с председателем ЦКК Орджоникидзе. Представители оппозиции дали в принципе положительный ответ на вопрос, готовы ли ее лидеры принять такую работу, оговорив, что она не должна быть прикрытием ссылки, а должна хотя бы в минимальной степени учитывать профессиональные навыки и состояние здоровья высылаемого.
В конце декабря Троцкого проинформировали, что он должен отправиться в Астрахань, где ему будет предоставлена работа. Он ответил, что малярия делает для него невозможным пребывание в этом городе. Неизвестно, страдал ли он на самом деле этой болезнью. Некоторые врачи трактовали его часто повторявшиеся приступы лихорадочного повышения температуры именно как редко встречавшуюся форму малярии, и Троцкий решил отклонить предложение об Астрахани по состоянию здоровья. 3 января Троцкий был вызван «на беседу» в ОГПУ, но отказался туда явиться. Создается впечатление, что Орджоникидзе поначалу придерживался менее жесткой (по сравнению со Сталиным и Молотовым) линии поведения в отношении вождей оппозиции, но уступил Сталину и уже в первых числах января сообщил комиссии оппозиционеров, что речь идет не о переводе на работу в отдаленные города, а о принудительной высылке Троцкого в Астрахань, Раковского – в Усть Сысольск (ныне Сыктывкар), Радека – в Ишим и т. д.
Когда поступило известие о вызове Троцкого в ОГПУ, а такой вызов мог означать и принудительную высылку – прямо из здания ОГПУ и даже арест, Раковский, Радек и Каспарова потребовали новой встречи с Орджоникидзе. Они протестовали против места назначения ссылки Троцкого, заявляли, что здоровье Льва Давидовича подорвано малярией, что он не выдержит тяжелого туманного климата в этом прикаспийском городе. Представители оппозиции возражали против отправки в отдаленные местности и других своих товарищей, требуя оставления некоторых из них в Москве.
Орджоникидзе отвечал уклончиво. Не соглашаясь оставить оппозиционеров в Москве и других центрах, но учитывая «согласие выехать в провинцию», он пообещал пересмотреть места ссылок и предложил встретиться с секретарем ЦК Станиславом Викентьевичем Косиором. Его родной брат – Иосиф – также подлежал высылке, и это, с одной стороны, делало положение С.В. Косиора особенно уязвимым, но с другой – рождало надежду на благосклонное отношение функционера, чей брат оказался в аналогичном сложном положении.
Началась любимая Сталиным игра в кошки мышки: последовала волна обмана и дезинформации оппозиционеров. Партийные деятели давали крайне неопределенные обещания, сопровождаемые намеками на компромисс и поблажки. Одновременно ОГПУ рассматривало вопрос о скорой насильственной депортации оппозиционеров «за антисоветскую пропаганду и агитацию» по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР, о чем высылаемым становилось известно от старых знакомых, работающих в органах и партаппарате. Троцкий, Радек, Раковский, Преображенский, Смилга, Серебряков, Муралов и другие обратились в Политбюро и ЦКК с декларацией, протестующей против происходящего. Одновременно они выступили с обращением к Исполкому Коминтерна и ЦК всех компартий, прося отменить решение об их исключении из партии [728] . Фактически они обращались к созываемому в Москве VI конгрессу Коминтерна.
К этому времени оппозиционеры уже не тешили себя наивной надеждой на то, что Коминтерн станет на их сторону. Цель состояла тем не менее в том, чтобы еще раз довести свои взгляды до компартий всех стран: «Мы со спокойным презрением отметаем попытку подвести под эту статью десятки большевиков ленинцев, которые сделали немало для установления, защиты и упрочения Советской власти в прошлом и которые в будущем все свои силы отдадут защите диктатуры пролетариата», – писали оппозиционеры. Кратко изложив суть своих взглядов, которые сталинское руководство инкриминировало им в качестве «антисоветской пропаганды», они апеллировали ко всем компартиям и к VI конгрессу, чтобы те объективно рассмотрели этот комплекс вопросов «при свете дня и при подлинном участии партийных масс»: «Завещание Ленина сейчас более, чем когда либо, звучит как пророчество. Никто не знает, как много времени оставляет нам еще ход исторических событий для исправления всех содеянных за последние годы ошибок» [729] . Времени действительно оставалось мало, и об этом «никто не знал», точнее – знал один таинственный и непонятый человек, живущий в Кремле: Сталин.
