отчаянии вопрошал Троцкий.
Наиболее четко Троцкий выразил свои взгляды по китайскому вопросу в письме под заголовком «О лозунге Советов в Китае» 16 апреля [541] . Настаивая на том, чтобы компартия Китая взяла курс на создание Советов, Троцкий стремился опровергнуть контрдоводы Сталина, сущность которых состояла в постановке знака равенства между лозунгом Советов и лозунгом диктатуры пролетариата. «Но почему же у нас были Советы в 1905 году?» – ставил ответный вопрос Троцкий. Развивая свою аргументацию, он утверждал, что Советы в Китае могут рассматриваться аналогично Советам в России на этапе борьбы против царизма – их можно было бы эффективно использовать против милитаристов, компрадоров (буржуазии, являвшейся проводником зарубежного влияния) и иностранных империалистов. Сталин же, считал Троцкий, уступает китайской буржуазии по всем направлениям: «Если считать, как считал… Сталин, что объединение Китая должна была довести буржуазная головка Гоминьдана, которая через Гоминьдан подчиняет себе коммунистическую партию, лишила ее элементарной независимости (даже газеты!) и управляла завоеванными территориями через реакционную бюрократию, – если так представлять себе национальную революцию, тогда Советам, разумеется, не может быть места. Если же понимать, что буржуазная головка Гоминьдана, не только правая, но и центрально левая, не способна довести национально демократическую революцию до конца и даже до середины; что она непременно придет к сделке с империалистами; если понимать это, тогда нужно было своевременно и тем более нужно теперь готовить смену этому руководству».
Автор письма вновь и вновь подчеркивал, что не выступает за немедленную пролетарскую революцию в Китае, что в Советы надо привлекать мелких ремесленников и торговцев, распространить сеть этих революционных органов на деревню, используя существовавшие крестьянские союзы. Советы должны были, по его представлению, стать органами аграрной революции, которую ни в коем случае нельзя откладывать до объединения Китая. «В Советы войдут все те классы, слои и прослойки, которые действительно втянуты или будут втягиваться в реальную, настоящую борьбу с чужестранной и своей реакцией». В то же время Троцкий решительно отрицал, что оппозиция толкает компартию на войну против Гоминьдана, и трижды повторил по этому поводу слово «Вздор!». Он считал необходимым поставить сотрудничество компартии с Гоминьданом на «необозримо более широкие и глубокие основы», воплощенные в Советах. Это сотрудничество предусматривало свободу для коммунистической печати. Вопрос же о социалистической революции Троцкий отодвигал на неопределенное будущее. Он не считал его стоявшим в порядке дня. По его мнению, эта перспектива имела шансы стать реальностью только в случае, если бы подоспела успешная пролетарская революция в странах Запада. «Но не надо, – призывал Троцкий, – эту перспективу превращать в платоническое воздаяние за нынешнее положение, когда полем владеют вооруженные буржуазные предатели. Основная и жизненная задача состоит сейчас в том, чтобы подготовить ближайший этап, из которого только и могут вырасти все дальнейшие перспективы и возможности».
22 апреля Троцкий написал письмо, озаглавленное «Не надо мусору!» [542] , в связи с обсуждением в партячейке Института красной профессуры вопроса о китайской революции. Этот институт, созданный в 1921 г., находился под влиянием Бухарина, который культивировал там почтение, если не культ, собственной личности и поощрял формирование группы своих последователей из среды молодых историков, философов, экономистов. Позднее эта группа стала известна как «школа Бухарина». В апреле 1927 г. Троцкого особенно возмутило, когда в ходе обсуждения китайской революции кто то из «школы Бухарина» указал, что в 1923 г. Троцкий возражал против организации Советов в Германии, а теперь, дескать, яро выступал за их создание в Китае. Троцкий парировал ссылкой на гоголевского «Ревизора», где возле каждого нового забора скапливался мусор: «Так и некоторые публицисты, полемисты и «теоретики» нашей партии пользуются постановкой каждого нового серьезного вопроса, чтобы завалить его кучей мусора».
