтобы силой обеспечивать соблюдение международных постановлений. Другие же более скромно предоставляют по-прежнему каждой нации ее национальную армию – «под условием», чтоб эта армия употреблялась только против нарушителей международного права и постановлений третейского суда. Таким образом, для обеспечения вечного мира нужны будут, как видим, время от времени… «справедливые» войны.
Международная военная сила, говорит Кромер, созданная, как орудие принудительного выполнения постановлений третейского суда, должна необходимо повлечь за собою уменьшение или полное упразднение национальных армий. «Но Англия – заявляет наш автор – никогда не согласится ослабить свой флот, в котором она видит свою главную защиту», т.-е. защиту своего империалистического господства над морями и колониями. Если так рассуждает Англия о флоте, то было бы трудно ожидать – говорит «L’Eclair», – чтоб континентальные державы иначе рассуждали о своих армиях. Далее. Каков будет состав третейского суда? Неужели все страны будут иметь в нем равное право голоса? Кромер уверен, что могущественная Англия никогда не согласится на это. Можно ли предполагать, что судьи, делегированные Англией, постановят приговор против Англии? А если Англия откажется выполнять постановления третейского суда: можно ли думать, что английские солдаты в составе интернациональной армии будут с оружием в руках принуждать свою собственную страну к подчинению? Кромер сомневается в этом. И в обоснование своих сомнений он приводит очень яркий исторический пример: войну Англии с бурами. Весьма вероятно, говорит он, что третейский суд признал бы в этом случае Англию неправой. Но Англия вероятнее всего… не признала бы третейского суда.
II
Какими критериями должен был бы руководствоваться третейский суд, если б его удалось установить? Критериями обороны и нападения? Реалистический буржуазный писатель начисто отвергает этот принцип, достойный нотариуса, а не политика. Священный Союз,[246] напоминает он, создал свои «гарантии мира», основанные на порабощении народов. Можно ли было считать этот порядок неприкосновенным? В 1859 – 1860 г. г. итальянцы сознательно вызвали войну с угнетательницей-Австрией: значит ли это, что «право» было на стороне Габсбургов? В 1912 году балканские страны напали на Турцию. Значит ли это, что «право» было на стороне империи османов? Нет, заключает Кромер, мы знаем войны наступательные с начала до конца и в то же время освободительные, т.-е. исторически прогрессивные. Но если так, то всякое правительство, открывая наступление, может провозгласить свою войну освободительной? «Здесь именно и заключается почти неразрешимая трудность», – меланхолически свидетельствует «L’Eclair».
Можно было бы, правда, возразить английскому лорду, что в будущих войнах, как и в нынешней, все главные участники явятся представителями одного и того же принципа; что, стало быть, о «справедливых», т.-е. исторически-прогрессивных войнах теперь вообще говорить не приходится. На этих столбцах мы не раз выясняли, что борьба за мировое положение капиталистических наций есть основной «принцип», которому подчиняется теперь целиком как международная политика капиталистических государств, так и их внутренний режим. Возможны, правда, на первый взгляд «справедливые» войны угнетенных, колониальных и полуколониальных стран против угнетающих их империалистических государств. Но при нынешних мировых отношениях и группировках сил ни одна колония, ни одна угнетенная нация не может вести освободительной войны, не опираясь на какую-либо империалистическую державу или не играя роли орудия в ее руках. Никакого самостоятельного значения «национальные» войны отсталых народов больше иметь не могут. Но это совершенное капиталистической историей упрощение дела, приведение международной политики и вырастающих из нее войн к одному империалистическому знаменателю, нисколько не облегчает задачи создания гарантий мира на основах капитализма. Объявить нынешние границы, или те, которые проложит война, неприкосновенными – нетрудно: это уже делалось в истории не раз. Никакие трактаты и никакие третейские суды не приостановят, однако, роста производительных сил, их натиска на рамки национального государства и стремления этого последнего расширить арену эксплуатации национального капитала при помощи милитаризма. Полная невозможность заморозить раз навсегда, или хотя бы надолго, мировое соотношение капиталистических сил обрекает пацифистские планы и лозунги на совершенное бессилие.
«И вот почему, ознакомившись с полемикой между лордом Кромером и английскими пацифистами, – заключает „L’Eclair“, – вы начинаете испытывать опасение, не прав ли благородный лорд, который в предложенных пацифистами системах видит одни химеры».
В заключение мы считаем полезным воспроизвести из кинтальской резолюции[247] те места, которые посвящены критике пацифизма и которые г. Ренодель с таким негодованием цитировал на последнем Национальном Совете, как свидетельство полной нравственной закоснелости циммервальдцев.
«Планы устранить военную опасность посредством всеобщего ограничения вооружений и обязательного арбитража являются утопией. Они предполагают заранее всеми признанное право, некую вещественную силу, возвышающуюся над противоположными интересами государств. Такого права, такой силы нет, и капитализм со своей тенденцией обострять противоречия между буржуазиями разных народов или их коалициями не допустит создания такого права и такой силы.
«Из этих соображений рабочие должны отвергнуть утопические требования буржуазного или социалистического пацифизма. Пацифисты порождают на место старых иллюзий новые и пытаются поставить пролетариат на службу этим иллюзиям, которые в конечном счете вводят в заблуждение массы, отклоняют их от революционной классовой борьбы и благоприятствуют политической игре под лозунгам «jusqu’au bout» (до конца).
«Если на почве капиталистического общества нет никакой возможности установить длительный мир, то социализм создает его предпосылки. Социализм, который уничтожает капиталистическую частную собственность, устраняет одновременно с обездолением господствующими классами народных масс и с национальным угнетением также и причины войн. Поэтому борьба за длительный мир может заключаться только в борьбе за осуществление социализма».
«Наше Слово» NN 201, 202. 1, 2 сентября 1916 г.
На войне, как и в революции: чем дольше затягиваются события, чем большие массы они вовлекают и чем глубже захватывают их, – тем больше отодвигаются назад второстепенные причины и личные влияния, тем ярче выступают наружу основные пружины совершающегося.
Война открылась циклопическим натиском германских армий на Бельгию и Люксембург. В отклике, порожденном разгромом маленькой страны, наряду с фальшивым и корыстным негодованием правящих классов противного лагеря, слышалось и неподдельное возмущение народных масс, которых мало задевала судьба священного международного трактата, но симпатии которых были привлечены судьбою маленького народа, громимого только потому, что он оказался между двумя воюющими гигантами.
В тот начальный момент войны участь Бельгии привлекала внимание и сочувствие
