заявлении Пятакова. Если наши, к счастью, единичные примиренцы второго призыва и теперь не поймут, куда сей путь ведет, то они погибли безвозвратно. Ищенко сейчас в Москве. Из Каинска он перед отъездом писал мне, требуя чего-то вроде заявления о нашем признании программы и о нашем подчинении всем решениям Конгресса. Из Москвы он прислал мне телеграмму в том духе, что оба эти предложения снимает. Не знаю, что повлияло на него в Москве, но, вообще говоря, я склонен московскую телеграмму истолковать в хорошем смысле. Огромный плюс последнего периода тот, что в обсуждение всех вопросов нашей политики втянуты сейчас полностью сотни наших единомышленников, в том числе и молодых. Эта школа совершенно незаменимая. В результате наша группа в целом выросла на целую голову. Вы пишете, что Сталин на июльском пленуме понес серьезное поражение. Я с этим согласен, если рассматривать июльское поражение как крупное тактическое, а не стратегическое поражение. В общем, конечно, он сильно ослабел. Но и поражение правых нелегкое. Аппарат, по-видимому, все же в руках у центристов довольно крепко. Еще зигзаги будут, возможно даже, что линия зигзагов уже в ближайший период получит форму малярийной кривой. Это требует от нас очень пристального, детального, конкретного анализа меняющейся экономической и политической обстановки. Русская экономика ложится, очевидно, на Вас. В этой области работает и Палатников. Я сейчас больше занят международными вопросами, которые отнимут у меня ближайший месяц, а может, и два.
Крепко жму руку и желаю всего хорошего.
[Троцкий] Алма-Ата, 4 сентября 1928 г.
ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ. 9 сентября 1928 г.
Вы опрашиваете моего мнения насчет Конгресса. Я не имею пока ни окончательного текста программы, ни резолюций Конгресса, за исключением тактической резолюции по докладу Бухарина, полученной вчера. Проекты резолюций не печатались, как известно, чтобы не дать «посторонним» сравнить их с окончательным текстом Поэтому значительная часть прений звучала для читателей «намеками на то, чего не ведает никто». Окончательное суждение можно будет вынести после получения всех решений. Пока ограничиваюсь предварительными замечаниями.
1. Пытаюсь открыть новую полосу, Конгресс не завершил старой. Одна полоса вклинивается в другую механически. По многим вопросам оппортунистические, ревизионистские предпосылки сочетаются то с оппортунистическими, то с ультралевыми выводами. Конгресс линял даже в течение месяца своих заседаний, линял скорее «влево». Наиболее оппортунистическое истолкование стабилизации дано в первом докладе Бухарина. Но уже в самом хвосте тезисов по его докладу прибавлены слова «о возможности крутых исторических переломов», заимствованные дословно из наших документов, но совершенно не мотивированные характеристикой империалистской эпохи.
Несмотря на прилив новых колониальных и вообще заокеанских элементов, несмотря на живые струйки, пробивающиеся в речах и предложениях многих и многих делегатов — общий дух руководства Конгресса и его решений есть дух эклектики и эпигонства.
2. Хотя, как сказано, окончательного текста программы нет, но ясно, что дальше маскировки наиболее обнаженных мест дело не пошло. Программа есть убийственное закрепление эклектики, и потому станет идейным источником самых различных оппортунистических, ревизионистских и ультралевых нагноений. Программа, как и все вообще решения Шестого конгресса, открывают эпоху глубокой дифференциации внутри Конгресса.
3. Конгресс работал все время, озираясь на оппозицию. Конгресс шел под знаком обороны — обороны от нас. Это придавало ему особенную неуверенность и сбивчивость. Он страховался оговорками по каждому вопросу. Кто захочет, возьмет тезис; кто не захочет, воспользуется оговоркой. Во всяком случае, оппозиция занимала один из важнейших «секторов» в зале заседания, хотя ее представителей там, по-видимому, не было. Только по вопросу о программе резко в нашем духе высказался представитель Индонезии Альфонсо (Правда, No 191).