Троцкий вновь опровергал приписываемый ему взгляд, что компартия Китая должна идти на разрыв с Гоминьданом. Он подчеркивал, что речь идет о сотрудничестве, но в таких формах, при которых компартия располагала бы полной самостоятельностью. Эти письма писались Троцким с Кавказа, где он отдыхал, распределяя время между минеральными ваннами, охотой и работой. По возвращении в Москву его осмотрел кремлевский доктор Гетье, который сообщил Седовой, что ее супруг выглядит свежее и бодрее, чем до поездки. «Любопытно, – продолжал профессор, – что охота с ее физическим утомлением, с пребыванием на довольно свежем воздухе, с сидением в шалаше и пр. совершенно не отражается вредно на нем» [543] . Пока еще Троцкий имел возможность пользоваться всеми теми привилегиями, которые высшие руководители считали для себя естественными. Но руководитель Октябрьского переворота вряд ли предполагал, что это был последний кавказский отдых в его жизни.
По возвращении Троцкий возобновил атаку на позиции сталинского большинства по китайскому вопросу. Новое письмо на эту тему последовало 10 мая, а почти через месяц, 8 июня, к нему было написано дополнение [544] . На этот раз полемика шла с теми, кто считал, что компартия должна оставаться в составе левого Гоминьдана. В духе этих писем Троцкий подготовил статьи для публикации – «Китайская революция и тезисы Сталина» [545] и «Верный путь». Первая из них была направлена в журнал «Большевик», вторая в «Правду». 12 мая Политбюро приняло решение не печатать эти статьи. В резолюции говорилось: «Ввиду новых попыток оппозиции навязать партии дискуссию, ввиду того что Зиновьев и Троцкий выступили со статьями по китайскому вопросу, в которых нападают на ЦК и его решения – это попытка оппозиции сорвать решения партии и навязать ей дискуссию. Признать нецелесообразным печатание статей Зиновьева и Троцкого» [546] .
В связи с этим Троцкий обратился в Политбюро и Президиум ЦКК с обширным заявлением [547] , в котором заострял внимание на том, что не был приглашен на заседание Политбюро, хотя этого требовала, по его мнению, формальная лояльность. Разумеется, ни на какую лояльность со стороны Сталина Троцкий теперь рассчитывать не мог, но он не преминул использовать возникшую ситуацию, чтобы лишний раз напомнить Сталину об упреках Ленина в нелояльности. На этот раз речь шла не столько о позиции большевистского руководства по китайскому вопросу, хотя он и дебатировался, сколько об общей ситуации в партийных верхах. «Причиной непомещения статей указывается то, что они критикуют ЦК, имеют дискуссионный характер, другими словами, устанавливается правило, вследствие которого партийная печать может только подпевать ЦК, что бы он ни сказал и что бы он ни сделал». Троцкий напоминал, что он предлагал провести закрытый пленум ЦК по китайскому вопросу, что это предложение было отклонено, что именно после этого появились «тезисы Сталина», представлявшие собой «закрепление и углубление наиболее ошибочных сторон в корне ложной политики». Тезисы Сталина, полагал автор, толкают не только китайскую компартию, но и весь Коммунистический интернационал в болото оппортунизма. «Неужели же китайская революция и вся линия Коминтерна есть такая мелочь, которую можно загнать в аппаратную бутылку? Неужели так можно помочь воспитанию китайской компартии? Неужели так могут развиваться иностранные секции Коминтерна? Неужели наша партия может жить таким путем? Мыслима ли такого рода безумная бюрократическая утопия?» – спрашивал Троцкий и от китайской конкретики переходил ко все той же общей постановке вопроса о порочности бюрократического руководства партией и решительно выдвигал требование проведения общепартийной дискуссии. «Да, мы хотим обсуждения вопроса о судьбах китайской революции, стало быть, о наших собственных судьбах», – заключал Троцкий.
