туманной половинчатости и дипломатических уверток. Правильно. Вот почему вам надо, наконец, свести концы с концами. Если партия — труп, надо на новом месте строить новую партию и открыто об этом рабочему классу сказать. Если термидор совершился, и диктатура пролетариата ликвидирована, тогда надо открыто выдвинуть знамя второй пролетарской революции. Так мы поступили бы, если бы путь реформы, за который мы стоим, потерпел крушение. К сожалению, руководители ДЦ по уши сидят в туманной половинчатости и дипломатических увертках. Они страшно «лево» критикуют наш путь реформы, который, как мы, надеюсь, показали, вовсе не значит путь сталинской легальности -но они не выдвигают перед рабочими массами и другого пути. Они ограничиваются сектантским ворчаньем по нашему адресу И выжидательным расчетом на стихийные движения. Если бы эта линия укрепилась, она не только погубила бы вашу группу, в которой немало хороших и преданных революционеров, но, как всякое сектантство и всякий авантюризм, оказала бы лучшую услугу правоцентристским тенденциям, т. е. в последнем счете, буржуазной реставрации. Вот почему, дорогой товарищ, прежде чем объединиться — а я за объединение всей душой,- надо идейно размежеваться на основе четкой и принципиальной политической линии. Это старое и хорошее большевистское правило.
С коммунистическим приветом
Л. Троцкий
[11 ноября 1928 г.]
ПИСЬМО ЯНУШЕВСКОМУ 18 ноября 1928 г.
Дорогой друг, я до сих пор не ответил на Ваше письмо и, главное, не поблагодарил Вас за Форда [Легавая собака. Прим. Л. Троцкого]. Причин тому много; главной из них является полное расстройство письменных сношений. Но так как настоящее письмо посвящено собачье-охотничьим вопросам, то надеюсь, что оно дойдет беспрепятственно. Вот Вам обстоятельный отчет о Форде: исхожу из того, что Вам лично и остальным друзьям, содействовавшим в доставлении мне этой собаки, любопытно будет, как охотникам, прочитать настоящее донесение. В первый период Форд нас несколько испугал своей чрезвычайной размашистостью, чтобы не сказать разнузданностью, особенно по сравнению с тихой Майей [Кличка собаки.- Прим. ред.-сост.]. Форд потрясал до основания нашу дачную квартирку и не всегда соблюдал правила вежливости. Возможно, что железнодорожное путешествие несколько выбило его из равновесия. Сперва я совершил с ним несколько охотничьих опытов в близлежащих горах. В первые разы бросались в глаза больше его недочеты, чем положительные стороны. Своим неистовым поиском он несколько раз спарывал выводки рябков (горных куропаток). Все время делал стойки и полустойки на жаворонков и вообще мелкую пташку. Уходил далеко и надолго в кусты, несмотря на свист. Отыскав убитого перепела, стал его мять, мне не отдавал, сопротивлялся, когда я открывал ему пасть, и в конце концов перепела мы разорвали пополам. Тут была, впрочем, доля и моей вины. Нужно, однако, прибавить, что и на последней большой охоте, наткнувшись в кустах на убитого фазана, Форд изрядно растерзал его. Таковы явные минусы собаки, с которыми пришлось столкнуться на первых порах. Письмо ее бывшего владельца и воспитателя чрезвычайно помогло мне. После первых двух-трех опытов я усвоил уроки этого письма гораздо лучше, чем при первом чтении. Я стал собаку прибирать к рукам, прибегая время от времени и к хлысту. (К сожалению, о мерах наказания в препроводительном письме ничего не было сказано.) Полному испытанию качества Форда подверглись на недавней большой охоте, главным образом по фазанам. Правда, фазан в эту пору года стойки не выдерживает, и в этом смысле работа не могла отличаться полной чистотой. Испытанию подвергались главным образом чутье, энергия поиска (в густых камышах и колючих зарослях) и неутомимость. По всем этим трем статьям Форд сдал экзамен прекрасно. Он поднимал фазана больше, чем две другие собаки вместе, бросаясь по следу в колючие кустарники с бесстрашьем, которое бы сделало честь закаленному ирландскому сеттеру. Ввиду обилия серьезной дичи, он почти не баловался стойками по мелкой пташке. Поиск оставался, однако, слишком размашистым и независимым. Только уходившись за утреннюю охоту, он начинал к вечеру работать почти идеально. После выстрела почти всегда ложился, если не слишком много стреляли вокруг. Окрик «даун» он выполняет лучше всех других сигналов. Ищет убитую дичь хуже Майи, а однажды, как сказано, довольно долго оставаясь наедине с убитым фазаном, жестоко растерзал его. Живости он чрезвычайной, глаза умные, и это искупает целиком дефекты экстерьера: недаром же Бутулин говорит: «Нам с лица не воду пить». Думаю с ним походить, когда прибудут сапоги, по болотной дичи: охотники говорят, что сейчас под городом много бекасов и гаршнепов, очень жирных, и выдерживают стойку. Словом, я собакой очень доволен, семья относится к ней с большой симпатией. Посылаю отсюда организаторам и участникам этой посылки, поименованным в Вашем письме, самую горячую благодарность.
