Такая же попытка была в Харькове, но встретила сопротивление гарнизона; в Одессе на этой почве происходит борьба.
Национальные интересы Украины ничуть не ущерблены.
В Финляндии у власти стоит буржуазия. Но между нами нет столкновения, ибо она не мешает нам, не пытается разоружать наши финляндские войска. Если бы белая гвардия начала подобные действия, она имела бы дело со своей и нашей революционной демократией. Но покамест этого нет, и мы сохраняем добрососедские отношения.
Но буржуазная украинская Рада не случайно собрала вокруг себя всех наших врагов. Она – в сношениях с Калединым, кадетами, союзными офицерами, всеми теми, которые хотят сорвать дело мира. Раде Англия и Франция обещают заем. Ясно, что империализму этих стран чужды и совершенно безразличны интересы украинского хлебороба, а заем дается с целью создать базу для затяжки нужной им войны и с этой стороны. Я спрашивал французского посла, верно ли, что его страна дает заем Раде. Он ответил, что это неверно.
Но усилия Украинской Рады разобьются о сопротивление самого украинского народа, которому нужен мир.
Рада не дала народу земли, а то, что она кокетничает и перемигивается с буржуазией всех стран – делает ее ненавистной для народа. Независимость Украине нужна для независимости селяка, крестьянина, а не для свободы буржуазии.
У Рады политика Керенского, у них общий враг – Советы, украинские и великорусские, и это создает для нас и украинского народа общий путь и общую цель – сломить врага.
«Известия» N 247, 9 декабря 1917 г.
Л. Троцкий. ОТВЕТ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ФРАКЦИИ ФРАНЦУЗСКОГО ПАРЛАМЕНТА
Парламентская фракция французской социалистической партии обращается к русским социалистам с воззванием, в котором укоры соединены с предупреждениями и советами. Содержанием воззвания является, разумеется, вопрос об опасности сепаратного мира.
Откуда возникла эта опасность? Воззвание говорит о преступной политике царизма, которая расстроила и обессилила страну, и вспоминает о том энтузиазме, с которым французские социалисты встретили русскую революцию. Уже это воспоминание нуждается, однако, в поправке. С самого начала войны французские и бельгийские социал-патриоты настойчиво рекомендовали нам, русским революционерам, заключить перемирие с тем самым царизмом, который расстраивал и обессиливал страну. Гражданин Вандервельде писал в этом духе послания русским товарищам при содействии дипломатов царизма.
Граждане Гэд, Самба и Тома преподавали нам тот же совет. Их единомышленники, русские социал-патриоты, всеми мерами тормозили развитие революции, затягивали агонию царизма и тем самым содействовали дезорганизации и истощению страны.
Февральская революция, опрокинувшая царизм, по непосредственным своим результатам была революцией буржуазной. Она поставила у власти крайних представителей русского империализма, Гучкова и Милюкова. Эти рыцари международного хищничества чувствовали себя своими людьми в среде представителей парижской, лондонской и нью-иоркской бирж. Они стремились всю революцию, с пробужденными ею страстями и надеждами, впрячь в колесницу союзного империализма. Мы объявили им поэтому непримиримую войну. Мы не делали и не делаем принципиального различия между империализмами центральных империй и союзных стран. Нас пытались убедить, что союзные страны находятся в состоянии законной самообороны, и отсюда делался тот вывод, что союзные социалисты обязаны идти рука об руку с буржуазией и даже с царизмом. Такова основа политики священного единения (l’union sacree). Но по другую сторону окопов правительственные социалисты Германии и Австро-Венгрии объявили, что именно их страны находятся в состоянии законной обороны, и заключили священный союз со своими монархиями. Пролетариат Европы политически раздирался на два лагеря, и с политической арены исчезала, таким образом, единственная сила, способная положить конец безумию войны.
Мы требовали, чтобы правительства, которые апеллировали к принципу законной обороны, опубликовали те договоры, которые составляли основу всей их предшествующей политики, приведшей к войне. Мы считали гибельным и постыдным определять политику пролетариата в величайшую из мировых эпох в зависимости от гадательных соображений о том, какая из национальных капиталистических дипломатий проявила больше наглости или коварства в последние недели накануне войны. Ни одно из буржуазных правительств не опубликовало своих международных договоров, потому что каждый из этих документов изобличал лицемерие оборонительной войны.
Задача революционного социализма, как мы ее понимали, состояла в том, чтобы вырвать пролетариат из-под влияния националистических идей и направить его революционную энергию на борьбу против войны, империализма и капиталистического строя. Такую именно задачу предписал нам всем Базельский международный социалистический конгресс. Но в минуту войны могущественное давление буржуазии подчинило ее влиянию оппортунистические, парламентские верхи рабочего движения. Международный пролетариат оказался надолго раздроблен и обессилен. Не встречая сопротивления, война приняла затяжной характер, грозя погубить всю европейскую культуру.
Три с лишним года показали, что на почве войны нет выхода из войны. Народу Франции обещали каждый раз окончательную победу накануне каждого нового наступления. Эти надежды неизменно оказывались призрачными. Но и военные победы армии Гогенцоллерна не давали германскому народу выхода из кровавого тупика. В чисто военном смысле мы сейчас так же далеки от решения, как и в первые месяцы войны.
Русский социализм искал выхода из войны на пути революции.