2. «Заявление 83 х»
Разногласия по вопросу о развитии китайской революции были главным, но не единственным исходным моментом для подготовки документа объединенной оппозиции, который был подписан не только ее виднейшими руководителями, но и большой группой активных членов. Можно с полным основанием полагать, что документы Троцкого по китайскому вопросу побудили и его самого, и связанных с ним оппозиционеров переосмыслить, заново проанализировать весь комплекс разногласий с высшим партийным руководством, в которое оппозиционеры теперь не входили.
Перед написанием этого документа Троцкий выступил с рядом записок и писем, касавшихся в основном международных вопросов. Принципиальное значение имело обращение к членам ЦК от 21 февраля 1927 г. с общей оценкой политического состояния мирового пролетариата на фоне международной обстановки и положения СССР [548] . Здесь содержалась попытка дать анализ ситуации в связи с несбывшимися прогнозами европейской революции. После неудачи германской революции 1923 г. и краха надежд на революционные события в Великобритании во время стачки 1926 г. следовало, как показывал Троцкий, прийти к выводу, что послевоенный период был временем величайших поражений европейского пролетариата. «Было бы просто глупой трусостью закрывать на это глаза», – писал Троцкий. Более того, Троцкий отмечал разочарование российского пролетариата в революции, в ее неспособности в короткий срок «глубоко изменить отношения и жизнь». Он призывал не закрывать глаза на эти негативные процессы: «Именно для того, чтобы оградить партию и наиболее дальнозоркие элементы от разочарования, надо сказать то, что есть».
Другим важным документом было заявление «О нашей зависимости от мирового рынка» [549] , критикующее «замкнутое хозяйство», к которому неизбежно вела теория построения социализма в одной стране. Статья обращала внимание на то, что международный фактор, от которого неизбежно зависело развитие СССР, отнюдь не исчерпывался опасностью интервенции. Троцкий доказывал, что в ближайший период зависимость СССР от мирового рынка, от экспорта и импорта будет возрастать, но эта зависимость выгодна, так как она «удесятеряет вес, способность СССР к сопротивлению – экономическому, политическому и военному». В противовес сталинской теории «победы социализма в одной стране» Троцкий призывал рассматривать перспективы развития СССР в контексте общемирового развития, поскольку «достаточность или недостаточность нашего темпа может быть измерена только масштабами мирового хозяйства, ибо темп нашего развития международно обусловлен».
По мнению ОГПУ, с февраля 1927 г. объединенная оппозиция «представляла собой организованную и централизованную фракцию» [550] . Печатались и распространялись оппозиционные документы, восстанавливалась связь с периферией. Заседания руководителей оппозиции происходили на квартирах Смилги, Троцкого, Радека, Зиновьева или Каменева. «Троцкисты» и «зиновьевцы» входили в центр на паритетных началах. Смилга играл «буферную роль». Организационной работой и техникой руководил И.Н. Смирнов, при котором действовала «техническая комиссия», включавшая С.В. Мрачковского [551] и Преображенского. Оппозиционеры пытались организовать и Всесоюзный комсомольский центр, куда входил, в частности, сын Троцкого Лев Седов.
ОГПУ полагало, что в апреле – мае 1927 г. был создан Московский центр «троцкистов», а в конце августа – начале сентября – объединенный Московский центр «троцкистов» и «зиновьевцев», причем между теми и другими велся торг за преобладание в этом органе. Оппозиционной группой в Ленинграде руководил Г.Е. Евдокимов [552] . Связями с уездами Московской губернии занимался И.Я. Врачев. Существовало бюро (куда входил, в частности, Альский) по связи с провинцией. Заграничными связями оппозиции ведали Радек и Серебряков. Денежные ресурсы оппозиции состояли из
