как бы отделял весьма авторитетного писателя от официальной партийности и пытался приблизить его к себе: «Думается, что «Правда» – сейчас дело необходимое и что поэтому она вправе требовать к себе внимания и сочувствия. Поручаю ее и Вашей благосклонности, Алексей Максимович!» [705]
Что же касается школы в Болонье, то на приглашение поехать туда Троцкий откликнулся положительно. Правда, в первой партшколе, организованной Горьким на острове Капри, где тот проживал, Троцкий не участвовал. Школа была создана писателем в 1909 г. совместно с Богдановым и Луначарским. Деятельность ее резко и грубо критиковал Ленин. Серьезной ошибкой не только Горького, но и всей «каприйской школы», по мнению большевистского лидера, стали идеи «богостроительства», в котором социализм превращался в новую религию. Народ в такой концепции становился и новым божеством, и богостроителем. В июне 1909 г. совещание расширенной редакции газеты «Пролетарий» по настоянию Ленина приняло решение о партийной школе на Капри, подчеркивая, что она отражает «групповые идейно политические цели», и исключило Богданова из партии. В этом конфликте проявились скорее не идейные, а личностные противоречия между Лениным и Богдановым. Если бы Троцкий поехал на Капри, ленинский гнев умножился бы в еще большей мере.
К этому времени ситуация в социал демократических верхах была такова, что требовалась изрядная дипломатичность даже в характере и тексте приглашения. Связано это было, в частности, с тем, что Троцкий серьезно отнесся к слухам, распространявшимся в эмигрантской среде, что социал демократические школы организуются на средства, полученные от грабительских «эксов», по поводу чего Богданов писал позже, в октябре 1910 г.: «Мы полагаем, что Троцкий говорит глупости. Ну, какое нам дело до событий, которые имели место до возникновения нашей группы [«Вперед»], и тогда, когда уже была школа, с публичным, можно сказать, курсом лекций и всем известной программой?» [706] Богданов был в этом вопросе явно менее щепетилен, чем Троцкий [707] .
Проект письма Троцкому составил Горький, но предварительно послал его на консультацию Богданову. В своем ответе в апреле 1909 г. Богданов писал: «Опасен был бы приезд Троцкого раньше других лекторов, а в Вашем письме есть место, к[оторо]е может дать ему повод для этого; и он может нарочно им воспользоваться, чтобы приехать, разведать… Поэтому возвращаю пока и Ваше письмо к Тр[оцкому], чтобы немного изменить соответствующее место в конце; в остальном письмо подходит, ибо полемическую переписку с Тр[оцким] заводить незачем».
Умеренные большевики явно опасались и напора Троцкого, и реакции на него Ленина. От Ленина за «приезд» Троцкого могло очень даже влететь. В конце концов решили, что Троцкого пригласит в школу на Капри Богданов. Но ответ Троцкого Богданова не удовлетворил, ибо Троцкий смотрел на школу как на «кружок высшего типа», а не как на творческую лабораторию. В то же время Троцкий считал целесообразным объединить усилия своей газеты и Каприйской школы [708] .
В обширном письме Алексинскому, который был одним из инициаторов создания партшколы, Троцкий 20 июня 1909 г. более подробно высказывал свои сомнения. Касаясь педагогических задач, он полагал, что краеугольным вопросом является следующее: «Что хочет она дать ученикам рабочим: известную сумму фактических и теоретических познаний или метод?» Следуя своей непререкаемо резкой и в то же время аргументированной манере полемики, он утверждал: «Фатальной ошибкой было бы задаться целью напитать учеников как можно большей суммой социалистических знаний. За три – за четыре месяца какие то особенные познания можно преподать или усвоить? Самое же опасное в таких случаях – содействовать образованию самодовольных полузнаек. Отвратительная фигура – все равно: интеллигент или рабочий!.. Дайте рабочему метод – знание он найдет на полке».
