выдвиганием «отрыжек троцкизма» Зиновьев хочет вернуть себе партбилет. «Мне на таких условиях партбилета не надо»,- истошно вопил Сафаров.
[…]
Наша публика была очень довольна выступлением Сафарова. Но так как я лично к нему присматривался не раз, то я предупреждал товарищей: погодите, мол, он еще не был в обработке… И действительно, на другой день его нельзя было узнать… Владимир Ильич, когда выдвигалась кем-либо кандидатура Сафарова для какого-нибудь ответственного поручения, говаривал: «Сафарчик налевит, Сафарчик наглупит». Это у него было вроде прибаутки. Но у людей, которые любят левить, в известном возрасте наступает перелом и они правят с такой же слепой односторонностью, как раньше ле-вили. Сафаров есть карикатурная разновидность бухарин-ского типа, который сам по себе достаточно карикатурен.
Что касается политической философии Сафарова, то, как Вы сами правильно указываете, она не стоит выеденного яйца. По существу вся его установка есть спекуляция на хозяйственные и международные затруднения, то есть та самая спекуляция, в которой эта публика так облыжно обвиняла нас с 1923 года («пораженчество»). Противопоставление сталинского центра правому крылу не Сафаров выдумал. Мы предсказывали, что группировка может пойти по этой линии по мере того, как у центристской головы будет образовываться не только и не столько в партии, а главным образом за ее пределами устряловский хвост. Мы говорили о том, что этот хвост ударит по голове и что это вызовет большие перегруппировки в партии.
Если б не было предшествующей работы критики и предупреждения, ныне проверенных фактами, то удар хвоста по голове — хлебозаготовки и проч. и проч.- вызвал бы неизбежный сдвиг вправо. Очень дорогой ценой мы предотвратили это. Надолго ли? Совсем неизвестно. Главное затруднение — и внутреннее, и международное — впереди. Но тут уж Сафаров предлагает возлагать все упования на «революционность нашего рабочего класса», это самое спокойное, что и говорить. Революционный рабочий класс будет сам по себе, а руководить хлебозаготовками и многим другим будут люди, «не видящие классов»,- сами по себе. А Сафаров будет утешаться революционностью рабочего класса и ждать главную опасность в том, что Троцкий, осуждая ошибки Суварина, не считает его окончательно погибшим для коммунизма. Просто ему надо как-нибудь отпихнуться от своего вчерашнего дня,- он готов отпихнуться и от соломинки. Это нисколько не помешает ему утонуть: с комфортом или без комфорта, затрудняюсь сказать, скорее без комфорта.
Нынешний «новый курс», к которому надо присматриваться очень внимательно, делает попытку разрешить важнейшие задачи, нами гораздо раньше и гораздо принципиальнее поставленные, старыми приемами и методами, несостоятельность которых совершенно очевидна. Чтобы осуществить новые задачи, нужно, во-первых, ясно и отчетливо формулировать их, беспощадно осудив старую установку; нужно, во-вторых, обеспечить подбор людей, которые понимают эти новые задачи и хотят их разрешить не за страх, а за совесть. В «Правде» от 16 мая напечатана совершенно поразительная статья А. Яковлева «К урокам Смоленска». Из этой статьи я приведу только один, напечатанный жирным шрифтом вывод Яковлева, одного из руководителей ЦКК: «Мы должны решительно изменить свое отношение к тем членам партии и сознательным рабочим, которые знают о безобразиях и молчат ..» Ведь одна эта фраза стоит десятка ультралевых и левейших платформ. Изменить — «изменить» -из-ме-нить — отношение к тем, которые знают о безобразиях и молчат. То есть до сих пор их хвалили и поощряли, а теперь будем их клеймить. Кто же их жалел и поощрял? И можно л,и думать, что те, которые поощряли умолчание о безобразиях, и поощряли не случайно, а были, очевидно, в этом заинтересованы, вдруг начнут после фельетона Яковлева не поощрять, а клеймить и преследовать? Вот это есть серьезный ответ Сафарову, на его фаталистически меньшевистскую ссылку на имманентную революционность рабочего класса, при наличии которой совершенно безразлично — поощряется ли или преследуется умолчание о безобразиях. . […]
[Л. Троцкий] [26 мая 1928 г.]
ПИСЬМО Д. РЯЗАНОВУ Директору Института Маркса и Энгельса Май 1928 г.
Дорогой Давид Борисович.
Во-первых, позвольте изложить состояние, пока еще очень скромное, моих работ для Института. Из «Карла Фогта» мной переведено примерно три русских печатных листа. Они еще нуждаются в доработке, особенно по части многоязычных цитат. Мне сообщают, что Вы на этом переводе не настаиваете. Во всяком случае, было бы жаль оставлять без употребления уже переведенную часть. Я намерен ее поэтому переработать и, по получении от Вас ответа, выслать Вам. Я не отказываюсь, однако, и от полного перевода всей книги, если только Вы не настаиваете на срочности.
Что касается Годскина, то в месяц — полтора я его закончу. У него есть цитаты из Рикардо, Мак-Куллоха и Милля. Самый перевод их не представляет никаких затруднений, но, насколько помню, Вы издаете или уже издали Рикардо. Может быть, в интересах единства физиономии научного издательства следовало бы привести цитаты по тексту Вашего издания. Для этого я должен был бы получить Рикардо.
