по отношению к Слепкову «оргвыводы» — он снят из «Большевика» и «Правды» и ссылается зав. агитпропом в какой-то отдаленный пункт Якутии.
Участь Стецкого, как члена ЦК, будет зависеть от соотношения сил на созываемом 10 июня пленуме.
Такая быстрая расправа со Слепковым объясняется тем, что Сталин, благодаря болезни Рыкова и освобождению на время выработки программы КИ Бухарина, оказался в «большинстве».
Фракция Рыкова явно оформляется не только в Москве, но и по периферии.
Последнее время Сталин старается «расчистить» Московскую организацию, которая вся во главе с Углановым, за исключением Рютина, оказалась рыковской. Так уже снят из МК Бауман. После письма к друзьям Кагановича, в котором тот писал, что ЦК под руководством Сталина привел к печальным результатам хлебозаготовок, что в дальнейшем партия должна ориентироваться на Рыкова, как единственно талантливого вождя, Сталин хотел снять Кагановича и метил на Украину Угланова, чтоб очистить Москву. Ему заявили, что это не пройдет, и Сталин, видно, смирился.
Соотношение сил в случае дискуссии будет, по общему мнению, не в пользу Сталина. Подтвердило это и голосование на апрельском пленуме ЦК по поводу втузов.
Разногласия в Политбюро не являются больше секретом ни для кого, да и обе стороны не очень их скрывают. Так, на апрельском пленуме ЦК было подано в президиум за подписями восьми членов ЦК с мест заявление с запросом по поводу розни в Политбюро. Они просили выступить по этому вопросу как Сталина, так и Рыкова, для того, мол, чтобы «спор» по примеру прошлых лет не свалился «как снег на голову». Заявление это было обойдено полным молчанием, и о поступлении этого заявления узнавали только со слов подавших.
На докладе Сталина о пленуме на Московском активе в числе прочих записок была подана записка Сталину с запросом: «Правда ли, что он в последнее время находится в Политбюро в меньшинстве?». На это Сталин ответил буквально, [что] «быть в меньшинстве не зазорно, и В. И. [Ленин] бывал часто в меньшинстве», но что он благодарит авторов за сочувствие.
3-е письмо.
[…] Настроение в массах в связи с колдоговорной кампанией явно оппозиционное, но у них есть боязнь идти с оформленной оппозицией, так как боятся, что их требования будут отведены под флагом борьбы с оппозицией. К профсоюзным организациям отношение рабочих презрительно-враждебное; по всем вопросам, даже самым мелким, рабочие идут прямо к секретарю ячейки, говоря, что хотят иметь дело непосредственно с «хозяином, а не с приказчиком». Рабочие очень интересуются аппозицией… Отходов среди рабочих почти совсем нет, во всей Моск. орг. едва насчитываются десятка три подавших заявления.
Интересный случай был на Богородской мануфактуре на юбилейном по случаю 10-летия Красной армии собрании: приехавший из Москвы докладчик после сухого доклада предложил казенную резолюцию одобрения, приветствий ЦК и «вождю» Ворошилову и т. д. Секретарь ячейки имел глупость запросить собрание, не желает ли кто высказаться. Тогда встал рабочий-оппозиционер, исключенный из партии, старый партизан, пользующийся большим авторитетом среди рабочих, и попросил слова. Прежде всего он предложил собранию включить в резолюцию посылку приветственной телеграммы вождю Красной армии Троцкому, а в приветственную телеграмму включить наказ вернуть Троцкого на руководящую работу в Красную армию. Докладчик вскочил на стол и истерически завопил, что это, мол, явная «контрреволюция» и потребовал, чтобы оно не ставилось даже на голосование. Президиум собрания вместе с секретарем ячейки растерялись, а рабочий обратился непосредственно к собранию и попросил тех рабочих, которые участвовали в гражданской войне, поднять руки и задал им вопрос: «Кто был вождем Красной армии и чьи приказы они знали и выполняли на фронте?» Все ответили: Троцкий. В ответ на это докладчик пытался «доказать», что руководителем Красной армии был ЦК и… Ворошилов. Его встретили смехом, и голосование дало две с лишним тысячи за добавление при двухстах против и воздержавшихся. На другой день был снят секретарь ячейки и назначены перевыборы бюро.
