классам: с одной стороны – к буржуазии, с другой стороны – к пролетариату. Вопрос может и должен ставиться конкретно, т.-е. о динамическом соотношении сил разных классов. Политически для революции имеет большое значение – в некоторых случаях решающее, но далеко не везде одинаковое – вопрос о том, перетянет ли пролетариат в революционный период на свою сторону крестьянство, и какую часть его. Экономически огромное значение – в некоторых странах, как у нас, решающее, но во всяком случае далеко не всюду одинаковое – имеет вопрос о том, в какой мере стоящему у власти пролетариату удастся сочетать свое социалистическое строительство с крестьянским хозяйством. Но во всех странах и во всех условиях основной чертой оппортунизма является переоценка силы буржуазных и промежуточных классов и недооценка силы пролетариата.

Смешной, чтобы не сказать нелепой, является претензия создать какую-то универсальную большевистскую формулу крестьянского вопроса, одинаково, будто бы, пригодную и для России 1917 г., и для России 1923 г., и для фермерской Америки, и для помещичьей Польши. Большевизм начал с программы возвращения крестьянам земельных отрезков, сменил ее затем программой национализации, усыновил в 1917 г. эсеровскую земельную программу, установил продразверстку, заменил ее продналогом… А мы, ведь, еще очень и очень далеки от разрешения крестьянского вопроса, и впереди предстоит много перемен и поворотов. Не ясно ли, что практические задачи сегодняшнего дня нельзя растворять в общих формулах, созданных опытом вчерашнего дня; нельзя решение организационно-хозяйственных задач заменять голой апелляцией к традиции; нельзя при определении исторического пути кормиться и кормить воспоминаниями и аналогиями.

Самая большая хозяйственная задача настоящего времени состоит в том, чтобы установить такое соотношение между промышленностью и сельским хозяйством, а, стало быть, и внутри промышленности, при котором промышленность развивалась бы с минимальными кризисами, толчками и потрясениями и с возрастающим перевесом государственной промышленности и торговли над частным капиталом. Такова общая задача. Она распадается на ряд частных вопросов: каковы методы для установления необходимого соотношения между городом и деревней? между транспортом, финансами и промышленностью? промышленностью и торговлей? Какие учреждения призваны применять эти методы? Каковы, наконец, конкретные цифровые данные, на которых в каждый данный момент можно построить наиболее здоровые хозяйственные планы и расчеты? Все эти вопросы, очевидно, не предрешаются какой-либо общей политической формулой. Тут нужно найти конкретный ответ в процессе строительства. Крестьянин требует от нас не повторения правильной исторической формулы классовых взаимоотношений («смычка» и пр.), а более дешевых гвоздей, ситцу и спичек. К удовлетворению этих его требований мы сможем подойти лишь на пути все более точного применения методов учета, строительства, производства, сбыта, проверок сделанного, поправок и радикальных изменений. Имеют ли эти вопросы принципиальный, программный характер? Нет, поскольку ни программа, ни теоретическая традиция партии нас на этот счет не связали и не могли связать – за отсутствием необходимого опыта и его обобщения. Велико ли практическое значение этих вопросов? Неизмеримо. От правильного решения их зависит судьба живой революции. В этих условиях стремление растворять каждый практический вопрос и вытекающие из него разногласия в партийной «традиции», превращаемой в абстракцию, есть чаще всего отказ от самого важного и значительного в этой традиции: постановки и разрешения каждой задачи во всей ее реальности и конкретности.

Надо перестать болтать о низкой оценке крестьянства. Надо добиться на деле понижения расценки крестьянских товаров.

Предложение, вносившееся в ЦК в феврале 1920 года.

ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОЙ И ЗЕМЕЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ.

