профессиональных союзов или не входит?». Этим интересуются тред-юнионисты, потому что английская буржуазия их околпачивает в течение многих десятилетий. Она создает буржуазный государственный аппарат и впускает туда одного представителя профессионального союза. Это крупнейшая ошибка профессионального союза, профессионалистов-середняков. Ведь только безмозглый тупица может считать, что интересы рабочего класса удовлетворены таким способом. Если бы тот же Томский нашел, что нужен не один представитель, а три или пять, то разве у нас был бы торг по этому поводу?
Предложение исходило в данном случае из самой 3-й армии,[53] и мы вынесли его на свет божий. Мы обсудим эту экономическую организацию совместно с экономическими учреждениями; если же здесь вышло недоразумение с тов. Рязановым, то это недоразумение домашнее.
Но здесь есть разногласия с представителем партии, которая является партией ответственности и партией совести, как она себя сама рекомендовала. Это – тов. Абрамович.[54] Кому же знать лучше свою партию, как не товарищу Абрамовичу. Он нас обвиняет в том, что мы одержали победы над Колчаком, Деникиным и проч. Мы решили, что вот эти пулеметные методы будут самыми лучшими для разрешения хозяйственных задач. Можно подумать, что победы у нас одерживали какие-нибудь профессионалы военного дела, а не те же самые питерские и московские рабочие, которые ничего не забыли из того, чему они учились и в профессиональных союзах, и в подпольных кружках, и на советской работе, ибо во имя этого они и сражались и свою победу одержали. Но меня интересует другая сторона вопроса. Абрамович говорит, что немудрено создать этот военный аппарат при помощи плохого советского режима. Это вполне возможно, но без помощи этого плохого режима хозяйственной задачи не разрешить. Тут нет никакого противоречия. Когда мы начали ставить армию, которая одержала победу, – я спрашиваю Абрамовича, – что тогда он говорил устами Мартова? Он говорил тогда, что вы ставите спеца и с обеих сторон архангелов, т.-е. рабочих с обеих сторон с револьверами; ставите комиссаров, и на основании такого гнилого режима вы армию не создадите. Конечно, у товарища или гражданина Абрамовича избыток совести, но недостаток проницательности, ибо то, что он сейчас говорит, нужно было говорить, когда мы начали создавать армию, а не тогда, когда наша армия опрокинула всех врагов. Милитаризацию, – говорит Абрамович, – железную дисциплину, железный закал теперь не время проводить, так как слишком много это требует металла, который теперь так дорог. Сам Абрамович предпочитает действовать при помощи более дешевого рецепта – при помощи воды, которую аптекаря прибавляют в большом количестве во все медикаменты. Как же он разрешает этот вопрос, как он подходит к задаче милитаризации? Он подходит к милитаризации под углом зрения, в лучшем случае, английского тред-юниониста. Мы ее проделывали, мобилизацию, на практике, т.-е. тысячи и десятки тысяч передовых рабочих ее проделывали сознательно на фронте, сотни тысяч крестьян проделывали ее полусознательно, но все же проделывали.
Чем была для нас эта милитаризация? Меньшевики говорили, что она была навязана извне. Кому она была навязана? Дезертиру, кулаку, немного развращенному крестьянину, отчасти развращенному меньшевизмом рабочему. А подавляющее большинство? Тем, которые одержали победу, милитаризация не была навязана. Они ее проводили сначала в своем собственном сознании. Они сказали: тут нужно либо победить, напрягши все силы, либо погибнуть. Это была внутренняя милитаризация. Когда они пропитались таким настроением, военным и боевым, они заявили о нем лучшей части крестьянства, которая пошла за ними. Я спрашиваю, – разве рабочие штрейкбрехеров не брали в каленое железо? Сколько угодно. Разве мы не находимся в положении, когда вопрос идет не об отдельной группе рабочих, а о судьбе миллионов рабочего класса, и того же самого крестьянства, и наиболее отсталых его слоев. Разве мы не вправе применять самые суровые меры, в тысячу раз суровее, чем в отношении штрейкбрехеров, которые применялись при царизме? Милитаризовать хозяйство – значит заставить понять цвет хозяйства – рабочий класс, что дело идет о жизни и смерти, а не о построении воздушных замков, этих идеальных фабрик Абрамовича, которые имеют одно свойство, что они не существуют в природе, как и его армия, которую он берется создать: это армия, которую создавали Деникин, Колчак и Юденич, там они участвовали…
– Я не знаю, правда ли это или нет, – но когда мы вашему вождю Церетели[55] и Чхеидзе[56] предложили совместный союз против Деникина, они ответили: «Мы не можем вмешиваться во внутреннюю борьбу». И Церетели, и Чхеидзе отправились в Париж, и Клемансо сказал: «Мы вам будем помогать против большевиков, как мы помогаем Деникину». Посмейте это опровергнуть.
(Голос с места; «Мы разошлись в этом».)
– Я не знаю, разошлись или нет, но в тот период когда их единомышленники арестовывались или расстреливались, вы были вместе с ними. (Аплодисменты.)