[Троцкий] Алма-Ата, 18 ноября 1928 г.
ИЗ ОТКРЫТКИ СТРАЖУ 24 ноября 1928 г.
Дорогой друг, получил интереснейшую стенную газету и «Октябрь» со статьей Серафимовича. Эти неудачники буржуазной беллетристики думают, что они призваны создать «пролетарскую» литературу. Они понимают под этим, очевидно, мелкобуржуазную подделку 2-го или 3-го сорта. С таким же основанием маргарин можно назвать «пролетарским маслом». У старика Энгельса есть прекрасная характеристика этих господ применительно к французскому «пролетарскому писателю» Валлесу. 17 августа 1884 г. Энгельс писал о нем Бернштейну:
«Валессу вам незачем делать столько комплиментов. Это жалкий литературный или, скорее, литераторский фразер, который абсолютно ничего из себя не представляет, который из-за отсутствия таланта перешел к самым крайним и стал «тенденциозным» писателем, чтобы таким образом пристроить свои плохие беллетристические произведения».
Наши классики были в этих делах беспощадны, а эпигоны превращают «пролетарскую литературу» в нищенскую суму, куда собирают буржуазные объедки. А кто не хочет эти объедки принимать за пролетарскую литературу, тот «капитулянт». Ну и пошляки, ну и фразеры, ну и пакостники. [..]
24 ноября 1928 г.
ТЕЛЕГРАММА 3 декабря 1928 г.
Москва ГПУ Менжинскому ЦК ВКП (б) ЦИК — Калинину Седову
Больше месяца абсолютная почтовая блокада. Перехватываются даже письма телеграммы здоровье дочери необходимых средствах прочее. Точка. Сообщаю для устранения будущих ссылок на исполнителей.
Троцкий. 3 декабря [1928 г.]
ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО Декабрь 1928 г.
Дорогой товарищ, вы, как и некоторые другие товарищи, спрашиваете: не слишком ли мы берем примиренческую линию, выдвигая такие требования, как честный созыв Шестнадцатого съезда, сокращение партбюджета в 20 раз, опубликование скрываемых работ Ленина и пр. Разумеется, вам ясно, что дело идет тут о ближайших лозунгах внутрипартийного порядка. Это первые шаги, выполнение которых должно было бы показать партии, что совершился серьезный перелом режима. Вопрос о том, насколько осуществимы данные лозунги при нынешнем руководстве, отнюдь не решает судьбы самих лозунгов. Для всех нас совершенно ясны: а) несостоятельность нынешнего руководства, б) неосуществимость перечисленных минимальных лозунгов внутрипартийного характера, поскольку они зависят от доброй воли руководства. Дело идет о мобилизации пролетарского ядра партии, так сказать, большевистской фракции ВКП, под известными, очень простыми и совершенно бесспорными переходными требованиями. Сопротивление руководства этим требованиям будет раскрывать глаза партии на характер руководства и тем увеличивать большевистскую фракцию ВКП. Другими словами, значение выдвинутых требований о внутренней жизни то же, что значение переходных требований в компрограмме вообще.