Помещичьи и казенные земли переданы крестьянству. Вся политика направлена против многолошадных, многопосевных крестьян (кулаков). С другой стороны, продовольственная политика построена на отобрании излишков (сверх потребительной нормы). Это толкает крестьянина к обработке земли лишь в размерах потребности своей семьи. В частности, декрет относительно изъятия 3-й коровы, как излишней на деле приводит к тайному убою коров, к спекулятивной распродаже мяса и к разрушению молочного хозяйства. В то же время полупролетарские и даже пролетарские элементы городов оседают в деревне, где заводят свои продовольственные хозяйства. Промышленность теряет рабочую силу, земледелие эволюционирует в сторону увеличения числа самодовлеющих продовольственных хозяйств. Этим самым подрывается основа продовольственной политики, построенной на извлечении излишков. Если нынешний продовольственный год показывает значительный успех заготовок по сравнению с прошлым, то это нужно отнести за счет расширения советской территории и некоторого улучшения продовольственного аппарата. В общем же продовольственные ресурсы грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата. Бороться против таких тенденций хозяйственной деградации возможно следующими методами:

1) заменив изъятие излишков известным процентным отчислением (своего рода подоходно-прогрессивный натуральный налог) с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляли выгоду;

2) установив большее соответствие между выдачей крестьянам продуктов промышленности и количеством ссыпанного ими хлеба не только по волостям и селам, но и по крестьянским дворам.

Привлечение к этому местных промышленных предприятий. Частичная расплата с крестьянами за доставляемое ими сырье, топливо и продовольствие продуктами промышленных предприятий.

Во всяком случае, очевидно, что нынешняя политика уравнительной реквизиции по продовольственным нормам, круговой поруки при ссыпке и уравнительного распределения продуктов промышленности направлена на понижение земледелия, на распыление промышленного пролетариата и грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны.

VII. ПЛАНОВОЕ ХОЗЯЙСТВО («N 1042»).

В нынешней дискуссии, и печатной и устной, почему-то совершенно неожиданным вниманием пользовался приказ N 1042. Откуда? Почему? Вероятно, большинство членов партии вообще забыло, что это за таинственный номер. Поясню, что речь идет о приказе, изданном Нар. Ком. Путей Сообщения 22-го мая 1920 г. и посвященном ремонту паровозов. Казалось бы, с того времени немало воды утекло под железнодорожными и иными мостами. Казалось бы, сейчас имеется немало вопросов, куда более животрепещущих, чем вопрос о том, правильно или неправильно мы организовали ремонт паровозов в 20 г. Существуют гораздо более свежие плановые приказы в области металлургии, машиностроения, сельскохозяйственного – в частности. Есть вынесенная XII съездом ясная и точная резолюция о смысле и задачах планового руководства. Есть свежий опыт плановой работы за 23 г. Почему же именно теперь выскочил план, относящийся к периоду военного коммунизма, – выскочил, как «бог из машины», говоря словами римского театра? Бог из машины выскакивал потому, что за машиной стояли режиссеры, которым появление бога нужно было для развязки. Каким же режиссерам и для чего понадобился неожиданно приказ N 1042? Совершенно непонятно. Остается допустить, что он понадобился лицам, которые страдают непреодолимой заботой об исторической истине. Разумеется, и они знают, что есть много более жизненных и актуальных вопросов, чем план железнодорожного ремонта, изданный почти 4 года тому назад. Но разве можно – судите сами! – идти вперед, разве можно строить новые планы, разве можно отвечать за их неправильность, неудачу, непредусмотрительность, если не растолковать всем, всем, всем, что приказ N 1042 был ложным приказом, основанным на игнорировании крестьянства, на неуважении к партийной традиции и на стремлении создать фракцию! Это ведь только на первый взгляд кажется, что цифра «1042» есть простой канцелярский номер. Если же вглядеться в дело попроницательнее, то окажется, что «1042» ничуть не лучше апокалипсической цифры «666», связанной со зверем. Надо предварительно стереть главу апокалипсического зверя, тогда можно будет на досуге поговорить и о других хозяйственных планах, не успевших покрыться четырехлетней давностью…

