чем друг на друга не похожие по внешнему виду, с враждебными надписями на плакатах, и, сталкиваясь, они пускали в ход кулаки, палки, даже огнестрельное оружие.
До Исполнительного комитета дошла неожиданная весть, что Корнилов выкатывает на Дворцовую площадь пушки. Самостоятельная инициатива командующего округом? Нет, характер и дальнейшая карьера Корнилова свидетельствуют, что храброго генерала всегда кто-нибудь водил за нос, – функция, которую на этот раз выполняли кадетские лидеры. Только в расчете на вмешательство Корнилова и чтобы сделать это вмешательство необходимым, они и вызвали свои массы на улицу. Один из молодых историков правильно отмечает, что попытка Корнилова стянуть военные училища на Дворцовую площадь совпала не с моментом действительной или мнимой необходимости защищать Мариинский дворец от враждебной толпы, а с моментом наивысшего подъема кадетской манифестации.
План Милюкова-Корнилова, однако, сорвался, и весьма позорно. Как ни просты были вожди Исполнительного комитета, но они не могли не понять, что дело идет об их головах. Еще до первых известий о кровавых столкновениях на Невском Исполком разослал во все воинские части Питера и окрестностей телеграфное распоряжение: не отправлять без предписания Совета ни одной части на улицы столицы. Теперь, когда намерения Корнилова вышли наружу. Исполком, вопреки всем своим торжественным декларациям, наложил обе руки на руль, не только потребовав от командующего немедленно отозвать войска, но и поручив Скобелеву и Филипповскому вернуть вышедшие войска обратно именем Совета. «Без зова Исполнительного комитета в эти тревожные дни не выходите на улицу с оружием в руках. Только Исполнительному комитету принадлежит право располагать вами». Отныне всякий приказ о выводе войск, помимо обычных нарядов, должен быть отдан на официальном документе Совета и скреплен подписью не менее чем двух уполномоченных на то лиц. Казалось, Совет недвусмысленно истолковывал этим действия Корнилова как попытку со стороны контрреволюции вызвать гражданскую войну. Но сводя своим приказом на нет командование округом. Исполком и не подумал сменить самого Корнилова: можно ли посягать на прерогативы власти? «Руки дрожат». Молодой режим был обложен фикциями, как больной – подушками и компрессами. С точки зрения соотношения сил поучительнее всего, однако, тот факт, что не только воинские части, но и офицерские училища, еще до получения приказа Чхеидзе, отказались выступить без санкции Совета. Непредвиденные кадетами неприятности, сыпавшиеся одна за другой, были неизбежными последствиями того, что русская буржуазия ко времени национальной революции оказалась антинациональным классом, – это можно было на короткий срок замаскировать двоевластием, но исправить это было нельзя.
Апрельский кризис, по видимости, собирался разыграться вничью. Исполнительному комитету удалось удержать массы на пороге двоевластия. Со своей стороны, благодарное правительство разъяснило, что под «гарантиями» и «санкциями» надлежит понимать международные трибуналы, ограничение вооружений и тому подобные превосходные вещи. Исполком поспешил ухватиться за эти терминологические уступки и 34 голосами против 19 признал вопрос исчерпанным. Для успокоения своих встревоженных рядов большинство провело еще такие постановления: усилить контроль над деятельностью Временного правительства; без предварительного осведомления Исполкома не должен издаваться ни один крупный политический акт; состав дипломатического представительства должен быть радикально изменен. Фактическое двоевластие было переведено на юридический язык конституции. Но ничто при этом не изменялось в природе вещей. Левое крыло не смогло добиться от соглашательского большинства даже отставки Милюкова. Все должно было остаться по-старому. Над Временным правительством возвышался гораздо более действительный контроль Антанты, на который Исполнительный комитет и не думал посягать.
Вечером 21-го Петроградский Совет подводил итоги. Церетели докладывал о новой победе мудрых руководителей, которая кладет конец всяким лжетолкованиям ноты 27 марта. Каменев от имени большевиков предлагал образование чисто советского правительства. Коллонтай, популярная революционерка, перешедшая во время войны от меньшевиков к большевикам, предлагала устроить народное голосование по районам Петрограда и окрестностей о желательности того или иного Временного правительства. Но эти предложения прошли почти мимо сознания Совета: вопрос казался улаженным. Огромным большинством, против 13 человек, была принята утешительная резолюция Исполкома. Правда, большинство депутатов-большевиков находились еще при своих заводах, на улицах, в демонстрациях. Но остается все же несомненным, что из основной толщи Совета не было никакого сдвига в сторону большевиков.
Совет предписал воздержаться на два дня от всяких уличных демонстраций. Постановление было принято единогласно. Ни у кого не было и тени сомнения в том, что все подчинятся решению. И действительно: рабочие, солдаты, буржуазная молодежь, Выборгская сторона и Невский проспект, никто не посмел ослушаться советского приказа. Успокоение было достигнуто без каких бы то ни было принудительных мер. Стоило Совету почувствовать себя хозяином положения, и он оказывался им на деле.
В редакции левых газет стекались тем временем многие десятки заводских и полковых резолюций с требованием немедленной отставки Милюкова, иногда и всего Временного правительства. Всколыхнулся не только Петроград. В Москве рабочие бросали станки, солдаты выходили из казарм, заполняя улицы бурными протестами. В Исполнительный комитет стекались в ближайшие дни телеграммы от десятков местных советов, против политики Милюкова, с обещанием полной поддержки Совету. Такие же голоса шли и с фронта. Но все должно было оставаться по-старому.