Троцкий настаивал на том, чтобы школа содействовала преодолению раскола социал демократического движения в России. В письмах Инициативной группе, а затем Исполнительной комиссии Каприйской школы Троцкий вновь и вновь подчеркивал необходимость «сбросить с себя раз и навсегда ветхого Адама «истинно большевистского» и всякого иного интеллигентского сектантства». Он не возражал против приезда на Капри для выступлений в школе, но лишь в том случае, если будет учтена его критика [709] .
Ко времени создания второй партшколы в Болонье взаимоотношения между Горьким и Богдановым испортились (это было одной из причин образования Болонской школы без участия Горького). В документации Алексинского сохранилась следующая выписка из письма Горького Богданову: «Я очень ценю Ваши теоретические работы и считаю себя сторонником Ваших взглядов, но не могу хорошо относиться к Вам, как к человеку, ибо Вы сначала к своей сестре относились отрицательно, а потом, когда произошел инцидент между Вашей сестрою и моей женою, Вы встали на сторону своей сестры, изменив на нее свой первоначальный взгляд» [710] .
Так что на писателя, который вроде должен был стоять выше примитивных земных дел, решительным образом повлияла дамская склока – ссора между сестрой Богданова, являвшейся женой Луначарского, Анной Александровной Луначарской, и гражданской женой Горького Марией Федоровной Андреевой.
Невзирая на ленинские выпады и весьма осторожное поведение организаторов Болонской школы, Троцкий действительно поехал летом 1911 г. в Болонью, где при благосклонном содействии Горького, подыгрывавшего и нашим и вашим, прочитал несколько лекций [711] . Правда, скорее это была прогулочная поездка, позволившая Троцкому в какой то степени отвлечься от текущих дел, развеяться, познакомиться с прекрасным итальянским средневековым городом, художественными памятниками этого центра провинции Эмилия Романья, где он провел около месяца.
Вторая, переведенная с Капри социал демократическая рабочая школа открылась в Болонье 8 (21) ноября 1910 г. К этому времени из России приехали 17 слушателей, которым начали преподавать 4 лектора (А.А. Богданов, А.В. Луначарский, М.Н. Лядов и М.А. Савельев), затем к ним присоединились Г.А. Алексинский и М.Н. Покровский. Позже других появился Троцкий. Несколько его лекций были посвящены истории рабочего движения и социализма на Западе [712] . Луначарский вспоминал, что Троцкий блестяще читал лекции и оставил самое лучшее впечатление у слушателей, которые тепло к нему отнеслись [713] . Луначарский рассказывал, что Троцкий внес большое оживление в работу школы, что он был «необыкновенно весел, блестящ, чрезвычайно лоялен по отношению к нам и оставил по себе самые лучшие впечатления», что он был одним из самых «сильных работников этой нашей второй школы» [714] .
Ленин на приглашение ответил отказом [715] , вполне естественным, имея в виду его отношение к пропагандистским начинаниям, на которые он не оказывал решающего воздействия.
Может быть, именно из за этого успешного выступления Троцкого в школе, в которую в результате не приехал Ленин, в январе 1911 г. он в предельно возбужденном состоянии начал писать, но так и не завершил статью, которую собирался назвать «О краске стыда у Иудушки Троцкого». Этот текст был настолько грубым, беспочвенным, написанным в состоянии аффекта, почти явной истерии, часто свойственной психически неустойчивым политическим деятелям, что, слегка поостыв, Ильич забросил свой черновик, который в то время так и не был опубликован. Он сохранился, однако, в архиве и был в 1932 г. предан гласности услужливыми холопами Сталина как раз в годовщину смерти Ленина [716] , хотя текст этот скорее компрометировал Ленина, а не Троцкого [717] . Приведем его полностью: «Иудушка Троцкий распинался на пленуме против ликвидаторства и отзовизма. Клялся и божился, что он партиен. Получал субсидию. После пленума ослабел ЦК, усилились впередовцы – обзавелись деньгами. Укрепились ликвидаторы, плевавшие в «Нашей заре» перед Столыпиным в лицо нелегальной партии. Иудушка удалил из «Правды» представителя ЦК и стал писать в «Vorwärts» ликвидаторские статьи. Вопреки комиссии, которая постановила, что ни один партийный лектор не должен ехать во фракционную школу впередовцев [718] , Иудушка Троцкий туда поехал и обсуждал план конференции с впередовцами. План этот определен теперь группой «Вперед» в листке. И сей Иудушка бьет себя в грудь и кричит о своей партийности, уверяя, что он отнюдь перед впередовцами и ликвидаторами не пресмыкался. Такова краска стыда у Иудушки Троцкого» [719] .