…Говорят, что после объявления «левого» курса Каменев и Зиновьев в бытность в Москве ходили к Бухарину с предложениями поддержать всячески этот курс, на что им Бухарин ответил, чтоб они, мол, сидели и не рыпались — «без вас пока обойдемся».
«Интересную» характеристику дал Зиновьев в беседе с… «троцкистской» оппозиции: троцкистская оппозиция состоит, мол, из трех составных частей: 1) старые исконные большевики, как Пятаков, Преображенский, И. Н. Смирнов, Серебряков; 2) очень талантливые индивидуалы, воспитанные в духе западной социал-демократии, в прошлом хорошие революционеры, не имевшие ничего общего с нашей партией,- Троцкий, Радек и Раковский; 3) основная масса, вузовцы, в большинстве своем мелкобуржуазный элемент, так, мол, третью группу мы вернем в партию, первая группа уже целиком отошла и останутся в одиночестве «индивидуалы». […]
На последнем Конгрессе Профинтерна перед вынесением резолюции на Конгресс таковая обсуждалась в русской делегации. После оглашения резолюции Лозовским выступил Томский, очень резко раскритиковал резолюцию (а резолюция вырабатывалась в Политбюро) и стал вносить в нее добавления и «поправочки» в явно правом духе, совершенно сводившие на «нет» резолюцию. Делегация (была склонна эти поправки принять. Тогда взял слово Лозовский и заявил, что если будет принята хоть одна из поправок Томского, он сейчас же уйдет из Профинтерна и вообще со всякой работы. Дело передали на новое рассмотрение Политбюро, куда вызывали каждого из русской делегации в отдельности с наказом не «бузить», и, таким образом, прошла резолюция Лозовского.
[…] Во время пребывания падишаха афганского Аманул-ла-Хана в Москве падишах в числе прочих мест посетил и новое здание Армии и Флота. Встречал его, говорят, Постников, который давал падишаху объяснения к висящим в залах портретам вождей Красной армии, это, мол, «спаситель» в гражданской войне, это «самый главный руководитель гражданской войны» и т. д. Прослушав эти объяснения и просмотрев портреты, падишах задал коварный вопрос: «А почему нет портрета Троцкого? Разве он не является участником гражданской войны?» Постников немного смешался и пробормотал, что «это» будет в следующих залах и отрядил коменданта здания за телефонными директивами к Ворошилову. Последний распорядился повесить портрет, и падишах был удовлетворен. Очевидцы говорят, что портрет висел «целых полчаса».
[…] На открытии комсомольского съезда в Большом театре оппозиционерами-комсомольцами было сброшено с четвертого яруса около двух тысяч экземпляров открытого письма к съезду (комсомольцев-оппозиционеров). Съезд был ошарашен. Кто сдал листовки в президиум съезда, а кто и не сдал. Настроение на съезде было не из «спокойных». Тем более, что случился еще один казус: социал-демократический союз молодежи прислал свое приглашение на предстоящий съезд и ЦК его приняло. Передают, что Чаплин и Шацкий подали по этому поводу протест в президиум, который остался неоглашенным.
Последнее время ГПУ произвело среди комсомольцев-оппозиционеров много арестов.
В Москве теперь есть еще один «битый» — Агафонов; его побил публично в кинематографе оппозиционер тов. Заге, который был тут же арестован.
Вот и все. За что купил, за то и продаю.
Очень похоже на правду, если не все, то почти все.
Крепко жму руку.
Ваш Л. Троцкий [После 10 июня 1928 г.]
ИЗ ПИСЬМА ЛЕЙТМАНУ 21 июня 1928 г.