Сегодня я получил том 1 сочинений Маркса и Энгельса. Издание производит, уже по одному внешнему виду, поистине превосходное впечатление. Сегодня же я принимаюсь за внимательное чтение книги. Насколько понимаю, задача моя сводится к чисто литературной шлифовке текста, то есть к устранению явно неправильных выражений или к замене менее удачных более удачными. Так ли я понимаю? Что касается тех мест, самый смысл которых мне покажется сомнительным, то, не имея оригинала в своем распоряжении, я смогу лишь обратить на эти места внимание редакции.
Вот как будто и все вопросы, связанные с выполняемыми мною для института работами.
Сын говорил мне, что Вы проявили интерес к вопросу о моих расчетах и вообще взаимоотношениях с Госиздатом. На этот счет дело обстоит так. По инициативе Госиздата, после больших настояний Мещерякова и др., я согласился на издание собрания своих сочинений. Моим секретариатом был от моего лица заключен с Госиздатом договор. По этому договору Госиздат обязывался оплатить, при нормальных условиях, работу редакторов, авторов примечаний, переписчиц и пр. Что касается меня, то я отказался от гонорара [В тексте «гонораров».- Прим. ред.-сост.] с тем, чтобы он пошел на удешевление издания. Это оговорено в договоре особым пунктом.
Госиздат прекратил издание по соображениям не делового, а политического характера; задолго до того, как издание было прекращено, принимались все меры к тому, чтобы сделать подписку на издание крайне затрудненной; розница была совсем, кажется, ликвидирована и пр., пр. Формально Госиздат при прекращении издания сослался на то, что в договоре общий объем издания указан в 500 печатных листов, между тем фактически издание уже перешло будто бы за эти пределы. Возможно. Но когда писался договор, то эти 500 печатных листов ни в каком случае не имели ограничительного смысла: просто нужно было наметить на глаз примерное число томов и общую цену издания. Работа над изданием велась все время, в зависимости от наличного материала, а никак не в зависимости от указанного выше, примерно, общего числа листов. Лучшим доказательством является то, что важнейшие тома, которым и редакторы моих книг и редакция Госиздата придавали более серьезное значение, оставались до конца ненапечатанными (над ними производилась более тщательная, детальная работа). Таков, например, Коминтерновский том, в который должны были войти многочисленные документы самого Коминтерна, писавшиеся в свое время мною. Издание было пресечено на ходу под указанным выше ложным предлогом. Несколько томов, совершенно готовых, снабженных примечаниями, лежат в моем архиве. Работники оказались либо совсем не оплачены, либо полуоплачены. Точного счета я Вам сообщить не могу, так как этим делом ведал тов. Познанский. Он, помнится, говорил мне, что в частном порядке представители Госиздата ссылались на свое противоречивое положение: издание, мол» могло бы дать Госиздату большой доход, но Госиздат сам вынужден вести политику в сторону дефицита, а дефицит ему невыгоден экономически и пр., и пр. Так или иначе, но роль Госиздата в этом деле как по отношению ко мне, так и по отношению к моим сотрудникам была по меньшей мере неблаговидной.
В заключение позвольте поблагодарить Вас, весьма и весьма, за присланные Институтом книги и выразить нескромную надежду на получение их и в дальнейшем. Список полученных книг я представлю отдельно. Книги заказной бандеролью доходят хорошо, хотя первый том Маркса и Энгельса несколько помялся в дороге.
С добрым марксистским и коммунистическим приветом
Л. Троцкий
P. S. В каком виде предоставить Вам литературные замечания к тексту сочинений Маркса-Энгельса: на полях самой книги или же особой запиской, с указанием на страницы? Если предпочтителен первый путь, то — простите -мне понадобится еще один экземпляр сочинений, иначе я останусь без них.
[Май 1928 г.]
ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО 2 июня 1928 г.
За последнее время я получил от целого ряда товарищей письма, заключавшие в себе жалобы на то, что от меня нет ответа. В том же обвиняют и сына. Все эти обвинения основаны на почтовых недоразумениях. Не было ни одного письма, ни одной открытки, ни одной телеграммы, на которые мы не ответили бы немедленно или, в крайнем случае, на следующий день. По многим и многим адресам мы пишем,, не дожидаясь вести, на основании первого сообщения об адресе вновь прибывшего. Поэтому если кто-либо из товарищей не получает ответа на свое письмо, то это означает лишь, что либо мы не получали этого письма, либо же наш ответ не дошел до адресата. Для характеристики почтовых сношений достаточно сказать, что я вчера, то есть 1 июня, получил из Москвы письмо от дочери, посланное ею 20 марта. Замечательно, что из некоторых пунктов письма доходят довольно правильно, например, от Раковского из Астрахани, от Преображенского из Уральска, от Сосновского из Барнаула. Зато есть пункты, откуда письма либо совсем не доходят, либо доходят с Огромным запозданием и притом не все Так, например, я не получил до сих пор ни одного письма от тов Радека. От Врачева получил вчера первое письмо от 12 мая; между тем он сообщает, что написал мне уже два письма заказным порядком с оплаченным обратным уведомлением о получении Этих двух писем я не получал. Тов. Врачев, таким образом, вправе востребовать с почты штрафные суммы за утрату заказной корреспонденции. И другим товарищам следовало бы систематически прибегать к этому же способу.
Почти все полученные за последние дни письма касаются: а) событий в Германии; б) «левого курса» у нас; в) телеграммы Радека в «Правду»; г) неизбежной темы о здоровье.
Относительно событий в Германии я могу судить только на основании газет, следовательно, на весьма шатком «основании». Что касается выборов в Германии, как и во Франции, то над ними придется еще более детально поработать, когда получатся соответственные номера иностранных газет. Статьи нашей печати
