и движениях не изменилось. Как было все разрозненно, так и осталось.
Попытка Троцкого создать Августовский блок стала первой и последней его практической инициативой по восстановлению единства российского социал демократического движения. Раскол этого движения, крайняя слабость входивших в него групп и течений, их фактическая замкнутость, несмотря на то что каждая из них провозглашала свои связи с пролетариатом и низшими слоями крестьянства, упорное нежелание поступиться собственными догмами предопределили, по существу дела, предрешенную с самого начала неудачу Троцкого. Эта неудача была тем более предопределена, что Троцкий пытался добиться единства только изначально и формально, путем нахождения точек соприкосновения между группами. По существу же он видел себя единоличным лидером Августовского блока, единственным носителем «правильных» теоретических взглядов и политического курса. Свойственный Троцкому авторитаристский характер мышления и поведения был в Августовском блоке невозможен. Более того, провал затеи Троцкого предопределил постепенное возрастание влияния большевистской фракции, которая после Пражской конференции, объявившей об «исключении» из партии ликвидаторов, все более формировалась в самостоятельную социал демократическую партию.
Много лет спустя Троцкий пытался подвести политическую базу под провал Августовского блока: «Политической базы у этого блока не было, по всем основным вопросам я расходился с меньшевиками. Борьба с ними возобновилась на второй же день после конференции. Острые конфликты вырастали повседневно из глубокой противоположности двух тенденций: социально революционной и демократически реформистской», Мартову и Аксельроду была свойственна «совершенно неподдельная ненависть ко мне» [689] . Последнее, впрочем, уж точно не соответствовало действительности, по крайней мере в том контексте и формате, который существовал в то время. Скорее был прав Луначарский, писавший, что «Троцкому очень плохо удавалась организация не только партии, но хотя бы небольшой группы. Никаких прямых сторонников у него никогда не было, если он импонировал в партии, то исключительно своей личностью… Огромная властность и какое то неумение или нежелание быть сколько нибудь ласковым и внимательным к людям» обрекали Троцкого на одиночество [690] .
В результате в 1912 – 1913 гг. существовал своеобразный, крайне неустойчивый блок Троцкого с меньшевиками, в котором обе стороны смотрели друг на друга с величайшим подозрением и недоверием. Мартов писал: «Сила вещей заставила Троцкого идти меньшевистским путем вопреки его надуманным планам о каком то «синтезе» между историческим меньшевизмом и историческим большевизмом. Благодаря этому… он не только пошел в лагерь «ликвидаторского блока», но и вынужден [был] занимать в нем самую «драчливую» позицию по отношению к Ленину» [691] . Сам же Троцкий отлично сознавал неизбежную временность своего блока с меньшевиками, к которым относился свысока, и не скрывал этого. Он писал Мартынову в 1912 г.: «Меньшевики – вообще самая ужасная раса» [692] .
В конце февраля 1913 г. Департамент полиции России на основе поступавших ему донесений агентов крайне неточно с фактической точки зрения и путая характер внутрипартийной борьбы и расстановку сил, в целом верно подметил тенденцию: «Троцкисты [693] окончательно примкнули к ликвидаторам, своей литературы более не издают и издававшуюся в Вене газету «Правда» – орган Троцкого – закрыли. Но, ссылаясь на то, что из группы «троцкистов» наиболее жизненные элементы начали также принимать участие в петербургской газете «Правда», ленинцы указывают, что наиболее действенным средством к сплочению троцкистов с ленинцами могла бы стать последовательная защита ленинцами своей партийной линии, каковая в конечном результате могла бы дать уже фактическое сплочение обеих групп» [694] .
Троцкий продолжал выдвигать лозунг единства социал демократического движения в России, но никаких новых реальных усилий в этом направлении не предпринимал. Своеобразный итог его деятельности был подведен Департаментом полиции в 1909 г. в справке о Троцком: «В настоящее время Бронштейн состоит редактором газеты «Правда» – органа Украинского союза «Спiлка» РСДРП, проживает в Вене» [695] . Про Августовский блок Департамент полиции даже не упоминал.