После падения чисто буржуазной диктатуры Гучковых и Милюковых, к власти были привлечены социалисты-соглашатели, русские единомышленники Шейдемана, Вандервельде и Гэда. Они пытались сохранить ненарушимыми рамки старого империалистического союза. В этих рамках они убеждали союзников пересмотреть старые договоры и тем содействовать скорейшему заключению мира. Какие плоды принесла эта политика почтительных увещаний? Никаких. Союзные дипломаты, в том числе и французские, отделывались общими фразами и неопределенными обещаниями. А официальный французский социализм? Если его тактика была верна, она должна была политически обнаружить ту силу, которая заложена историей в героический пролетариат Франции. Но этого не было и в помине. Французская парламентская фракция предоставляла в распоряжение правительства все военные кредиты, но в обмен не могла добиться ни одного сколько-нибудь определенного и серьезного ответа о целях войны. Более того, французские социалисты каждый раз получали отказ в выдаче паспортов, когда речь заходила о международной конференции социалистов. Политика, которая ставит социализм в такое положение, не может быть правильной политикой. И французская парламентская фракция, целиком ответственная за это унижение официального французского социализма, тем самым лишила себя права выступать в качестве судьи, который выносит русскому «максимализму» суровый приговор.
Меньше всего официальный французский социализм вправе укорять нас за сепаратное перемирие и ставить нам в вину опасность сепаратного мира.
Мы предложили всеобщее перемирие. Мы обратились ко всем воюющим народам и к их правительствам с предложением немедленных переговоров о всеобщем мире. Эти переговоры отнюдь не означают ни для одного из участников – и меньше всего для нас – готовность заключить мир во что бы то ни стало. Но переговоры требуют согласия каждой страны открыто заявить во имя каких целей она ведет войну и на каких началах она готова заключить мир. Мы, со своей стороны, опубликовали старые захватные договоры, объявили их для себя недействительными и предложили мир на основах демократии. Французская буржуазия ответила на это предложение созданием министерства Клемансо, т.-е. правительства шовинизма и социальной реакции. Официальный французский социализм отвечает укорами и обвинениями – но не по адресу французской буржуазии, а по адресу русского пролетариата. «Священное единение» остается, таким образом, во всей своей силе и при министерстве Клемансо.
Не менее французской парламентской фракции стремимся мы ко всеобщему демократическому миру. Мы это доказали всей нашей борьбой. Но такой мир может быть сейчас достигнут только героическим натиском пролетариата каждой страны на свою национальную буржуазию. «Священное единение» исключает возможность такого натиска. Оно связывает пролетариат по рукам и по ногам и делает его безвольным орудием буржуазии.
Французскому народу мир необходим не меньше, чем народам других стран. Путь Клемансо не есть путь мира – это путь гибели французского народа. Пролетариат Франции не может не понимать этого. Пролетариат Франции, – мы в это твердо верим, – поднимет свой голос и потребует от правящей Франции участия в мирных переговорах. Кто не хочет сепаратного мира, тот не смеет отказываться от участия в переговорах, то есть от открытого предъявления своих условий мира.
Мирные переговоры открыты, Совет Народных Комиссаров будет в этих переговорах отстаивать интересы и принципы международного социализма. Революционный пролетариат Франции не останется в стороне. Против своей буржуазии, через голову официальных парламентских вождей, он поднимет свой голос – за немедленное приостановление бойни на всех фронтах и за честный демократический мир всех народов.
Народный Комиссар по иностранным делам Л. Троцкий.
«Известия» N 248, 10 декабря 1917 г.
Л. Троцкий. ДОКЛАД НА ЗАСЕДАНИИ ЦИК О ХОДЕ МИРНЫХ ПЕРЕГОВОРОВ (14 декабря)
Т. Троцкий долго не может начать своей речи, благодаря устроенной ему овации. Наконец, собрание успокаивается, и т. Троцкий приступает к своему докладу.
Коснувшись в общих чертах содержания ответа германской и союзных с нею делегаций, он напоминает собранию о том, что в прошлом году германский канцлер Бетман-Гольвег заявил, что основой мирных переговоров должна явиться карта войны. Мы, социалисты-интернационалисты, и тогда были глубоко убеждены, что в руках истории окажется не только одна эта карта, но и много других. Наши надежды оправдались. В настоящее время германская делегация и делегации всех союзных с Германией стран отказываются от мысли воспользоваться картой войны, и таким образом германский и союзный с ним империализм констатирует, что эта карта бита. Это сделалось, конечно, не вследствие какой-либо идеалистической эволюции в умах прусских генералов и германских юнкеров, владеющих властью в настоящее время. К фактору военных успехов и военных неудач, основываясь на которых германский империализм в прошлом году трубил победу, присоединились в настоящее время факторы хозяйственной разрухи, повального голода и возникающего на этой почве социального недовольства и социальной борьбы. И эти карты в исторической игре сыграли именно ту роль, которую мы им предсказывали. Они создали крах националистических ожиданий. Они усилили социалистическое влияние и на пролетариат, который в начале войны не мог еще преодолеть гибельного действия той националистической отравы, которую в его душу влила буржуазия при помощи имеющегося в ее руках аппарата прессы. Банкротство империализма – даже в чисто военном смысле, так как три с половиной года войны показали, что желанная для империалистов решительная победа не будет и не может быть достигнута – привело к тому, что революция в мировом масштабе углубляется с каждым днем и что в России она уже сделалась победоносной. Эти основные карты, карты внешней войны, с одной стороны, и карта внутренней борьбы – с другой, решат ту страшную игру, которую с таким преступным легкомыслием начала империалистическая буржуазия.
И именно германская буржуазия, которая является в своем хищничестве самым трезвым, самым реалистически мыслящим отрядом интернационального капитала, не могла не учесть слишком очевидного изменения соотношения действующих сил истории и сдала первую и самую прочную свою позицию. Она заявила, что готова освободить оккупированную Северную Францию, Бельгию, Румынию, Сербию, Польшу, Литву,
