самым низким поклоном и с самыми льстивыми речами. После разгрома Германии, они, как увидим, повторили те же слова и жесты по адресу победоносной Антанты. В этом отношении, как и в остальных, политика меньшевиков является только отражением политики русской буржуазии: в лице кадет (Милюков!) она вступила на Украине в соглашение с германскими оккупационными властями, а после разгрома Германии отправила в лоно Антанты тех же кадет, в качестве блудных сынов, которые при всех зигзагах своего пути не упускали из виду главного, как для них, так и для Антанты: борьбы с большевиками. Поэтому-то Антанта столь легко снова открыла им свое сердце и, что еще важнее, свою кассу. Поэтому же министр войны Гендерсон, братавшийся в Петербурге с министром войны Церетели, снова встретил его как собрата, после того, как Церетели прошел через объятия гогенцоллернского генерала фон-Кресса. Зигзаги, противоречия, измены, – но всегда против революции пролетариата!
25 сентября 1918 г. Жордания письменно заверял фон-Кресса: «не в наших интересах умалять престиж Германии на Кавказе». А через два месяца пришлось уже открывать ворота великобританским войскам. Этому предшествовали переговоры, главной задачей которых было доказать, разъяснить, убедить, что с немецким генералом фон-Крессом у грузинской «демократии» был навязанный обстоятельствами полубрак по расчету; настоящий же брак, по глубокому чувству, предстоит именно с великобританским генералом Уоккером. 15 декабря старый меньшевик Топуридзе, представитель правительства в Батуме, отвечает на вопросы антантовской миссии: «Полагаю, – говорит он, по собственному его донесению, – что всеми средствами и силами наша республика будет содействовать державам Согласия в борьбе с большевиками»… Английскому агенту Вебстер тот же Топуридзе докладывает, что Грузия «будет видеть выполнение своего долга, если будет оказывать содействие Англии на Кавказе в борьбе против большевизма»… После того, как британский полковник Джордан разъяснил, что введение союзных войск в Грузию совершается «согласно общей схемы международного мира и спокойствия», т.-е. для удушения большевиков в общероссийском масштабе и для подчинения всех народов России адмиралу Колчаку, – Гегечкори уведомляет полковника Джордана, что «грузинское правительство, одушевленное желанием работать в согласии с союзниками над осуществлением провозглашенных союзниками принципов права и справедливости, дает свое согласие на ввод войск». Словом, при перемене германского подданства на антантовское вожди грузинского меньшевизма чрезмерно пренебрегли добрым старым советом русского поэта: «Льстецы, льстецы, умейте сохранить и в самой подлости оттенок благородства».
Я слишком хорошо помню стол заседаний Брест-Литовска. Я слишком хорошо помню за этим столом барона Кюльмана, генерала Гофмана[31] и графа Чернина. Но еще отчетливее и резче помню я представителей украинской мелкобуржуазной демократии, которые тоже называли себя социалистами и которые были – по своему политическому уровню – как раз подстать грузинским меньшевикам. Во время самых переговоров они вступили в блок за нашей спиной с феодальными представителями Германии и Австро-Венгрии. И нужно было видеть, как они виляли перед теми, как помахивали хвостами, как заглядывали подобострастно и любовно в глаза своим новым господам и с каким высокомерным торжеством глядели на нас, изолированных представителей пролетариата, на этих брест-литовских заседаниях!
Я знаю,
Как эти плуты вертятся по ветру,
И льстят, и ссорят, и в огонь льют масло,
И рабски угождают, и, как псы,
Бегут за господами.
События последних лет не были бедны испытаниями. Но я не знаю минут более тягостных, более невыносимых, чем те, когда приходилось дышать в атмосфере жгучего стыда за бесчестие, отсутствие достоинства, низкопробность мелкобуржуазной демократии, которая в борьбе с пролетариатом бросается на колени перед представителями феодально-капиталистического мира. И разве не то же самое, слово в слово, буква в букву, проделал дважды грузинский меньшевизм?