Позиция оппозиционеров в отношении международного коммунистического движения была выражена в двух директивных письмах, посланных руководящими деятелями оппозиции своим сторонникам за границу. В подготовке текстов принимал участие Троцкий, но сами документы писались кем то из его ближайших соратников. 9 января письма были переданы Андрейчиным (участвовавшим ранее в рабочем движении США) американскому журналисту Роберту Вольфу для вывоза за границу [730] , но их перехватили советские спецслужбы. По решению Политбюро 15 января, с комментариями Бухарина, письма были опубликованы в «Правде»: «Мы против второй партии и против IV Коминтерна – самым непримиримым образом, – писали оппозиционеры, – причем исходим из интересов международного большевизма». Возражая против создания «союза левых коммунистов» в Германии, авторы указывали: «Имя «союз» ничего не прибавляет, но может стать псевдонимом второй партии».
Казалось, позиция Троцкого и его сторонников была совершенно ясной. Тем не менее Бухарин, а за ним редакция журнала «Коммунистический Интернационал» (в котором играл активную роль Бухарин) трактовали ее прямо противоположным образом: как курс на разложение Коминтерна и его секций изнутри, на фактическое образование параллельных национальных компартий и 4 го Интернационала [731] . Будущее покажет, что именно на этот путь действительно встали сочувствовавшие Троцкому зарубежные коммунистические группы и деятели. Они не смогли получить большинство в своих партиях, подверглись преследованиям, травле, были исключены из компартий. В результате образовывались, как правило, крайне нестабильные организации, обычно существовавшие в течение очень короткого времени и претерпевавшие затем новые расколы. Некоторые из них вдобавок были снедаемы сведением личных счетов и всевозможными, чаще всего надуманными, политическими и догматическими дрязгами. В результате эти организации не имели сколько нибудь существенного влияния в коммунистическом движении своих стран.
Единственным реальным результатом демаршей оппозиционеров накануне ссылки было удовлетворение их протеста по поводу места нахождения Троцкого. Астрахань была ему заменена Алма Атой. Его проинформировали, что он будет депортирован на основании статьи 58 (10) Уголовного кодекса РСФСР, предусматривавшей кары вплоть до расстрела «за контрреволюционную агитацию и пропаганду». Части оппозиционеров наказание было оформлено в виде ссылки. Остальным – в виде высылки с правом выбора места нового жительства [732] . Разницы между тем и другим не было никакой, так как всем высылаемым место дальнейшего проживания определяли сотрудники ОГПУ. Зарубежная печать называла эту бескровную расправу «сухой гильотиной» [733] .
Отлично понимая, что ссылки не избежать, но надеясь, что в Москве и других городах удастся сохранить какой то костяк оппозиции, Троцкий в начале января 1928 г. написал в качестве напутствия несколько документов, которые должны были сориентировать сторонников в духе, который соответствовал его намерениям. Эти документы тоже были перехвачены ОГПУ и до адресатов не дошли. В информационном письме ОГПУ документы были обозначены как платформа «На новом этапе», тезисы «К вопросу о задачах оппозиции» и статья «Термидор». Оценки в них Троцким давались более пессимистичные, чем ранее.