Подлинным финалом Августовского блока было решение состоявшегося в феврале 1914 г. съезда СДЛК, обладавшей в рамках РСДРП правом самостоятельной деятельности в пределах своего края, об отзыве из блока своих представителей по той причине, что блок не отмежевался от ликвидаторов. Это решение стало результатом того, что на съезде СДЛК возобладали большевистски ориентированные делегаты [696] . Ленин по этому поводу выражал злобное удовлетворение, оценивая выход латышей как «смертельный удар» по блоку, добавляя, что и сам Троцкий фактически «откололся» от Августовского блока [697] .
3. Ленин и Троцкий: взлет враждебности
В 1911 – 1914 гг. против венской «Правды» и ее редактора развернулась бурная враждебная кампания со стороны большевиков ленинцев, связанная с тем, что окончилась неудачей их попытка взять газету в свои руки. Собственно говоря, Ленин отрицательно относился к Троцкому еще с 1903 г., с того времени, как они вначале разошлись, а затем и крупно поссорились и открыто разругались по вопросу о партийном организационном уставе. Правда, в 1905 – 1907 гг. его отношение несколько смягчилось в связи с ролью Троцкого в революции и его смелым поведением в Петербургском Совете рабочих депутатов. Ленин позволял себе отдельные сдержанно положительные оценки Троцкого и даже цитировал его [698] . Ленин, однако, затаил против Троцкого глухое раздражение, которое могло прорваться наружу в любой благоприятный для этого момент и вылиться в неприкрытую ненависть. Н. Валентинов (Вольский) [699] , которому довелось побывать и в рядах большевиков, и в меньшевистской организации, вспоминал, что Ленин сравнивал Троцкого с крайне отрицательными литературными персонажами – с щедринским Балалайкиным (из сатирической повести «Современная идиллия» – это сравнение проскальзывало и в печати), с тургеневским Ворошиловым (из повести «Дым»). На слова Валентинова, что Троцкий – хороший оратор, Ленин ответил, что, мол, все Ворошиловы и Балалайкины ораторы. «В эту категорию входят недоучившиеся краснобаи семинаристы, болтающие о марксизме приват доценты и паскудничающие адвокаты. У Троцкого есть частица от всех этих категорий» [700] . Оценка эта относила Троцкого к тем интеллигентам, к которым Ленин испытывал чувство крайней недоброжелательности. Позже в ряде писем Ленина со всевозможными злобными и презрительными эпитетами вспоминалась «драка» с Троцким 1904 г.
Теперь, однако, положение было качественно иным. Ленин готовил, а затем организовал в январе 1912 г. в Праге «партийную» конференцию, конференцию большевистской фракции, которая на самом деле явилась важным шагом на пути будущего превращения большевиков в совершенно самостоятельную политическую партию.
Неудивительно, что он увидел в это время в деятельности Троцкого, направленной на восстановление единства, главного своего врага. Это было время, когда недоброжелательность, раздраженность Ленина по отношению к Троцкому приобрела характер открытой, неприкрытой ненависти, что подтверждается многочисленными документами. Из них видно, что обычно любивший употреблять в своих публикациях и выступлениях вульгаризмы, ругательства, явные непристойности, ставившие целью втоптать в грязь своих оппонентов [701] , Ленин в полемике с Троцким в этом смысле просто превзошел себя.