Вопрос о стабилизации решался по-разному в разные моменты Конгресса, опять-таки под большим влиянием нашей постановки вопроса. Для Европы и Америки стабилизация превращена в «органическую», а не «случайную» (Бухарин). Из этого нелепого противопоставления могут быть легко сделаны выводы, порывающие со всей ленинской оценкой империалистической эпохи (см. 2-ю главу моей критики проекта программы). В то же самое время для Китая — «революция продолжается». Кто считает, что Китай после поражений вступил в довольно длительный межреволюционный период, тот ликвидатор.
На период «органической» стабилизации совершенно не дано программы переходных боевых требований, кроме лозунга борьбы с войной. Лозунг борьбы с войной поставлен изолированно, механически, по-бухарински, и партиям предложено на этой борьбе «сосредоточить все свои силы». Как будто есть особый секрет борьбы с войной, помимо правильной революционной политики борьбы с буржуазией и ее государством.
Совершенно так же поставлен Бухариным вопрос о борьбе с социал-демократией. «Мы, мол, всему научились, а вот бороться с социал-демократией еще не научились». Как будто борьба с социал-демократией есть особое «искусство», независимое от правильной революционной линии.
Но если не дана программа переходных требований, то и борьба за власть отодвинута в неопределенную даль. Одной из важнейших задач европейских компартий указана борьба за… китайскую революцию. Но в Китае сейчас революции нет и есть контрреволюция. Когда возродится в Китае революция — неизвестно. Перспектива же революции в самой Европе практически совершенно снята.
Прямо-таки постыдный характер имел доклад Куусинена о колониальных и полуколониальных странах. Бедняга попросту отрыгнул в непереваренном виде весь меньшевизм. Мартынов имел удовольствие слушать себя снова таким, каким он был двадцать лет тому назад. То обстоятельство, что Конгресс не смел Куусинена с трибуны грязной метлой, само собой представляется угрожающим.
Вопрос о «крестьянских» и «рабоче-крестьянских» партиях остался открытым. К Крестинтерну не решились прикоснуться. Раздавались решительные голоса за создание крестьянских и рабоче-крестьянских партий и за вхождение в них компартий. Возражения имели не принципиальный, а трусливо ограничительный характер. Нашел ли этот вопрос какое-либо отражение в резолюциях, еще не знаю. Между тем это вопрос жизни и смерти для колониальных компартий, да и для всего Коминтерна.
Лозунг демократической рабоче-крестьянской диктатуры окончательно превращен в надысторическую абстракцию для четырех пятых человечества (Азия, Африка, Южная Америка..). Дебаты на Конгрессе, даже сквозь подчищенные, приглаженные и подмалеванные отчеты «Правды», свидетельствуют с полной несомненностью, что «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» означает путь гоминьдановщины во всех возможных ее исторических вариациях. Считаю необходимым привести здесь на эту тему поистине освещающие слова Мартынова:
«По мнению тов. Бензета, мы в Индии находимся накануне этапа превращения буржуазно-демократической революции в социалистическую. Но ведь это то же самое, что Радек говорил о Китае. Где же остается борьба против империализма, борьба за Национальное освобождение, этап антиимпериалистической демократической диктатуры рабочих и крестьян? Они исчезают».
Борьба против империализма «исчезает», если она ведется при диктатуре пролетариата. Так у нас «исчезла» аграрная революция, которая совершилась только после октябрьского переворота.
«Антиимпериалистская лига» оставлена как некий сверхгоминьдан, как арена, на которой авантюристы и карьеристы колониальных и империалистских стран будут освежать свою репутацию за счет угнетенных народов и особенно их пролетариата. Достаточно сказать, что председателем этой маскарадно-шарлатанской лиги является один из английских полуперселей Макстон, которому наш ТАСС делает рекламу, как в свое время Перселю.