Казалось, что после такого текста, хотя тогда и не опубликованного, Ленин никогда уже не сможет взглянуть в глаза Троцкому, тем более пожать ему руку. В доброе старое время после такого заявления должен был бы последовать вызов на дуэль. Но большевистская мораль была относительна и вне подобных «буржуазных предрассудков». Такой же постепенно становилась и этика Троцкого как политического деятеля. Пройдет немногим более шести лет, и Ленин встретится с Троцким в высшем руководстве одной партии, в одном правительстве в качестве единомышленников и практически ближайших сотрудников в деле установления тоталитарной системы в России. Прошлое им не будет мешать сотрудничать в настоящем.
Пока же Ленин продолжал свои нападки на Троцкого, чуть менее накаленные, нежели в тексте об «Иудушке», но не менее враждебные. На протяжении всего 1911 г. он буквально бомбардировал партийные органы и прессу, социал демократических деятелей, причем не только большевиков, но и меньшевиков своими письмами, статьями, заявлениями, в которых стремился убедить их в опасности Троцкого и троцкизма.
Ленину крайне не нравились манеры Троцкого, его, как он полагал, вождистские замашки, его «надутые фразы» о РСДРП. Ленин пытался убедить не только большевистские группы, но и некоторые меньшевистские организации, которые не пошли за ликвидаторами, а сплачивались вокруг Плеханова, что Троцкий стремится «сделать карьеру на дешевенькой проповеди «соглашения» – со всеми, с кем угодно, вплоть до г. Потресова и отзовистов». При этом, как утверждал Ленин, Троцкий хранит полное молчание о политических условиях этого соглашения. Эта линия определялась как проповедь предстоявшей безусловной капитуляции перед «строителями столыпинской рабочей партии» [720] .
Выражение «столыпинская рабочая партия» настолько понравилось большевистскому лидеру, что он перенес его в заголовок статьи, опубликованной в сентябре 1911 г., вскоре после смерти Столыпина, в газете «Социал демократ». В статье говорилось, что «Троцкий и подобные ему «троцкисты и соглашатели» вреднее всякого ликвидатора, ибо убежденные ликвидаторы прямо излагают свои взгляды, и рабочим легко разобрать их ошибочность, а гг. Троцкие обманывают рабочих, прикрывают зло, делают невозможным разоблачение его и излечение от него» [721] .
Оказывалось, таким образом, что Ленин весьма опасался, как бы «троцкистские» идеи восстановления единства РСДРП не получили, чего доброго, популярности в рабочей среде. Именно левизна позиций Троцкого, кажущаяся схожесть многих его установок с большевистскими и в то же время отказ от свойственной большевикам фракционной замкнутости представлялись Ленину особенно опасными. Это была как раз та самая сектантская псевдологика предельной замкнутости, которую почти через два десятка лет заимствует ленинский наследник Сталин в своих заявлениях о том, что наибольшую опасность для революционного рабочего движения представляют не правые, а именно левые социал демократические круги.
Примерно через месяц Ленин, без всяких к тому оснований, заявил, что Троцкий создал собственную