«СТРОЖАЙШИЙ НЕЙТРАЛИТЕТ»
Каутский, Вандервельде, Гендерсон, словом международная мистрис Сноуден, категорически отрицают сотрудничество меньшевистской Грузии с русской и иностранной контрреволюцией. А в этом ведь сущность всего вопроса. Во время ожесточенной войны Советской России с белогвардейцами, которых поддерживал иностранный империализм, демократическая Грузия сохраняла, видите ли, нейтралитет. И не просто нейтралитет, пишет блаженный Каутский, а «строжайший нейтралитет». Можно было бы усомниться в этом, даже если бы мы не знали фактов. Но мы их знаем. Мы знаем не только то, что грузинские меньшевики принимали участие во всех кознях против Республики Советов, но и то, что сама независимая Грузия создана была, как орудие в империалистической и гражданской войне против рабоче-крестьянской России. Мы это уже видели из предшествующего изложения. Но блаженный Каутский об этом не хочет и слышать. Но мистрис Сноуден возмущена. Но Макдональд[32] с негодованием отвергает «глупые обвинения». Макдональд так и пишет: «глупые обвинения», ибо он очень сердится. А Макдональд, хотя и не Брут[33], но «достопочтенный человек». Однако же существуют факты, документы, протоколы, которым приходится верить больше, чем так называемым достопочтенным людям.
25 сентября 1918 г. происходило официальное совещание представителей грузинской республики, кубанского правительства и добровольческой армии. От лица этой последней выступали генералы Алексеев, Деникин, Романовский. Драгомиров, Лукомский, известный монархист Шульгин и пр. – имена, достаточно говорящие за себя. Генерал Алексеев открыл совещание словами: «От имени добровольческой армии и кубанского правительства приветствую представителей дружественной нам Грузии, в лице Е. П. Гегечкори и генерала Г. И. Мазниева».
У дружественных сторон имелись недоразумения; главное из них касалось Сочинского округа. Рассеивая недоразумения, Гегечкори говорил: «Куда, как не в Грузию, во время гонений, постигших офицеров в России, стали со всех концов ее стекаться офицеры! И мы принимали их, из скудных средств своих делились всем, платили жалованье, кормили и делали все, чтобы в пределах собственного стесненного положения помочь им»… Уже эти слова могут посеять кое-какие сомнения насчет «нейтральности» Грузии в войне рабочих с царскими генералами. Но сам Гегечкори торопится придать сомнениям характер полной несомненности. «Считаю долгом напомнить вам, – говорит он далее Алексееву, Деникину и др., – что не следует забывать и про то, какую услугу оказали мы вам в борьбе с большевизмом, и что эта поддержка должна также учитываться вами». Они, кажется, ясны, эти слова Гегечкори, министра иностранных дел демократической Грузии, одного из лидеров меньшевистской партии. Или, может быть, г. Макдональд нуждается в комментариях? Их дает второй представитель Грузии, Мазниев, который тут же прибавляет: «Офицеры все время двигаются из Тифлиса к вам (к Алексееву и Деникину), и по дороге я им всячески помогаю. Это может засвидетельствовать и генерал Ляхов. Им выдаются деньги, продовольствие на стоянках и т. д., и все это безвозмездно. Согласно вашей просьбе, я собирал офицеров, находящихся в Сочи, Гаграх, Сухуме, и звал их идти в ряды ваших войск»… Каутский ручается за нейтралитет, и притом за строжайший. Макдональд просто объявляет «глупыми обвинениями» указания на те услуги, какие меньшевики оказывали белым в борьбе с большевиками. Но мы должны все же сказать, что достопочтенный человек бранится слишком поспешно. Факты подтверждают наши обвинения. Факты уличают Макдональда. Факты удостоверяют, что именно мы говорим правду, а не международная мистрис Сноуден.