Так как китайская революция объявлена попросту «продолжающейся», то это избавило руководителей, от обязанности дать Киткомпартии программу действий для того столыпинско-чанкайшистского периода, в который вступил Китай. Не выдвинуты необходимейшие переходные лозунги: учредилка на основе четырехвостки, экспроприация «помещичьих» земель, восьмичасовой рабочий день, ликвидация неравных договоров. Борьба за эти лозунги, в том числе и парламентская борьба, если осуществится парламент, при первом же подъеме революции должна привести к созданию Советов и к борьбе за диктатуру пролетариата, ведущего за собою деревенскую и городскую бедноту. Между тем наши горе-стратеги «перескакивают» через наступивший ныне реакционный период в развитии Китая и пытаются все дыры заткнуть универсальным лозунгом демократической диктатуры, который для Китая имеет заведомо реакционное гоминь-дановское значение.
Доклад Мануильского замечателен только личностью докладчика. Далеко же зашло дело, если этого шута горохового, которого никто не берет всерьез, и меньше всего те, которые дают ему поручения, пришлось выставить в качестве генерал-прокурора и охранителя доктрины марксизма и заветов большевизма. Здесь борьба против оппозиции переведена на язык сборника анекдотов из национального и иного быта. Неосторожный шаг! Группировка, которая выставляет Мануильского своим идейным знаменосцем, тем самым свидетельствует, что она дошла до какой-то роковой черты.
Доклад Варги есть осторожно уклончивая сервировка материалов под углом зрения социализма в отдельной стране, но так, чтобы и не нести за эту теорию полной ответственности. Варга слишком теоретически грамотен, чтобы не понимать жалкой несостоятельности теории социализма в отдельной стране. В бытность мою в Берлине (весною 1926 года) Варга, в присутствии Лапинского и Крестинского, говорил мне буквально следующее:
«Разумеется, теория эта неверна, но она дает перспективу русскому рабочему и поддерживает его дух; если бы русский рабочий был настолько развит, чтобы вдохновляться международной перспективой, не было бы необходимости в теории социализма в отдельной стране».
Словом, поповская «ложь во спасение». Варга является в Коминтерне теоретическим Полонием (из «Гамлета»). Он готов представить теоретические доказательства тому, что облако на горизонте похоже на верблюда, впрочем, и на рыбу, а если принцу угодно (т. е дежурному вождю), то и на социализм в отдельной стране и на всякую вообще самобытную яичницу. При Коминтерне действует уже целый корпус таких Полониев разных родов оружия.
16. Тезисы констатируют «большевизацию и консолидацию» партий Коминтерна и «преодоление внутренней борьбы». Между тем съезд, даже пропущенный сквозь игольное ушко редакционной цензуры, дает картину прямо противоположного характера. Ожесточенная глухая борьба шла по всей линии. Фракционные группировки большей или меньшей оформленности обнаружили себя на Конгрессе в делегациях Германии, Англии, Польши, Соединенных Штатов, Румынии, Югославии и пр и пр. Делегация СССР, конечно, не составляла исключения, а, наоборот, сама вносила раскол в другие партии. В бесчисленных речах раздавались жалобы на ожесточенную фракционную борьбу, «не оправдываемую сколько нибудь крупными политическими разногласиями».
Никто не дал себе, однако, труда поставить вопрос, почему же фракционная борьба разъедает «внутренне консолидированный» Коминтерн. Ответ между тем ясен. Нынешний Коминтерн основан на блоке правоцентристской или прямо оппортунистической фракции с левоцентристской и неоформленно пролетарской. Положение в СССР и режим Коминтерна удерживают противоречия этих группировок в неразвитом, придушенном виде, между тем давление классовой борьбы делает блок тянущих в разные стороны сил совершенно невыносимым. Отсюда жестокая фракционная борьба при видимом отсутствии «крупных политических разногласий».
На Конгрессе не раз говорилось о сращивании социал-демократии с капиталистическим государством. Несомненно, что положение мелкобуржуазного средостения между империализмом и пролетариатом вынуждает социал-демократическую и профсоюзную бюрократию брать нa себя во все критические моменты по всем основным вопросам прямую ответственность за буржуазное государство. Но этим самым социал-демократическая бюрократия очищает место для нового мелкобуржуазного средостения. Это место занимает отчасти левая социал-демократия, в большей мере — правое крыло Коминтерна. В Китае и Англии это обнаружилось в классически законченной форме. Но те же тенденции имеются во всех странах. Основой же
