совершили ошибку, поддержав свои правительства в войне, Мартов считал, что брать курс на создание нового Интернационала не следует, что он превратится в секту, ибо рабочий класс охвачен патриотическим порывом. Необходима длительная и трудоемкая работа по «излечиванию» рабочих от провоенных настроений, полагал он. В нескольких письмах Луначарскому, Мануильскому, Антонову Овсеенко Троцкий жаловался, что Мартов, скорее всего, «порвет с нами» и тогда меньшевики подвергнут парижскую газету бойкоту [895] . Мартов стремился найти свой путь, но достичь адекватного решения, оставаясь до конца честным перед собой, было крайне трудно или даже невозможно. Это и было причиной его вечных колебаний [896] .
Издание «Голоса» продолжалось недолго. В январе 1915 г. французские власти закрыли газету на 108 м номере, явно по рекомендации российских представителей в Париже. Эмигранты, однако, тотчас предприняли выпуск нового периодического органа «Наше слово» (газета начала выходить 29 января), в котором с 1 го номера активно участвовал Троцкий. Он быстро превратился в одного из основных авторов, а постепенно и в фактического руководителя газеты, которая являлась, по существу дела, продолжением «Голоса». Издавалась она в основном тем же коллективом редакторов и более или менее постоянных авторов. Неизменным помощником Троцкого в «Нашем слове» в качестве технического руководителя стал Антонов Овсеенко.
Газета выходила на двух, иногда на четырех полосах. Приходилось преодолевать ожесточенное сопротивление французской цензуры, которая вычеркивала неугодные ей места. В результате газета постоянно появлялась с большими белыми пятнами, иногда охватывавшими значительную часть страницы. «Редакция такой газеты, как «Наше слово», в эмигрантских условиях гораздо менее свободна в направлении деятельности газеты, чем можно было бы думать» [897] , – разочарованно писал он Урицкому. Главным врагом газеты Троцкий считал посольство царской России. Там добросовестно переводили на французский язык наиболее неугодные статьи и посылали их с соответствующими комментариями в министерство иностранных дел и военное министерство Франции. Оттуда, в свою очередь, давали жесткие указания военному цензору Шалю, который «свои колебания всегда разрешал в том смысле, что лучше вычеркнуть, чем оставить» [898] .
Расписание Троцкого в тот период было следующим: он обычно засиживался дома за письменным столом примерно до трех часов ночи, наутро провожал в школу младшего сына Сережу, а затем отправлялся в цензуру с нелегкой миссией отстаивать поставленные под сомнение материалы газеты [899] . «Дипломатические» функции переговоров с цензором брал на себя, как правило, именно Троцкий, который не только оттачивал в этих беседах силу своей аргументации и демагогии, но и начинал формировать определенное искусство ведения толерантных бесед с политическими противниками. Иногда цензор приглашал на беседу с Троцким представителей министерства иностранных дел [900] .
13 февраля 1915 г. Троцкий опубликовал в «Нашем слове» свое заявление в форме ответа меньшевику Ларину, который перед этим неосторожно назвал Троцкого, наряду с Плехановым и Аксельродом, лидером меньшевизма. Троцкий изложил историю своих разногласий с меньшевиками, сообщил, что еще за два года до этого он отказался сотрудничать в меньшевистских газетах и выступать от имени меньшевиков на форумах 2 го Интернационала, что он отказался также от соблазнительного предложения представлять меньшевиков на запланированной в Лондоне конференции социалистов стран Антанты.