Наиболее значительной была статья «На новом этапе», сравнительно недавно переданная из архива ФСБ в Российский государственный архив социально политической истории (РГАСПИ). Троцкий писал, что теория «перманентного термидора» ведет к постепенному сползанию и перерождению советской власти, хотя и без каких либо резких скачков. Отсутствие критики, всесилие партаппарата предопределяли, по его мнению, тот факт, что с точки зрения рабочего власть уже не находится в руках рабочего класса: «Отдельно взятый рабочий, исходя из своего житейского опыта, может прийти к выводу, что власть уже не в руках рабочего класса, на заводе господствует треугольник, критика под запретом, в партии господствует аппарат. За спиной советских организаций командует чиновник и проч[ее]». В то же время Троцкий полагал, что «процесс сползания» не достиг еще той критической точки, когда государственная власть, изменив свою классовую природу, стала буржуазной. Происходило пока еще только постепенное сосредоточение власти в руках бюрократических органов, все более «выдвигающихся в сторону мелкобуржуазных верхов города и деревни и частично переплетающихся с ними».
Троцкий отстаивал «реформистскую тактику», считая, что, раз власть не перешла в руки другого класса, задача оппозиции – выравнивание курса, устранение элементов двоевластия и укрепление пролетарской диктатуры методами давления и требования постепенных позитивных изменений, «теоретическое самовоспитание» оппозиционеров. К оппозиционерам был обращен призыв участвовать во всех советских организациях, не ограничиваясь критикой и выполняя работу лучше, чем «наемный чиновник. Только на этой основе принципиальная критика найдет доступ к сознанию масс», продолжал упорствовать Троцкий в своем догматическом утопическом подходе. В то же время Троцкий считал возможной победу «термидорианского режима», который определялся как переходный к реставрации капитализма. Таковой вполне мог быть сопряжен с утверждением «бонапартистской» или «открыто фашистской» власти. Тогда произошел бы раскол ВКП(б), оппозиция поднялась бы на борьбу против буржуазной реставрации, начала бы готовить вторую пролетарскую революцию и стала бы «продолжением исторической партии большевиков» [734] . Этот вопрос мог бы стать актуальным только в случае серьезного кризиса во внутреннем положении страны или начала войны, которая неизбежно привела бы к власти оппозицию (как мировая война привела к власти большевиков).
Стратегические выкладки завершались выводом, что события могут вступить в такую неожиданную полосу, когда они начнут развиваться гораздо быстрее, чем это предполагается в настоящее время. Поэтому оппозиция должна быть бдительной, сохранять активность и постоянно вмешиваться во все процессы экономической, политической и культурной жизни. Переходя к оценке конкретной ситуации, складывавшейся в стране и партии, Троцкий проницательно обосновывал тезис об усилении борьбы внутри ЦК ВКП(б). Он пытался найти классовое объяснение этой борьбы, видя в росте «правого крыла» выражение интересов новых собственников и бюрократов, которых, правда, классом не считал. Именно через советский аппарат, возглавляемый Рыковым, как председателем СНК, происходил, по мнению Троцкого, нажим непролетарских (правых) элементов на политику партии. «Роль левого крыла станет в этих условиях решающей для судьбы партии и диктатуры пролетариата… Основная задача оппозиции состоит в том, чтобы обеспечить преемственность и непрерывность подлинной большевистской партии. Для данного периода это означает – плыть против течения».
Троцкий выдвигал предположение, что, когда борьба достигнет кульминационного пункта, оппозиция сможет развить наступательную деятельность и доказать массам, что политика руководства привела партию и страну к невиданному краху. Пока же ставить вопрос о создании второй партии он полагал прежде временным: «Чистейшей иллюзией является мысль, будто диктатуру пролетариата можно сохранить одними словесными заклинаниями насчет единой партии. Вопрос об одной или двух партиях в материально классовом, а не словесно агитаторском смысле решается именно тем, удастся ли и в какой мере пробудить и мобилизовать силы сопротивления внутри пролетариата. Оппозиция может этого достигнуть только в том случае, если она не даст себя запугать и застращать… пугалом двух партий и шарлатанством насчет «троцкизма» [735] .
Практические задачи оппозиции в новых условиях