Здесь цитировался тов. Радек[57] несколько раз. У Радека было много интересных сообщений. То, что проходило через весь доклад, это мысль, что самый факт существования Советской Республики есть самый большой основной революционный факт мировой истории. Сейчас вы можете делать отдельные усилия, но тот факт, что вы существуете как рабочий класс организованного государства, этот факт держит на себе, как на хребте, все мировое развитие. Чем мы продержались два года? Внутренним сосредоточием духа, беспощадностью ко всем саботажникам внутри рабочего класса, напряжением всей энергии с ущербом для здоровья и передовых рабочих и середняков. Но это обеспечило господство рабочего класса в течение двух лет в борьбе на всех фронтах. Задача в том, чтобы это напряжение, страсть и беспощадность перенести на дело хозяйственного развития. Тот же самый саботаж ничтожного меньшинства не остановит нас теперь, как не остановил два года назад при перевороте. Мы создали в отношении рабочего класса и передовых и середняков атмосферу, пропитанную духом дисциплины, а наша военная армия пропитается духом труда. В нашем обществе не может быть различия между армией и трудящимися классами, они должны сблизиться и сблизятся в конце концов; всякая попытка разъединить их есть грех и преступление против социального духа революции. Этого мы не потерпим ни с чьей стороны.
«Экономическая Жизнь» N 18, 28 января 1920 г.
Л. Троцкий. ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ И ТРУДНОСТИ ХОЗЯЙСТВЕННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА
(Доклад на заседании Московского Комитета РКП(б) 6 января 1920 г.)
Военное положение наше благодаря колоссальным усилиям партии поправилось чрезвычайно. В связи с этим улучшилось наше международное дипломатическое положение. Но если взять в сумме, наше положение стало хуже, чем в момент наиболее тяжкой опасности, угрожавшей нам со стороны белогвардейских банд. За последнее полугодие наше хозяйственное положение ухудшилось в такой степени, что наше военное и международное положение не возмещает этой убыли. Это нужно сказать с самого начала. Мы встречаем в некоторых специальных наших органах, как в «Экономической Жизни», в новогоднем обзоре, статью, которая дышит ничем не оправдываемым оптимизмом. Статья эта подписана тов. Милютиным, достаточно авторитетным именем, но оптимизм этой статьи по-моему ничем решительно не оправдывается. Дело изображается так, как будто мы находимся в трудных условиях, но дела идут более или менее благополучно, систематически улучшаются, и в дальнейшем предвидятся хорошие перспективы. Но это неверно. Это видно по тем данным, которые помещены в том же номере «Экономической Жизни». Если грубо очертить наше хозяйственное положение, то можно сказать так: представим себе, что плоскость этого стола является нулевым уровнем, а разные производства, как металлическое, топливное, текстильное и т. д., находятся на известном уровне над этой плоскостью. Так вот линии развития нашего хозяйства направлены во всех областях к нулю, так что если для одной отрасли нужен год, чтобы дойти до нуля, другой нужно полтора и т. д., но общее направление нашего хозяйственного развития во всех областях с известной небольшой высоты опускается к нулю. В этом нужно отдать себе ясный отчет.
Основными элементами хозяйства являются следующие: 1) техническое оборудование, 2) топливо, 3) металлы (железо, сталь, чугун) и хлопок и другие сырые материалы и пр. и 4) живая человеческая сила.
Как у нас дело обстоит с топливом? Вы знаете, что мы были лишены основных источников топлива – Донецкого бассейна и кавказского нефтеносного бассейна. Уголь и нефть составляли у нас 75 % всего топлива. Стало быть, остальные 25 % топлива падали на дрова, торф и т. д. Теперь все это количество топлива в 100 % мы оказались вынужденными заменить дровами, разумеется, понизив потребление до голодной нормы. Из той архиголодной нормы, которую СНК исчислил в 9 миллионов кубов, мы заготовили 35 %, т.-е. немногим больше одной трети.
В области металлургии та же картина. У нас главным поставщиком металла является юг, который давал от 70 до 75 % всего количества, остальную четверть давал Урал. Донецкий бассейн, криворожский район были оторваны от нас. То короткое время, когда они были в наших руках, мы пользовались тем, что там было заготовлено раньше. Затем в течение нескольких месяцев они попали к белым. Теперь мы только вступаем в эти места. Когда мы восстановим в них хозяйство, нет никакой возможности предсказать. Урал мы вернули, и там рабочие сделали значительные усилия. Но каковы результаты? Урал давал около 20 % металлургических изделий. Теперь на разных заводах в разных отраслях восстановлено из этого количества от 25 до 38 %, стало быть, от четверти до трети того количества, какое Урал давал раньше до войны или в начале войны до распада нашей промышленности. При этом эта часть приходится на мартеновские и прокатные цехи, т.-е. такие, которые перерабатывают то, что есть, которые работают за счет старой выработки металлов и только в течение некоторого времени могут работать в таком повышенном темпе. Когда они израсходуют избытки материала, им придется равняться по остальным цехам.
В общем итоге выходит так, что там, где мы имели раньше сто пудов железа, мы в производственном плане можем рассчитывать только на пять пудов вместо ста. Если возьмем текстильную промышленность, то она, конечно, зависит от того же самого топлива, от машин и от рабочей силы. Там картина та же самая.
Возьмем область рабочей силы. Здесь, пожалуй, положение наиболее тяжкое. Рабочая сила совершенно дезорганизована. Она разрушена, дезорганизована, растаскана не злой волей, а всем ходом революции. Лучшие элементы рабочего класса были брошены в административную советскую работу и в армию, затем многие ушли просто в деревню. Наиболее драгоценный для нас слой, наиболее квалифицированный, интеллигентный, развитой, энергичный, в связи с основными причинами, продовольственными, топливными, понизился в количестве дьявольским образом и почти оттеснен от производительного труда. Американский инженер Кили, тейлорист, который приехал для тейлоризации нашего хозяйства, надеясь на то, что национализированное хозяйство