Но правильны ли эти требования как переходные? Оспорить их правильность можно было бы, только исходя из того соображения, что «партия — труп» (В. Смирнов), т. е. отрицая наличность внутри ВКП большевистской фракции и возможность ее очень значительного роста с перспективой овладения знаменем и формальными, не только идейными традициями ВКП. Этот вопрос на данной стадии решает. Для того чтобы оценить правильность и целесообразность того или иного переходного лозунга, необходимо каждый раз поставить себя мысленно в положение рабочего-оппозиционера, выступающего на собрании ячейки или общезаводском собрании, где затронуты партийные вопросы, скажем, вопрос о «самокритике». Если рабочий-оппозиционер захочет утолить себя и свое дело, то он скажет: «Партия — труп, и от нее ничего ждать нельзя». Такая позиция была бы чисто реакционной: сектантство, при попытках выхода на широкую арену, нередко играло и будет играть реакционную роль Толковый оппозиционер скажет: чтоб «самокритика» перестала быть полукомедией, полупровокацией, надо обеспечить осуществление элементарнейших предпосылок партдемокра-тии и перечислить названные выше лозунги. Он может и должен при этом открыто прибавить: «Я совершенно не верю в то, что нынешнее руководство способно добровольно осуществить эти требования и потому ни на грош не верю «самокритике». Но вы, товарищи, верите или хотите верить. Вот и давайте проверим на предлагаемых мною бесспорных требованиях». Вот как поступит серьезный оппозиционер, который ищет путей к пролетарскому ядру партии и к массе вообще. Одной нашей собственной правоты совершенно недостаточно. Никуда не годится та правота, которая не стремится стать массовой силой. Гоняться за тем, чтобы пересмирнить Смирнова, нам не к лицу. На партийном собрании сторонники Смирнова просто не будут знать, с какой ноги ступить, или вынуждены будут посвящать свои речи доказательству того, что никогда они партию трупом не считали и пр. Нельзя, конечно, забывать при этом, что частичные лозунги захватывают только частицу вопроса. Но ведь платформа-то остается, как и все остальные наши документы. Там разработка системы требований по всем основным вопросам деятельности ВКП и Коминтерна. В этой области мы ничего не смягчаем, наоборот, заостряем и углубляем (в частности, в наших документах, направленных Конгрессу [Коминтерна]). Но преподносить партии нашу непримиримую критику и наши «неурезанные» лозунги надо так, чтобы рабочее ядро почувствовало, что мы хотим и умеем с ним разговаривать на понятном ему языке. Ведь рабочее ядро, массы вообще еще не с нами, этого не надо забывать. Это главное и основное. Масса недовольна, недовольно рабочее ядро партии, но свое недовольство они выражают на навязанном им условном и фальшивом языке аппаратной казенщины, важнейшей частью которой является вражда к оппозиции или страх перед нею. Надо, ничем не поступаясь по существу, подойти к партийной массе так, чтобы она нашла выход к подлинной партийности, исходя из своих нынешних позиций. Вот этой цели и служат, в частности, названные выше лозунги.
[Л. Троцкий] [Декабрь 1928 г.]
ОТВЕТ ДВУМ ПРИМИРЕНЦАМ, СТОРОННИКАМ ТОВ. ИЩЕНКО Декабрь 1928 г.
Алма-Ата
Уважаемые товарищи!
Сейчас я окружен почти полной почтовой блокадой.
Ваше письмо — в отличие от других писем — почта мне доставила, притом в очень короткий срок: пятнадцать дней.
По существу дела, ваше письмо есть временная платфор-мочка новой группки для отхода от оппозиции. Очень может быть, что вы этого не сознаете, но те, которые подсунули вам эту «платформу», сознают, по-видимому, хорошо, куда ведут.
Отвечаю вам коротенько, ибо соображения вы приводите старые, давно опровергнутые всем опытом идейной борьбы.
1. Вы пишете о «недалеких грядущих боях за революцию на Западе». Возможно, хотя не доказано. Но как же быть с ошибочными в корне резолюциями и докладами Шестого конгресса? С эклектической программой