Но это не все. Стараясь доказать, что, временно уступив Грузии Сочинский округ, белогвардейцы ничего не теряют, тем более, что их основная задача – движение на север, против большевиков, Гегечкори говорит: «Если в действительности, в будущем, в чем я не сомневаюсь, будет воссоздана новая Россия, то для нас, быть может, встанет вопрос не только о возврате Сочинского округа, но и вопросы более важные, и вами это должно быть учтено». Эти слова раскрывают смысл самостоятельности Грузии: это не «национальное самоопределение», а стратегическая мера в борьбе с большевизмом. Когда Алексеев и Деникин воссоздадут «новую Россию», – в чем Гегечкори «не сомневается», – то для грузинских меньшевиков встанет вопрос о возвращении не только Сочинского округа, но и всей Грузии в лоно единой России. Таков этот «строжайший нейтралитет».
Но, как бы все еще опасаясь, чтобы в некоторых огнеупорных черепах не осталось каких-либо сомнений, Гегечкори завершает: «По вопросу об отношении к большевикам могу заявить, что борьба с большевизмом в наших пределах беспощадна. Мы всеми имеющимися у нас средствами подавляем большевизм, как движение антигосударственное, угрожающее целости нашего государства, и я думаю, что в этом отношении мы дали уже ряд доказательств, которые говорят сами за себя». Эти слова уже во всяком случае не нуждаются в пояснениях!
Но откуда известны такие интимные разговоры? Они запротоколированы и напечатаны. Но не фальшивы ли эти протоколы? Вряд ли. Они изданы самим грузинским правительством в виде цветной книги под названием: «Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии», Тифлис 1919 г. Цитируемые протоколы напечатаны на страницах 391 – 414. Так как министром иностранных дел был Гегечкори, следовательно он сам печатал свои беседы с Алексеевым и Деникиным. В извинение Гегечкори надо сказать, что он тогда еще не предвидел, что Каутскому и Макдональду придется честью II Интернационала клясться в нейтралитете меньшевистской Грузии. Не только в этом случае, но и во многих других положение достопочтенных людей II Интернационала было бы гораздо легче, если бы на свете не существовало стенографии и книгопечатания.
Для того, чтобы политический смысл заявлений Гегечкори в его беседе с Деникиным стал нам вполне ясен, необходимо напомнить, каково было военно-политическое положение Советской России в сентябре 1918 г. Возьмите карту – это стоит труда. Наша западная граница проходила между Псковом и Новгородом. Псков, Минск и Могилев находились в руках принца Леопольда Баварского. А немецкие принцы в то время кое-что значили на свете! Немцами же, приглашенными для защиты демократии от большевиков, была оккупирована вся Украина. Группа генерала фон-Кирбаха[34], топтавшая ногами Одессу и Севастополь, головою почти упиралась в Курск и Воронеж. Донские казаки угрожали Воронежу с юго-востока. В их тылу, на Кубани, строилась армия Алексеева – Деникина. На Кавказе господствовали турки и немцы. Советская Астрахань висела на тоненькой ниточке. Волга к северу была перерезана дважды: казаками у Царицына и чехо-словаками у Самары. Вся южная половина Каспийского моря уже находилась в руках белых, под командой английских морских офицеров; северная половина была вырвана у нас в следующем году. На востоке мы вели войну с чехо-словаками и белыми, занимавшими Заволжье, Урал и Сибирь. На севере царила Антанта: в ее руках находились Архангельск и все побережье Белого моря. Северная половина Мурманской железной дороги была захвачена англо-французским десантом. Маннергеймовская Финляндия[35] нависала угрозой над Петербургом, который был с трех сторон охвачен полукольцом врагов. А наша армия только строилась под ударами.
В этой обстановке официальные представители меньшевистской Грузии докладывают организаторам добровольческой армии, что Грузия спасает белых офицеров от большевистских преследований; безвозмездно содержит их; вербует среди них добровольцев и направляет к Алексееву – Деникину; наконец, борется с большевизмом «беспощадно», подавляя его «всеми имеющимися средствами».
Гегечкори