С весны 1909 г. атаки Ленина на Троцкого возобновились и в следующие месяцы и годы становились все более исполненными подлинной, нескрываемой ненависти. Атаки начались с теории, если догматические рассуждения можно причислить к таковой. В статье «Цель борьбы пролетариата в нашей революции» (март – апрель 1909 г., газета «Социал демократ») Ленин нападал на концепцию перманентной революции. Он утверждал, что основная ошибка Троцкого состоит в игнорировании буржуазного характера революции, «отсутствии ясной мысли по вопросу о переходе от этой революции к революции социалистической». Далее Ленин упрекал Троцкого в том, чего тот и в помине не имел в виду. Троцкий будто бы предполагал, что одна из существующих буржуазных партий овладевает крестьянством либо крестьянство создает собственную «могучую» партию. Из этой нелепой предпосылки, ибо никак иначе фиктивное утверждение Ленина назвать невозможно, большевистский лидер делал вывод, что у Троцкого имеет место смешение вопроса о классах с вопросом о партиях. Неверным считалось и заявление Троцкого о том, кто даст содержание правительственной политике, кто сплотит революционное правительственное большинство. Не замечая, что у Троцкого таковым был назван пролетариат (для Ленина это было очень невыгодно), в статье поучительно проповедовалась тривиальная истина, что вопрос о диктатуре революционных классов не сводится к борьбе в революционном правительстве [702] .
Несколько позже в том же году конфликт распространился на отношение к партийной школе, которую в Болонье организовали большевики примиренцы, а также меньшевики, причисляемые Лениным к «ликвидаторам». Ленин называл эту школу «мнимопартийной» и ехидничал: «Кстати, пусть Троцкий теперь… решит – не пора ли ему вспомнить свое обещание поехать преподавать в NN скую «школу»… Пожалуй, сейчас самая пора явиться на «поле брани» с пальмовой ветвью мира и сосудом «нефракционного» елея в руках» [703] .
«Пальмовую ветвь мира» стремился держать в своих руках не только Троцкий. Сходную миссию пытался взять на себя М. Горький, мечтавший организовать на своей вилле на острове Капри «примирительную» встречу Ленина, Богданова и Троцкого, которого он также собирался вместе с Лениным, Луначарским и Богдановым привлечь к участию в планируемых им сборниках по литературной критике, социальной философии и т. п. «Троцкий может дать ряд памфлетов», – писал Горький директору распорядителю издательства «Знание» К.П. Пятницкому в январе 1908 г. Горький полагал, в частности, что Троцкий может написать памфлет о Милюкове по тому типу, как он в свое время написал памфлет о Струве. Мысль о созыве «маленького литературного съезда», в котором участвовали бы Богданов, Базаров и Луначарский, Горького не оставляла в течение сравнительно длительного времени. «Думаем о Троцком», – писал он вскоре издателю И.П. Ладыжникову. И еще через несколько дней тому же Ладыжникову ставился вопрос: «Не известен ли Вам адрес Троцкого?» [704] На «примирительный съезд» на Капри Троцкий, однако, так и не приехал, считая эту затею непродуктивной. В результате горьковская попытка примирения успеха не имела.
Тем не менее Троцкий всячески пытался наладить добрые отношения с Горьким. Он посылал ему вышедшие номера своей «Правды». Он поддержал инициативу Богданова о подготовке статьи о партийной школе для «Правды» самим Горьким и в письме от 9 июня 1909 г. в не очень свойственном ему уважительном тоне спрашивал писателя: «Можно ли на это надеяться?» Впрочем, автор письма тут же сбивался на несколько поучительный тон: «Такая статья была бы столько же в интересах «Правды», сколько и в интересах школы, – ибо «Правда» весьма читается рабочими, несравненно более, чем все другие партийные газеты… Партийная жизнь наша вообще передвигается из интеллигентского бельэтажа в пролетарский подвал. Это теперь все констатируют, а выводов отсюда не делают, не хотят или не умеют. Сейчас рабочая газета, как и рабочая школа, выдвигаются на первый план… Между тем официальные партийные сферы под гримасой официального сочувствия прячут добрую долю своего недоброжелательства или, в лучшем случае, безучастия по отношению к «Правде».
Открывая свои мысли Горькому, Троцкий