Дорогой тов. Лейтман. Описываемая Вами история есть предел гнусности. Когда я говорил о том, что озлобление не есть политическое чувство, я отнюдь не хотел этим сказать, что нужно благодушно относиться ко всем этим мерзостям и подставлять левую щеку, когда бьют по правой. Нет, мы не толстовцы. Кудымкорскую историю нужно довести до сведения всей партии, всего рабочего класса. Каждый из нас обязан сделать в этом направлении все, что только возможно. Вы спрашиваете: действуют ли нудымкорские власти по собственной инициативе или под указку центра. И то и другое. Сверху приказали, снизу перестарались. Грубость и нелояльность стали основными чертами аппарата, и в ссылке эти черты дают наиболее яркие и гнусные плоды. Кудымкорская история свидетельствует о том, какая нужна гигантская работа чистки и перевоспитания, чтобы добраться до честного партийного режима. Тем более выдержки, твердости и верности своим взглядам требуется с нашей стороны.
Безмерная гнусность кудымкороких властей позволяет думать, что там дело не чисто: особую ревность в борьбе с оппозицией проявляют, как известно, казнокрады, насильники, словом, люди, у которых рыльце в пушку и которые пытаются отыграться на оппозиции. […]
21 июня 1928 года
ЗАЯВЛЕНИЕ* Шестому конгрессу Коммунистического Интернационала 12 июля 1928 г.
* Посылаю копию моего «Заявления», посланного Конгрессу 12 июля Кроме этого формального «Заявления», я послал обширный комментарий к нему под заглавием «Что же дальше?» Еще раньше я послал критику проекта программы Л Тр [Приписка Троцкого]
Конгресс Коминтерна собирается после более чем четырехлетнего перерыва, исполненного величайших международных событий и жестоких ошибок руководства. Оппозиция большевиков-ленинцев, к которой нижеподписавшийся принадлежит, давала этим событиям и ошибкам неоднократную оценку в ряде документов, статей и речей. Во всем основном и существенном точка зрения оппозиции уже нашла или все более находит подтверждение в ходе событий (оценка германского поражения 1923 года и перспектив стабилизации; оценка «демократически-пацифистской эры», эволюции фашизма и социал-демократии, взаимоотношений Америки и Европы; лозунг Соединенных Советских Штатов Европы; стратегические проблемы китайской революции и англо-русского комитета; вопросы хозяйственного развития СССР; вопрос о построении социализма в отдельной стране и пр.).
Возвращаться к этим достаточно освещенным нами вопросам в рамках настоящего Заявления не представляется ни возможным, ни необходимым. Достаточно повторить, что все принципиальные ошибки руководства вытекали из сползания с марксистской, большевистской линии на центристскую, которая до самого последнего времени все более уклонялась вправо.
Неправильный курс, упорно применявшийся в течение нескольких лет, начиная с 1923 г., неразрывно связан с аппаратно-бюрократическим перерождением партийного режима в Коминтерне и в ряде его секций, особенно в ВКП. Бюрократизация приняла за этот период совершенно неслыханные размеры и формы, угрожающие самим основам партии международного пролетариата. Одним из явных и неоспоримых проявлений бюрократизма и аппаратного самоуправства является тот факт, что руководство величайшими мировыми событиями обходилось в течение четырех с лишним лет без Конгрессов Коминтерна, причем выбранный на Пятом конгрессе Исполком подвергся, помимо всяких Конгрессов, полной внутренней перестройке, с устранением из него руководящего ядра, выбранного Пятым конгрессом.
Результатом ошибочной линии и вытекавших из нее тягчайших поражений явились: задержка роста и влияния Коминтерна, ослабление международного положения СССР и замедление темпа хозяйственного развития и социалистического строительства первого рабочего государства.
Начинающееся в Европе полевение масс, проходящее пока через первые свои этапы, ставит перед Коминтерном величайшие задачи, требующие коренного изменения курса и внутренней перегруппировки сил. Не менее остро предъявляет такого же рода требования к ВКП хозяйственное и политическое состояние Советской республики.
Шестой конгресс собирается в момент, когда под напором событий надлом руководящей линии последних лет уже налицо, и сдвиг влево намечен как в ряде решений и практических шагов ЦК ВКП, так и в некоторых постановлениях февральского