Продолжением воинственного дебюта в «Нашем слове» была статья, написанная в форме «некролога по живому другу» [901] . Она была посвящена Парвусу, который сыграл столь значительную роль в становлении Троцкого как самостоятельно мыслившего политического деятеля. К этому времени Парвус, развернувший активную коммерческую деятельность в Турции и на Балканах, стал еще более богатым человеком, упивавшимся жизненной роскошью. Он не отказался от социалистической идеологии, но ухитрялся одновременно поддерживать и правившие круги Германии, причем даже активнее и эффективнее, чем это делало официальное руководство германской социал демократии. Позицию свою Парвус обосновывал тем, что успехи германского милитаризма, по его мнению, станут катализатором мировой революции. Он обратил внимание на фактическое совпадение германских интересов в мировой войне с целями крайних российских революционеров (прежде всего большевиков). В тот момент Парвус еще не был советником правительства кайзера по российским делам и посредником в передаче немецких денег на нужды русской революции (с этой целью он вскоре создаст в Копенгагене полуфиктивный Институт по изучению последствий мировой войны). Но взгляды и перспективы деятельности Парвуса Троцкому стали ясны, и он их решительно осудил. Когда же Парвус создал свой институт, о котором стали ходить самые разнообразные слухи, а самого Парвуса обвинили в том, что он стал германским агентом, Троцкий счел целесообразным, с одной стороны, предостеречь социалистов против контактов с этим учреждением и, с другой, обратился в редакцию «Юманите» – центрального печатного органа Французской социалистической партии – с письмом, разъясняющим, что он считает Парвуса социал патриотом, но не предателем [902] .
Парвус пытался обелить себя, для чего написал письмо в «Наше слово». Мартов высказался за публикацию письма. Троцкий – против [903] . Контакты с Парвусом могли бы укрепить финансовое положение газеты, которое осенью 1915 г. стало прямо таки критическим. Троцкий даже сообщил Луначарскому, что стоит вопрос о прекращении ее издания, что не хватает денег даже на бумагу [904] . При помощи займов удалось, однако, выкрутиться. Но с Парвусом с этого времени Троцкий какие бы то ни было контакты прекратил. Как сказано было в «некрологе» Троцкого, его старый друг Парвус, к сожалению, умер, а вместо него на свет появился какой то самозванец, использующий его имя.
Серьезное значение имела обширная статья Троцкого «Нация и хозяйство» [905] , в которой автор пытался сформулировать свою позицию по вопросу о противоречиях между принципом национального самоопределения и задачами эффективного развития экономики на межнациональной основе. Капитализм, по мнению Троцкого, втискивал нацию и экономику в рамки государства, создавая могущественные образования, которые в течение целой эпохи служили «ареной развития как нации, так и государства». Но нации и экономики пришли в непримиримые противоречия с государствами и друг с другом. «Место замкнутого национального государства должна будет неизбежно занять широкая демократическая федерация передовых государств на основе устранения всяких таможенных перегородок. Национальная общность, вытекающая из потребностей культурного развития, не только не будет этим уничтожена, наоборот, только на основе республиканской федерации передовых стран она сможет найти свое полное завершение».
Троцкий дополнял требование права наций на самоопределение еще и требованием демократической федерации всех передовых наций, имея в виду создание Соединенных Штатов Европы.
Лозунг Соединенных Штатов Европы, выдвинутый Троцким во время мировой войны, пропагандировался им в ряде статей. Он встретил ожесточенное противодействие Ленина, который считал этот лозунг утопическим и неприемлемым для революционной социал демократии [906] . Троцкий, однако, упорно настаивал на правильности, своевременности и достижимости поставленной цели, имея в виду, разумеется, перманентный характер назревавшей международной революции. Через полгода в «Нашем слове» появилась его статья «Их перспективы» [907] , в которой доказывалось, что война чрезвычайно облегчила социально экономическое объединение всех европейских государств, и утверждалось, что «эпоха национальных государств завершена».