Признаюсь, мне вначале была совершенно чужда мысль занимать сегодняшнего читателя железнодорожным приказом за N 1042. Тем более, что дискуссионные выпады против этого приказа имеют характер обиняков и неопределенных намеков, долженствующих показать, что намекатель знает гораздо больше, чем говорит, тогда как на самом деле бедняга ничего не знает. В этом смысле «обвинения» против N 1042 немногим отличаются от 1041-го других обвинений. Количество тут должно возместить качество. Факты в этих обвинениях безжалостно искажены, цитаты исковерканы, пропорции попраны, все нашвыряно в кучу без ладу и складу. Чтобы разобраться задним числом в тех или других старых разногласиях и ошибках, нужно было бы восстановить прошлую обстановку во всей ее конкретности. До того ли? А если так, то стоит ли, не откликаясь на многие другие фальшивые в самом своем существе намеки и обвинения, реагировать на выпущенный из режиссерской машины «приказ N 1042»? Стоит ли?

Поразмысливши, я решил все же, что стоит, ибо здесь мы имеем перед собою случай, в своем роде классический… по злостному легкомыслию обвинения. Дело с приказом N 1042 происходило не в идеологической области, а в материальной, в производственной, и потому измерялось числом и весом. Здесь легче и проще всего навести точную справку, привести фактические доводы, и, стало быть, в этом случае наиболее уместна хотя бы простая осторожность, ибо тут легче всего обнаружить, что говоришь о том, чего не знаешь и не понимаешь. И если, тем не менее, даже на этом конкретном, ясно очерченном, точном примере обнаружилось бы, что выпущенный из машины «бог» есть на деле легкомысленный шут, то это облегчит, может быть, многим читателям понимание режиссерских методов, которые скрываются за другими «обвинениями», не допускающими, увы, и на одну сотую такой точности проверки, как приказ N 1042.

Я постараюсь в то же время при изложении дела не оставаться в рамках исторических справок, а попробовать связать вопрос о приказе N 1042 с задачами планового строительства и руководства вообще. Очень может быть, что иллюстрация вопроса на конкретном примере поможет внести в дело несколько больше ясности.

Приказ N 1042, вводивший ремонт паровозов в рамки систематического и планомерного использования всех ремонтных сил и средств железнодорожного ведомства и государства в целом, разрабатывался в течение продолжительного времени лучшими специалистами железнодорожного дела, которые и сейчас в области управления техникой железнодорожного транспорта играют руководящую роль. Фактически осуществление ремонта паровозов по приказу N 1042 началось с мая – июня, формально – с 1-го июля 1920 г. В рамки плана были включены не только ж.-д. мастерские, но и соответственные заводы ВСНХ. Мы даем ниже таблицу, рисующую фактический ход выполнения плана, с одной стороны, по железнодорожным мастерским, с другой – по заводам ВСНХ. Цифры наши воспроизводят совершенно бесспорные официальные данные, представлявшиеся периодически в СТО Основной Транспортной Комиссией (междуведомственной) за подписями представителей как НКПС, так и ВСНХ.

Выполнение приказа N 1042

(в процентах по отношению к плану):

в жел. – дор. на заводах

мастерских ВСНХ

1920 г.

Июль…………… 135 40.5

Август…………. 131.6 74

Сентябрь……….. 139.3 80

Октябрь[2]………. 130 51

Ноябрь…………. 124.6 70

Декабрь………… 120.8 66

–

Итого…….. 129.7 70[3]

1921 г.

Январь…………. 95 36 |

Февраль………… 90 38 | при т. Емшанове в качестве

Март…………… 98 | НКПС.

Апрель…………. 101 26 |

Таким образом, успешный ход ремонта по мастерским НКПС дал возможность уже с октября повысить задание на 28 %. Тем не менее выполнение за второе полугодие 20 г. дало почти 130 % по отношению к заданию.