«В течение 21 апреля, – утверждал впоследствии Милюков, – настроение, благоприятное правительству, возобладало на улицах». Он имеет, очевидно, в виду улицы, которые ему пришлось наблюдать с балкона, после того как большинство рабочих и солдат вернулось к себе. На самом деле правительство оказалось совершенно обнаженным. Никакой серьезной силы за ним не было. Мы только что слышали об этом от Станкевича и самого князя Львова. Что же означали заверения Корнилова, будто у него достаточно сил, чтобы справиться с мятежниками? Ничего, кроме крайнего легкомыслия почтенного генерала. Оно достигнет расцвета в августе, когда заговорщик Корнилов двинет против Петрограда несуществующие войска. Дело в том, что Корнилов все еще пытался судить о воинских частях по командному составу. Офицерство в большинстве своем было, несомненно, с ним, т. е. готово было, под видом защиты Временного правительства, переломать ребра Совету. Солдаты стояли за Совет, будучи по настроению неизмеримо левее Совета. Но так как сам Совет стоял за Временное правительство, то выходило, что Корнилов мог на защиту Временного правительства вывести советских солдат, возглавляемых реакционными офицерами. Благодаря режиму двоевластия, все играли друг с другом в жмурки. Однако едва вожди Совета приказали войскам не покидать казарм, как Корнилов повис в воздухе вместе со всем Временным правительством.
И тем не менее правительство не свалилось. Массы, которые вели нападение, совершенно не были готовы довести его до конца. Соглашательские вожди могли поэтому еще попытаться вернуть февральский режим в исходное положение. Забыв или желая заставить забыть других, что Исполком оказался вынужден открыто и против «законных» властей наложить руку на армию, «Известия» Совета жаловались 22 апреля: «Советы не стремились к захвату власти в свои руки. Между тем на многих знаменах сторонников Совета были надписи, требовавшие свержения правительства и перехода всей власти к Совету…» Разве не возмутительно, в самом деле, что рабочие и солдаты хотели соблазнить соглашателей властью, т. е. всерьез считали этих господ способными сделать из власти революционное употребление? Нет, власти эсеры и меньшевики не хотели. Большевистская резолюция о переходе власти к советам собрала в Петроградском Совете, как мы видели, ничтожное число голосов. В Москве резолюция недоверия Временному правительству, внесенная большевиками 22 апреля, собрала из многих сотен 74 голоса. Правда, Гельсингфорсский Совет, несмотря на преобладание в нем эсеров и меньшевиков, вынес в этот самый день исключительно для того времени смелую резолюцию, предлагая Петроградскому Совету свою вооруженную помощь для устранения «империалистского Временного правительства». Но эта резолюция, принятая под прямым давлением военных моряков, представляла исключение. В подавляющем своем большинстве советское представительство столь близких вчера к восстанию против Временного правительства масс оставалось полностью на почве двоевластия. Что это значит?
Бьющее в глаза противоречие между решительностью массового наступления и половинчатостью его политического отражения не случайно. Угнетенные массы в революционную эпоху легче и скорее вовлекаются в прямое действие, чем научаются давать своим желаниям и требованиям оформленное выражение через собственное представительство. Чем абстрактнее система представительства, тем более последнее отстает от ритма событий, определяемого действиями масс. Советское представительство, наименее абстрактное из всех, имеет в условиях революции неизмеримые преимущества: достаточно напомнить, что демократические думы, выбранные на основании внутренних правил 17 апреля, ничем и никем не стесненные, оказались совершенно бессильны конкурировать с советами. Но при всех преимуществах своей органической связи с заводами и полками, т. е. с действующими массами, советы все же являются представительством и, следовательно, не свободны от условностей и искажений парламентаризма. Противоречие представительства, даже советского, состоит в том, что оно, с одной стороны, необходимо для действия масс, а с другой, легко становится для него консервативной помехой. Практический выход из противоречия состоит каждый раз в обновлении представительства. Но эта операция, отнюдь не столь простая, является, особенно в революции, выводом из прямого действия и потому отстает от него. Во всяком случае, на другой день после апрельского полу восстания, вернее сказать, четверть восстания – полувосстание произойдет в июле, – в Совете заседали еще те же депутаты, что и накануне, и, попав снова в обычную обстановку, голосовали за предложения обычных руководителей.
Но это ни в каком случае не значит, что апрельская буря прошла бесследно для Совета, для всей февральской системы, а тем более – для самих масс. Грандиозное вмешательство рабочих и солдат в политические события, хоть и не доведенное до конца, изменяет политическую обстановку, дает толчок общему движению революции, ускоряет неизбежные перегруппировки и вынуждает комнатных и закулисных политиков забыть о своих вчерашних планах и приспособить свои действия к новой обстановке.
После того как соглашатели ликвидировали вспышку гражданской войны, воображая, что все возвращается на старые позиции, правительственный кризис только открылся. Либералы не хотели больше править без прямого участия социалистов в правительстве. Социалисты, вынужденные логикой двоевластия пойти навстречу этому условию, потребовали, с своей стороны, демонстративной ликвидации дарданелльской программы, что неотвратимо привело к ликвидации Милюкова. 2 мая Милюков оказался вынужден покинуть ряды правительства. Лозунг демонстрации 20 апреля осуществился, таким образом, с запозданием на 12 дней и против воли советских вождей.
Но проволочки и оттяжки лишь ярче подчеркнули бессилие правящих. Милюков, собиравшийся произвести при помощи своего генерала крутой перелом в соотношении сил, выскочил из правительства с шумом, как пробка. Генерал-рубака оказался вынужден просить отставку. Министры совсем не походили больше на именинников. Правительство умоляло Совет согласиться на коалицию. Все это потому, что массы нажали на длинный конец рычага.
Это не значит, однако, что соглашательские партии стали ближе к рабочим и солдатам. Наоборот, апрельские события, показавшие, какие неожиданности таятся в массах, толкнули демократических вождей