После прихода к власти большевиков Троцкий, сам ставший одним из ведущих большевиков и ближайшим соратником Ленина, продолжал отстаивать свое детище – Соединенные Штаты Европы, с чем Ленин вынужден был молчаливо смириться, фактически признав правоту своего бывшего противника, хотя никогда не отказывался от критической статьи, направленной против этой идеи. Уже после смерти Ленина, находясь в оппозиции, Троцкий выпустил брошюру, в основном посвященную обоснованию возможности образования социалистических Соединенных Штатов Европы в некой перспективе, хотя условия и возможности осуществления европейской социалистической революции благоразумно перемещались на задний план [908] . Если какие то долговременные прогнозы Троцкого когда то сбывались, прогноз создания Соединенных Штатов Европы, или объединенной Европы, разумеется не на утопически социалистических началах, а на «капиталистических», оказался наиболее жизненным и реальным почти через столетие после того, как этот воспринимавшийся утопическим план был выдвинут. Современное европейское экономическое и политическое сообщество в совершенно иных, нежели пророчил Троцкий, формах, на базе регулируемых государством рыночных отношений – это и есть на практике осуществленные Соединенные Штаты Европы.
Именно планы экономической и политической интеграции Европейского континента служили стимулом повышенного интереса Троцкого к национальным движениям, прежде всего в пределах Российской империи. В этом смысле представляли интерес его связи с украинскими национальными организациями, в частности выступавшими за автономию Украины в составе будущей Российской республики. Троцкий переписывался со Львом Юркевичем (псевдоним Л. Рыбалка), деятелем Революционной украинской партии, а затем Украинской социал демократической рабочей партии, автором ряда брошюр и многих ярких статей по национальному вопросу, которые печатались, в частности, в выходившем в Киеве в 1913 – 1914 гг. журнале «Дзвiн» (Звон»), а затем в газете «Боротьба» («Борьба»), издававшейся в Лозанне.
Троцкий и Юркевич были солидарны в морально политическом осуждении Союза освобождения Украины, который был образован в 1914 г. во Львове украинскими эмигрантами в Германии и Австро Венгрии А. Скорописом Йолтуховским, В. Дорошенко и Д. Донцовым и который ориентировался на достижение национальной независимости Украины, опираясь на штыки и значительные денежные субсидии Центральных держав. В мае 1915 г. Троцкий писал Юркевичу о готовности оказать ему содействие в выявлении истинной физиономии Союза освобождения Украины, хотя и полагал, что устройство третейского суда над этой организацией, как «агентурой австрийского Генерального штаба», нецелесообразно, пока это обвинение не будет убедительно доказано. Еще в одном письме Юркевичу от 15 июля того же года Троцкий одобрял посланные его корреспондентом статьи в «Наше слово», но выражал беспокойство по поводу одного момента – «спекуляции на поражении России». Эта точка зрения, считал он, сближавшая Юркевича с Лениным, отдаляла его от «Нашего слова», где «все мы, несмотря на известные отделяющие нас оттенки, все принципиально отвергаем возможность вырвать вопрос о победе или поражении России из общей мировой связи». Тем более Троцкому было непонятно враждебное отношение Ленина к газете Юркевича «Боротьба» («Борьба») [909] . Эта непонятливость вызывает удивление, ибо Юркевич, как и Троцкий, выступал против лозунга поражения России в войне, который упорно проповедовал Ленин. Враждебность последнего к изданию Юркевича и к нему самому оказывалась вполне естественной.
Троцкий продолжал внимательно следить за развитием военно политической ситуации на Балканах. В «Нашем голосе» этому региону он посвятил ряд статей. Заметки «На Балканах» [910] содержали анализ военно политических метаний болгарского правительства Басила Радославова, менявшего свои планы вступления в войну в зависимости от ситуации каждого конкретного момента. По мнению автора, мировая война лишь подтвердила уже существовавшие социал демократические «рецепты» для Балкан – создание демократической федерации стран полуострова. «Чем больше… мировая война вскрывает всю невозможность балканской государственной неурядицы, тем больше она должна расчистить путь для единственной программы национального и государственного сожительства балканских народов». (После мировой войны это «сожительство» стало называться Югославией – еще одно
